За три часа до рассвета началось движение войск. Воины облачались в броню и проверяли в последний раз перед боем крепость щитов и копий, хорошо ли наточены мечи и топоры.

Фред держал над кипящим котелком стрелу, тщательно расправляя оперение. Затем, отложив ее к остальным, взял следующую.

Дагна, тихо бранясь на двергмаре, снял со своей лошадки увесистый тюк и с грохотом бросил его рядом с костром.

– Знаменитые дварфийские доспехи? – поинтересовался охотник, кивком указав на сверток.

– Ну почти, Фред, – сказал Дагна, надевая тонкую стеганую куртку и такие же штаны.

– Не тонковат поддоспешник-то? Наши рыцари, вон, акетоны в три пальца толщиной носят, – Фред закончил со стрелами и принялся вощить тетиву.

– Ну ты сравнил, Фред, – дварф достал из тюка свернутую в аккуратный рулон тонкую серебристую кольчугу такого мелкого плетения, что не всякое шило вошло бы между колец. – Рыцари они кто? Прежде всего, конные, верно?

– Ну, верно. И что с того?

– Странно, что именно мне это объяснять приходится, – длинная кольчуга с тихим мелодичным звоном прикрыла тело дварфа до самых коленей, а руки до локтей. – А то, что сражаются они порой с такими же рыцарями. Разгонятся как следует на своих конях и копьями на таран. Такой удар, даже если доспех не пробьет, все равно волной внутрь идет. Для того и нужны толстые акетоны. Пеший тебя никогда так не грохнет, как копье на галопе.

– А, например, тролль? – Фред принялся натягивать тетиву, которая скользя по свежему воску, никак не хотела занимать положенное ей место.

– Что тролль? – рассеянно переспросил Дагна, разложив на земле элементы своей брони в ряд, и отошел на пару шагов. – Как там было… Шлак, давно я этого не делал…

– Ну тролль же пеший, но если дубиной жахнет, то никакой доспех или акетон не спасет. Или спасет? – поглядев на задумчиво глядящего на доспехи Дагну, предложил: – Помочь?

– Ты не сможешь, Фред, но спасибо.

 Охотник, почти дотянув тетиву до противоположного конца лука, замер, когда скинув сапоги, Дагна подошел к левому краю разложенных доспехов и, нараспев заговорив, начал странно двигаться. От разворачивающегося зрелища Фред потерял дар речи.

– Топнем левой, топнем правой! – вступил дварф в раскрытые, раззявленные латные сапоги. Когда ступни уперлись в подошвы, капканом лязгнули створки сапог, охватывая голени Дагны. С щелчками штифты сами собой вставали в запорные гнезда. – В шахту мы идем оравой!

– На колени встанем дружно, – хлопнули наколенники и набедренники, соединяясь сами собой с сапогами и закрывая ноги дварфа до самого паха. – К нам Зерор неравнодушен! Надо же, вспомнил!

Дальше дело пошло быстрее.

– Пузо выпятим мы смело, с честью делает дварф дело! – кираса со звоном заковала торс дварфа, подстраиваясь под фигуру, пряча шею и главную драгоценность – бороду – под выдвинувшимся воротником-бувигером. С шелестом развернулись пластинчатые тассеты, наползая на бедра.

– Молот в руки или кирку! Каждый день как под копирку! – лязгнули тяжелые наплечники, из-под которых выстрелили налокотники и наручи, обтекая руки дварфа до самых кистей.

Несколько раз подпрыгнув и пару раз взмахнув руками, Дагна удовлетворенно кивнул и, спустя пару мгновений, когда щелчки окончательно подгоняемых доспехов прекратились, поднял латные рукавицы и глухой покатый шлем с забралом без единой смотровой щели.

– Пальцы – клещи, глаз – алмаз! – он надел будто бы огромные рукавицы, которые тут же ужались по руке, шелестя наползающими друг на друга фигурными пластинами. – Дварф – красив, – опустив шлем на голову, Дагна захлопнул забрало, которое ту же слилось в единое целое с куполом. – Орк – глинолаз… Бездна, надо было лучше полировать забрало.

Голос звучал гулко, металлически.

– Ладно, вроде все видно. Так что там про тролля, Фред?

Фред медленно выругался. Дзенькнула сорвавшаяся тетива и мимо Дагны пролетел резко распрямившийся гудящий и вибрирующий лук.

– Вперед! – скомандовал барон Вильямин, указывая полуторным мечом на опушку леса. – На штурм!

Солдаты переглянулись, но все-таки подчинились приказу. Прикрываясь щитами, воины все ближе приближались к живой, волнующейся стене темных, кажущихся в предрассветный час почти черными, высоченных сосен и разлапистых елей. Пять десятков в сопровождении рыцарей должны были первыми вступить в чащу и при необходимости связать врага боем, чтобы арьергард успел совершить обходной маневр и ударил с тыла и флангов, взяв гоблинов в клещи.

Барон ехал сбоку от отряда с поднятым забралом, вальяжно развалившись в седле и небрежно свесив щит в сторону. Бойцы поглядывали на него со смесью тревоги и раздражения.

– Вам бы спешиться, сэр, – наконец молвил один из них, когда до опушки оставалось едва ли сорок шагов. – От конного в лесу проку мало, как бы не…

– Как бы тебе не заткнуться, хам! – заносчиво бросил Вильямин, даже не глядя в сторону говорившего.

– Воля ваша…

Дагна сморщился от такого неуважения к соратнику, но промолчал, продолжая движение и до рези в глазах всматриваясь в просветы между деревьями. Несмотря на закрытое забрало, дварф видел все так, будто никакого шлема на нем вовсе не было. Дагна очень гордился своим изобретением, не раз и не два спасавшем его на пустынных дорогах. Забрало его шлема было выполнено из Железного Стекла – сплава, что родился в его плавильной печи еще сорок пять лет назад и не уступал в прочности закаленной стали, но обладал, при нужной обработке, свойством односторонней прозрачности. Дагна уже собирался поставить производство Железного Стекла на поток, когда его жизнь полетела в бездну.

Когда до леса оставалось не более тридцати шагов, из-за деревьев ливнем полетели стрелы. Их было так много, что, даже, несмотря на большие щиты, за которыми укрылось большинство, штурмовые группы моментально понесли потери. Пара человек рухнули замертво, битые в лицо и горло, еще трое оказались тяжело ранены и остались лежать, болезненно корчась и судорожно обламывая древки стрел.

– Не стоять! Не изображать мишени! Вперед, канальи, на штурм! – подняв коня на дыбы, заорал Вил, которого чудом не задел этот смертоносный ветер. – Вперед, если жизнь дорога! За Исгард!

– За Исгард! За Короля! – прогремели воины и, быстро преодолев разделяющие их с опушкой тридцатку, бросились в стремительном рывке под сень деревьев, проламывая подлесок.

Однако стрелков уже и след простыл, а в глубине чащи раздавались гортанные крики и улюлюканье.

Барон отстал, завязнув в зарослях, и неопытные люди мгновенно потеряли всякое подобие строя и начали медленно рассеиваться по лесу, войдя в кураж от адреналина и страха. Дагна, покрутив головой, увидел, что рядом нет никого из командиров, а бойцы продолжают нестись вглубь леса, и, что было мочи, заорал.

– Стоять! Стоять, песье семя! Стоять, зараза!

Большинство солдат оказавшихся поблизости, заполошно обернулись, сразу сбавили шаг, но остальные сами орали так, что уши закладывало, продолжая бежать навстречу смерти.

И тут снова свистнули стрелы.

Люди начали умирать.

Тогда дварф сделал то, что не любил больше всего на свете. Сбросив наземь молот и топор, проклиная все на свете, побежал. Очень быстро побежал. Волчком крутясь от одного человека к другому, он щедро раздавал удары закованным в сталь кулаком и щитом.

– Стой, гад! Стой, собака! Щит поднял! Щит к хлебалу поднял, сволочь! Назад! – пот градом заливал глаза подгорного воина, благо конструкция его шлема позволяла справляться и не с таким.

Дагна старался изо всех сил, но не мог поспеть везде и всюду.

– Что вы уставились, идиоты? Лови остальных, пока не поздно, иначе всем нам крышка! Лучники, прикрывай! – ревел он не своим голосом на растерявшихся бойцов своего и других десятков, оказавшихся рядом. Солдаты бросились исполнять приказ, пригибаясь за щитами, другие, нырнув за стволы деревьев, начали отстреливаться, даже не осознав, что исходит он не от командира. Первая горячка начавшегося боя перерастала в голый, сковывающий вязкий страх. Противник оставался невидимым, а в такой ситуации обычному человеку всегда нужен кто-то, кто громко и четко скажет, что нужно делать. Делать что угодно, лишь бы сказали и лишь бы не думать своим кипящим от гормонов мозгом.