Уж не знаю, откуда монах так знал женщин.

Но, может быть, мужики, именно на этом самом плацдарме мы и сумеем дать им наш последний и решительный бой!

Действуем так: вот она проинтуичила, вот она все просекла, вот уже вроде спасения нет… Но тут-то и надо ей безо всякой агрессии, мягко так предложить: нет, дорогая, погоди, милая, ты про все очень правильно догадываешься, однако теперь давай немного подумаем…

И — логикой ее, и — аргументами, и — фактами!

И все. И тут она растеряется. И проколется ее интуиция, как воздушный шарик. И отступит ее мракобесие пред мощною силой рассудка.

И сдастся женщина на милость мужчины-победителя.

Складно я все это изложил. Красиво. Но — нереально.

Знаю, пробовал. Не раз пытался я увести женщину из темного царства интуиции в светлый мир разума. Пустое занятие.

Женщина легко и изящно уклоняется от попыток заставить ее о чем-нибудь подумать, что-либо осмыслить. И упорно продолжает свое — интуичит, интуичит, интуичит… До победного конца.

Женщина интуичит про наше настоящее.

Женщина просекает наше прошлое.

Женщина провидит наше будущее.

Ей подвластны все наши тайные загадки, все наши загадочные тайны.

Она видит нас как ладони, она наблюдает нас как на рентгене, она знает всю нашу подноготную…

Но как? Откуда? Почему?

Я уже было совсем отчаялся это понять.

Я даже был готов уже поверить в любую мистику.

Но в последний миг мне подарил шанс на прозрение, мне бросил спасательный круг понимания простой американский театральный критик Джордж Джин Натан.

Этот критик критически заявил: «То, что мы называем интуицией женщины, объясняется всего лишь прозрачностью намерений мужчины».

И сразу все стало ясно. И сразу стало легче.

Простая разгадка сложной загадки таинственной женщины.

Оказывается, дело-то вовсе не в том, что она — интуитивная — все про нас видит, а в том, что мы — наивные — сами ей все показываем.

И уже упоминавшаяся в моих заметках полячка Магдалена Самозванец подтвердила с обезоруживающей откровенностью: «Нет загадочных женщин, есть просто недогадливые мужчины».

ЖЕНЩИНА И СТЕРВА

Сколько я ни пишу о женщине, а все не перестаю удивляться: как она непредсказуема!

То про нее, не дай бог, не то что слово, а хотя бы словечко нелестное сказать. А то женщина сама про себя такое скажет…

Вот Элизабет Тейлор как-то похвастала: «С особой легкостью и удовольствием мне даются роли стерв».

Но это хоть ладно, это — роли на экране.

А Ирина Аллегрова спела прямо про жизнь: «Все мы, бабы, стервы!»

Услыхав это, я, во-первых, был крайне удивлен.

А во-вторых, категорически не согласен.

Нет, не все женщины… ну, такие… ну, как поет Аллегрова… хотя, конечно, многие… но далеко не все… да, очень многие… но все-таки не все…

Короче, собравшись с духом, я решительно и честно заявляю: есть, бывают, попадаются в жизни бедных мужиков жуть какие бабы-стервы!

Да что говорить, вы их и сами встречали.

А если не встречали, вам крупно повезло.

Но везет, увы, не всем. И даже не очень многим.

Особенно почему-то не везет великим.

Начиная с уже упоминавшейся мною Ксантиппы — жены Сократа, которая лупила великого философа домашней туфлей.

И заканчивая Софьей Андреевной, от которой рванул в никуда граф Лев Николаевич Толстой.

Хотя почему — начиная и заканчивая? Да нет, и до Ксантиппы и после Софьи Андреевны стервозные женщины доставали великих мужчин до самой печенки.

Разве что только судьба сжалилась над Достоевским, послав Федору Михайловичу за все его мучения Анну Григорьевну — кроткую и любящую спутницу жизни.

Сравнивая ее с прочими женами великих, поэт писал:

Анна Григорьевна Сниткина —

Горлица среди ворон.

Впрочем, какое дело нам-то, простым смертным, до судеб великих?

Великие — они на то и великие, что им уж так на роду написано: и большая слава, и немалые страдания.

Но нас-то, простых, зачем Всевышний одарил стервозными дамами?

Ах, как эти стервы пьют из нас кровь!

Ах, как эти стервы нас изматывают!

Ах, как эти стервы нас терроризируют!

Минуточку…

А почему это я так разахался?

Да потому, что, как бы они над нами ни измывались, но сами-то они при этом чудо как хороши.

Ах, как эти стервы не только пьют, но и будоражат нашу кровь!

Ах, как эти стервы волнуют наши сердца!

Ах, как эти стервы туманят наши головы!

В общем, черт побери, приходится с изумлением признать: мужчины любят стерв.

Ругают, проклинают, ненавидят, но — любят.

Странное дело, вроде бы ни по какой иной части мужчины не замечены в мазохизме. Но тут же — явный мазохизм: они нас терзают, а мы их любим.

Надо бы любить тихих и нежных, покорных и безропотных.

А мы любим этих…

Почему?!

Мы же про них все знаем, все видим, все соображаем.

А великие — они тем более не дураки были. Но кого любили?

Правда, великие умели даже из этой, казалось бы, безвыходной ситуации находить разумный выход.

Например, Сократ говорил: «Сварливая жена — то же, что норовистый конь. Как наездник, одолев норовистого, легко справляется с остальными, так и я на Ксантиппе учусь обхождению с другими людьми».

И еще великих, конечно, выручал философский подход к явлениям жизни.

Тот же Сократ в ответ на замечания его коллеги Алкивиада, что ругань Ксантиппы непереносима, стоически отвечал: «А я к ней привык, как к вечному скрипу колеса».

Когда же Ксантиппа сначала обругала Сократа, а потом окатила его водой, он с улыбкой воскликнул: «Я так и знал, что за громом последует дождь!»

Но опять-таки повторю: это великие.

А что же делать нам — простым смертным?

Прежде всего, следует повнимательней приглядеться к самим себе. Может быть, рядом с женщиной-стервой наблюдается и мужчина-стервец?

Затем надо задуматься над утверждением бельгийской журналистки Сильвии Чиз: «Стервами не рождаются — ими становятся». Может быть, мы сами как-то виновны в этом становлении?

Ну, а если уж стерва досталась совершенно без вины виноватому, то тут бороться бессмысленно.

Это только Шекспир на сцене успешно произвел «укрощение строптивой».

А в жизни не стоит и пробовать.

Но и отчаиваться тоже не стоит.

Тот же Шекспир писал: «Если бы все те, у кого строптивые жены, дошли до отчаяния, то десятая часть человечества повесилась бы».

Но ведь не вешаются. Ни десятая, ни сотая часть.

Потому что не отчаиваются. А приспосабливаются кто как может.

Вот есть извечная уловка: человек, желая смягчить воздействие какого-нибудь явления, ищет ему другое наименование.

Это, конечно, страусиная политика: прятать голову в песок.

Но все-таки стерва — очень уж резкое словечко. (В скобках опять удивлюсь: как это его выпевает Аллегрова? Нет, я понимаю, слова песни сочинил мужчина, но она-то зачем за ним повторяет!)

Так вот, мы прибегаем к страусиным эвфемизмам, то есть иносказаниям, заменяющим резкое «стерва». Ну, скажем: «язва», «зараза», «ведьма», «гадюка», «мегера»…

Конечно, как говорится, хрен редьки не слаще.

Но на последнем слове этого ряда я хочу остановиться.

Дело в том, что в греческой мифологии Мегера — богиня мщения.

Так, может быть, мегера, в смысле стерва — это и есть отмщение мужчинам.

За что?

А я откуда знаю — за что.

Это вы спросите у женщин.

ЖЕНЩИНА И СЕКС

Мы во всем идем своим путем.

И в сексе — тоже.

Свои размышления на эту тему я хотел, как обычно, подкрепить соображениями великих и умных людей.

Но на этот раз никаких соображений не будет.

Дело в том, что, например, российская «Энциклопедия мысли» вообще не содержит такого слова — «секс».

Более того, вы будет смеяться (или — печалиться?), но этого слова нет даже в десяти томах Малой Советской Энциклопедии. (Каюсь, в Большую я не заглядывал).