Хороший получился табель. Кроме одного "хорошо", в нем сплошные "отлично". Даже по вождению, хотя это не считалось.

Впервые у него был табель, которым можно гордиться, а не прятать подальше.

Йен, как обычно, прикинется спящим, и если не услышит раздраженных голосов, сделает вид, что его разбудили; потом, пошатываясь и протирая глаза, поднимется по лестнице из своей подвальной комнаты, предоставив отцу возможность обратить внимание на табель. Ну, отец наверняка что-нибудь скажет по поводу "хорошо", но ему придется согласиться, это практически безупречный табель - для столь небезупречного Йена.

На улице хлопнула дверца машины, затем открылась дверь гаража. Казалось бы, отцу, обычно возвращавшемуся в подпитии, давно следовало поставить автоматические ворота... Затем приглушенно зарокотал мотор - "понтиак" заезжал в гараж, затем чек-чек-чек - мотор не сразу выключился, потом снова захлопали дверцы, раздались шаги, открылась и закрылась дверь, и из прачечной донеслись негромкие голоса входящих.

Йен выдохнул. Они разговаривали, и тихо. Хорошо. Можно даже не притворяться спящим, но привычка взяла свое, и когда дверь приоткрылась, он задышал равномерно и медленно.

- Спит, - произнес хрипловатый голос НП.

Коротко зашипела ее зажигалка.

- Хорошо. И комната почти в порядке. Впрочем, наверняка не помыл посуду.

Помыл, хотелось сказать Йену. Хотя мытья - одна сковородка.

А что еще надо, чтобы подогреть вчерашний рис?

Если не пачкать тарелку, тогда и не загрузишь ее криво в посудомойку, а если не загрузишь ее криво в посудомойку, тогда никто тебя не станет ругать, что посудомойка опять загружена неправильно.

Главное - как можно меньше светиться. Чего не видят, за то и не влетает. Йен никогда не понимал поговорку про дерево, падающее в лесу. Если тебя не видели и у тебя хорошее алиби, все остальное не важно.

Если он будет быстр, проносясь как на гидроплане по поверхности жизни отца, то не упадет в воду и не утонет.

Йен мысленно поздравил себя с удачей и как раз собирался отправиться наверх, как на лестнице раздались тяжелые шаги отца.

Дверь распахнулась. В падающем из коридора свете был виден только силуэт. Сны Йена страдали безжалостной точностью, и он снова удивился, как это невысокий человек ростом пять футов и семь дюймов ухитряется казаться таким большим.

Но на этот раз все будет в порядке.

- Хорошенькие дела...

Что-то не так. Голос отца звучал спокойно и ровно. Так он говорил, когда был чертовски зол, когда с трудом сдерживался, когда не собирался сдерживаться долго. Обычно Йен слышал этот голос, здорово провинившись и в ожидании взбучки.

- Но папа...

- Но папа, нопапа, нопапа, нопапа, - передразнил его отец таким тоном, что создавалось впечатление, будто Йен говорил как свинья из мультика. Тысячу раз повторял, что ненавижу "нопап"!

- Я хочу сказать, в общем... - Йен начинал паниковать. - Ведь всего одно "хорошо"? Это почти идеально.

Отец презрительно фыркнул:

- Ага, конечно! Готов поспорить, ты надеялся, что если согнешь табель и прилепишь его к бару скотчем, я не замечу, что в этой четверти у тебя пять прогулов и семь опозданий. Пропускал школу, чтобы поиграть с маленьким мечиком, да? Эта чертова робингудовщина не причина, чтобы пропускать школу, а то, что ты сбегал, не спросив у меня разрешения, меня просто бесит. Почему ты не отпросился?

Ответа на этот вопрос не было. Честный ответ был бы: "Потому что ты бы не разрешил".

- Не знаю, - ответил Йен.

- Не пори чушь. Почему?

- Правда не знаю!

- Полагаешь, тебе все сойдет с рук, если ты будешь талдычить свое "нопапа" и "не знаю"? Если бы ты хоть капельку думал обо мне, да и о себе, ты бы делал все, как надо, и оставил робингудовщину на свободное время. Меня просто бесит...

Он сделал шаг вперед и...

- Здесь не место таким снам, Йен Серебряный Камень, - сказал знакомый голос из мягкой, теплой темноты.

Йен вскочил, отбросил одеяло в сторону и выхватил "Покоритель великанов".

- О, не беспокойся. Твои инстинкты не подвели тебя на сей раз - ты выбрал хорошее место для сна.

Голос был высоким и чистым, напоминал скорее флейту, чем кларнет.

Юноша опустил меч. Воздух перед ним вобрал в себя свет... и вот на траве стоит Боинн.

Маленький изящный рот, узкий подбородок... По лицу невозможно угадать возраст - может, двадцать, может, сорок, а на самом деле гораздо, гораздо больше. Левая половина лица была ярко освещена звездами, правая полностью терялась в тени.

В такой темноте цвета не видны - не хватало света для глазных колбочек. Но волосы Боинн были красными, как свежая кровь, и вились, а когда она улыбалась, на веснушчатых щеках появлялись ямочки.

Ее стройное тело укутывала ткань, похожая на облако, - сквозь ткань просвечивал левый сосок. Боинн была на голову ниже Йена, но глаза их оказались на одном уровне - она парила, не касаясь травы.

Складывалось впечатление, что коснись она лезвий-травинок - и тут же лопнет, как мыльный пузырь.

- Во сне всякое может быть, - сказала она. Движения губ слегка не совпадали с речью, как будто Йен смотрел не очень хорошо дублированный фильм.

- Что?

- Во сне можно различать цвета в темноте. Именно поэтому ты знаешь, что мои волосы красные, как свежая кровь. - Она улыбнулась еще шире. - Ты не первый, кто об этом подумал.

- Правда?

- Да. - Она медленно повернулась к дубу, и темная сторона лица стала совершенно невидима. - Теперь я обретаю форму только в снах. Лишь шепчу голосом ветра, а еще могу сделать так, чтобы днем по спине пробежала дрожь но это утомительно.

- Выглядишь ты для такой старой женщины очень хорошо, - сказал Йен и немедленно понял, что можно понять эти слова неправильно.

Тихий смех показал, что она не обиделась.

- Спасибо за дерево. Мне было очень приятно.

- Оно такое большое... За месяцы должен был появиться всего лишь росток.

Она рассмеялась, словно на ветру зазвенели серебряные колокольчики.

- Есть причины, по которым люди боятся моего холма и оставили меня в покое. Кто-то, кому я не рада, заснул бы так же легко, как ты, но спал бы не столь хорошо. - Она приоткрыла рот, обнажая белоснежные зубы, и на мгновение ее улыбка стала угрожающей, как у скелета. Однако через мгновение она снова улыбалась приветливо. - Я и не входила в твой сон, пока он не превратился в кошмар. Тебя я здесь рада видеть.