— И прими таблетки, — добавил Илюша. — Забудешь схему — позвони.

— А ты опять всю ночь — в Интернете?

— Я же не усну, пока ты не придешь. Спокойного дежурства, отец!

Илюша убежал. Семен Ильич уложил продукты в стол.

А в кабинете появилась пышная медсестра — с подносом.

— Вся травматология на ушах! Вы такой телегеничный! Вот ваш кофе — любимый, с молоком… А пирожки — мои фирменные…

— Спасибо, Людмила, мне все принес Илюша.

— Чудный мальчик! Такой внимательный, такой заботливый.

— Да. — улыбнулся доктор, — я даже теряюсь: кто — сын, а кто — отец…

— Отец — вы! Но эта вечная сухомятка, это отсутствие женской заботы…

— Людми-ила! — простонал он. — Я извиняюсь, в какой раз ты это излагаешь?

— И буду излагать, пока не образумитесь! — твердо пообещала она.

Румяный стриженый крепыш смотрел телевизор, держа на коленях трехлетнего сына, укутанного в одеяло.

— Хранить мужскую дружбу и мужскую честь! — читал клятву Ярослав.

— Мужскую дружбу и честь, — поддержал его на крупном плане крепыш.

— Папа, ты! — Ребенок ткнул пальчиком в экран. — Это сказка?

— Это жизнь, — сурово пояснил отец. — И по жизни Тимохе спать пора!

Он переложил сына с колен на тахту.

— А сказку? — потребовал ребенок.

— Какую, блин… то есть… сказку я тебе в натуре рассказал вчера.

— А спать Тимохе надо сегодня, — резонно возразил ребенок.

— Ну… щас… щас. — Крепыш напрягал гладкий лоб.

В комнату заглянули угловатые мужчина и женщина.

— Тимошенька, рыбка моя, — засюсюкала женщина, направляясь к ребенку.

— А ну, мотайте! — преградил дорогу крепыш.

— Толик, ты охренел? — вскрикнул мужчина. — Можно сказать внуку спокойной ночи?

— Приятного сна! Валите отсюда конкретно, валите!

Оскорбленные гости отвалили, а крутой Толик резко сообщил сыну:

— Сказка! Жили-были дед да баба, ели кашу с молоком, рассердился дед на бабу — трах по пузу… блин… кулаком!

Ярослав, откинувшись на высокую спинку вольтеровского кресла, с удовольствием наблюдал на экране самого себя, читавшего манускрипт:

— Клянемся с честью нести благородную ношу отца-одиночки!

— Благородную ношу отца-одиночки! — подхватил зал.

Ярослав горделиво поправил бабочку, с которой не расстался даже в домашнем халате.

А в соседней комнате перед иконой, у которой теплилась свеча, стояла тоненькая девочка со взрослым лицом:

— Боженька, сделай так, чтобы мой день рождения был не раз в году, а пять раз. Не из-за подарков, честное слово! Просто я бы чаще видела маму. Боженька, помоги, а за это я… я… — Она подумала и решилась: — Я буду любить всех-всех в классе! — Еще поколебалась и добавила: — Даже Нинку Лучинкину!

Из комнаты донесся голос Ярослава.

— Лиза, уже десять часов, ты ложишься?

— Да-да, папочка.

— Зайди ко мне — я поцелую тебя на ночь.

— Сейчас, папочка, — откликнулась Лиза, не отводя глаз от иконы: — И еще, боженька… Я пока маленькая, грехов у меня еще нет, но уже собираются… Так что, пожалуйста, следи за мной, чтобы я чего-нибудь не вытворила!

В спортзале пять молодых женщин — и среди них телеведущая Кира с ассистенткой Томкой — крутили педали велосипедов. Учащенное дыхание, слипшиеся волосы, струйки пота по лбам, перевязанным лентами.

— Девки, сдаюсь! — первой прекратила движение Томка.

Остальные тоже с облегчением бросили педали и радостно зашумели:

— Спеклась Томка! С тебя — пиво! И креветочки, и креветочки!

Томка покорно отправилась в предбанник — накрывать стол.

Три дамы весело плескались в бассейне.

А Кира на массажном столе постанывала под руками восточного человека, поросшего с головы до ног курчавой шерстью.

— A-а… О-о… У-у… Мурад, ты волшебник!

— Вах, зачем — волшебник? — скромно возражал Мурад. — Просто — мастер.

— Большой мастер! Все-таки и мужчина кое на что годится.

— Я тебе скажу, на что годится мужчина. Но ты не поймешь… фумунистка!

— Феминистка, — засмеялась Кира. — Выучи наконец: мы — феминистки.

— Вах, феминистки, коммунистки… Просто — женщины. Значит — глупые.

Мурад вскочил на стол и прошелся босыми пятками по телу Киры.

— Ай — ой — ей! — завопила она от сладкой боли.

Мурад соскочил на пол и горделиво удалился — могучий и мохнатый.

Возвращавшиеся из бассейна три грации поглядели ему вслед.

— Неандерталец, — оценила блондинка Света.

— Примат, — поддержала брюнетка Таня.

— Самец, — подытожила пестрокрашенная Элла.

— Девки, к столу! — позвала Томка.

Укутанные в простыни, как римские патриции, они подняли кружки пива.

— Ну, — произнесла Кира, — за нас с вами и за фиг с ними…

— …мужиками! — хором завершили свой традиционный тост остальные.

Дамы хлебнули пива и принялись за креветок.

— Кирка, анекдот! — потребовала Томка.

— Есть анекдот! Облезлый бабник говорит юной девице: «Дорогая, чтобы добиться твоей любви, что я могу тебе дать?» А девица ему: «Только наркоз!»

Подруги захохотали, снова принялись за пиво, закурили.

— Светик, дотянись до ящика, — попросила Кира.

— Ой, ты без ящика — ни секунды! — Блондинка Света включила телевизор.

На экране возникло собрание мужчин.

— А того, кто нарушит нашу великую клятву, — говорил Ярослав, — покарает рука судьбы и гнев товарищей!

— Рука судьбы и гнев товарищей! — подхватил зал.

— Что за паноптикум? — удивилась Кира.

Словно отвечая ей, Ярослав сообщил:

— А теперь — выборы совета и президента Союза отцов-одиночек…

— Дьявол побери! — воскликнула Кира. — Почему наш фонарь еще не там?

Новоиспеченный совет шумно заседал в кафе.

— Спокойно, друзья мои! — надрывался Ярослав. — Я понимаю ваши эмоции, но давайте по порядку. Зачитываю, что уже предложено.

Все притихли, слушая список Ярослава.

— Консультация по правовым вопросам, психологическая консультация, ночной детсад для работающих в ночь отцов, празднование дней рождения…

— Именинники месяца, — уточнил Армен Суренович.

— Да, на каждый день каждого ребенка нас не хватит, — кивнул Ярослав. — Далее, муниципалитет и собес, огород для обеспечения детей овощами…

— Отцы, еще подмосковный вариант, — напомнил Сергей. — Летом — пашем в деревне, зимой — продаем что напахали…

— Записано, — кивнул Ярослав.

— А курс молодого бойца? — спросил майор. — Стирка, готовка, глажка…

— Записано. Ты — ответственный.

— Короче, все записано, — сказал Сергей. — Теперь вкалывать — и все дела!

Но Ярослав показал большую сумку.

— Вот еще — письма женщин после телепередачи.

— Всего за неделю? — изумился Семен Ильич.

— Нет, за сегодня. А за неделю — там.

Ярослав показал на бумажный мешок в углу.

— Расписались бабы! — сказал майор. — А чего хотят?

— Крик души и тела, — усмехнулся Ярослав.

— Как будем отвечать? — спросил Семен Ильич.

— Никак! — отрезал Ярослав.

— Это не по-людски, — возразил Сергей.

— А они с нами по-людски? — завелся Ярослав. — Нет, вдовцам, конечно, сочувствуем. Но большинство у нас — разведенцы. Мы прошли все круги ада с этими… спутницами жизни. И бабам наш Союз, образно говоря, но пассаран!

Ярослав по-интербригадовски вскинул кулак.

А майор стукнул кулаком по столу.

— Ё-мое, как вспомню развод!

— Все равно не по-людски, — настаивал Сергей. — Я возьму письма.

— Бери, — пожал плечами Ярослав. — Читай, мечтай… А сейчас знакомьтесь: коммерческий директор Борис Михайлович Рябинский.

Лысоватый мужчина, сидевший тихой мышкой в углу, поклонился.

— Коммерческий директор чего, уважаемый? — спросил Армен Суренович.

— Нашего фонда. Объясните, Борис Михайлович.

Рябинский заговорил негромко, но очень внятно: