– Не кончится, – Дейзи ободряюще посмотрела на Мордекая. – Не кончится! Мы будем держать тебя в тонусе, пока не добудем ту процедуру. А мы ее добудем!
Я кивнула, чувствуя, как разбухает во мне решимость. И гнев.
Этот назойливый козел-Полубог думал, что может оказать на меня давление – и получить то, что ему хочется. Думал, что у него получится сыграть на состоянии Мордекая.
Но он не учел того, что у меня есть двое потрясающих детей, которые, почуяв, что я готова дать слабину, объединятся и буквально-таки воскресят меня.
– Идею с яйцами отложим до поры, – сказала я. Злость так и рвалась из меня. Если жизнь подсовывает тебе лимоны, найди кого-нибудь, в кого их можно швырнуть.
Даже если этот кто-то – Полубог.
– Что ты собираешься делать? – спросила Дейзи.
– Собираюсь объяснить Полубогу, куда он может засунуть вот это.
Я заскочила в свою комнату, схватила толстовку и направилась к двери.
– Только на этот раз береги одежду, – крикнула мне вслед Дейзи.
Глава 39
Алексис
– Во дворе кто-нибудь есть? – спросила я Фрэнка, перекинув через плечо ремень моей торбы – теперь уже не только бесформенной, но и полинявшей.
– Да, мэм, есть. Вон там, – Фрэнк указал на разросшиеся кусты на углу моего дома.
Заросли не были ни густыми, ни слишком высокими, но если бы не Фрэнк, я никогда бы не догадалась, что в них скрывается этакий громила.
Я двинулась туда – в сопровождении Фрэнка.
– Проверить тылы? – спросил он, явно наслаждаясь своей ролью главы группы наружного наблюдения.
– Не надо.
Донован, с его вечно взъерошенными волосами, так ему идущими, вскинул на нас затравленные глаза. Улыбка его давно исчезла. Шпионская работа определенно уже не доставляла ему большого удовольствия (не то что Фрэнку – его). Ну а что вы хотите – не очень-то приятно, когда тебя пинает призрак.
Он медленно встал, понимая, что сейчас начнется. Парень даже не стал спрашивать, как я узнала, где он прячется.
– Скажи своему боссу, что я уже еду на встречу с ним, – без предисловий заявила я. – Полагаю, место, указанное в письме, верное?
Донован уставился на свои руки и поежился. Волосы его встопорщились еще больше. Он чувствовал присутствие Фрэнка.
– Да. Он уже там.
– Неужели? Он так уверен, что я приму его предложение?
– А у тебя есть выбор? – Донован пожал плечами. – Оно всем выгодно. Почему же тебе не принять его?
– Ой, не знаю, может, потому, что он манипулирует мной? Потому что пытается загнать меня в ловушку, чтобы я дала ему то, что он хочет?
– Если хочешь победить игрока, сперва нужно научиться играть, – ухмыльнулся Донован.
Я прищурилась:
– Пни его еще разок, Фрэнк.
– С удовольствием, – Фрэнк потер руки.
Я развернулась и зашагала прямо по газону к машине.
Место встречи находилось недалеко, на утесах над океаном. Я припарковалась как можно ближе, рядом с его блестящим «Феррари», отчаянно нуждавшемся в царапине ключом вдоль всего бока и нескольких яйцах на капоте, после чего потопала по холму к кирпичной стене, отгораживающей магическую зону. Мощеная дорожка сменилась грунтовой тропой, а дальше, за деревьями, вдоль крутого обрыва, потянулась песчаная.
Ограда из ломаных (по большей части) досок и проволоки сильно накренилась, предостерегая людей и собак от приближения к краю утеса. Некоторые секции забора отсутствовали вовсе, другие свисали с обрыва – и падали по мере разрушения скалы.
Неподалеку в лучах послеполуденного солнца сверкала серебром не-магическая изгородь. Поверх нее тянулись кольца колючей проволоки, а на уровне груди висели небольшие белые таблички: надписи было не разглядеть, но я знала, что они предупреждают о высоком напряжении и опасности для жизни при прикосновении к забору.
Я сверилась с присланной Кираном картой и проследовала к изгибу утеса, через убогую рощицу исхлестанных ветром деревьев. Туфли утопали в песке, холодный океанский бриз жалил щеки. На опушке передо мной раскинулся синий мир: мир воды, простирающийся от края до края. Холодное серое небо сливалось вдали с океаном.
Посреди ровной площадки, с которой открывался этот величественный вид, стояла скромная зеленая скамейка. В десяти шагах от нее земля резко обрывалась, и никакой забор не отгораживал от созерцателя бесконечный простор земли и небес.
На этой обветренной скамье сидел Киран, сидел сгорбившись, как будто его широкие плечи были слишком тяжелы для него. Собственно, так и было. Рядом с ним стояла его мать, положив руку ему на плечо и глядя вместе с ним на море. Воспоминания об утраченном терзали его разум.
Весь мой запал, разочарование, ярость – все улетучилось в один миг. Сердце мое сжалось.
Я видела перед собой горюющего ребенка. Человека, раненного потерей. Сына, раздавленного поступками отца и страданиями матери.
Я вспомнила, как потеряла свою мать. Вспомнила тот звонок из больницы, вспомнила, как почувствовала, как мир вокруг меня рушится. Я хотя бы могла помочь ей перейти на ту сторону, а Киран оказался совсем беспомощен. Я видела это по его поникшим плечам, и могла бы поспорить, что лицо его сейчас измято морщинами.
Я стала свидетелем его личного Ватрелоо, его Вьетнама. Он видел меня в том же положении, когда наблюдал, как я пытаюсь купить то одеяло.
Он просил о выходе из положения – в обмен на выход, который предложил мне.
Слезы застили мне глаза, все вокруг словно плыло, и тут его мать повернулась ко мне. В ее наполненных печалью глазах было больше мольбы, чем в любых словах.
– Помоги ему, – произнесла она с болью. Голос ее звенел колокольчиком. – Пожалуйста. Помоги моему сыну. Он не заслужил этого.
Я отвернулась и сморгнула слезы.
Вот почему я ненавижу ввязываться в такие дела. Потому что в подобных ситуациях не могу сказать «нет». Не могу с чистой совестью позволить кому-то тонуть в горе, когда я в силах помочь. Просто не могу.
– Привет, – тихо сказала я.
Киран с явным усилием выпрямился.
– Убери руку, – сказала я его матери. – Иногда это помогает, иногда мешает. Сейчас – мешает. Ему нужно прийти в себя, чтобы действовать.
Он резко обернулся: с дикими глазами, и морщины горя рассекали его лицо, как я и предполагала.
– Помоги ему, – повторила женщина, подошла к краю утеса, оглянулась в последний раз – и шагнула в пропасть.
– Боже… милостивый, – я стиснула зубы. – Тяжело это видеть. В смысле, я знаю, что она уже…
Я деланно закашлялась, словно прочищая горло. Ни к чему напоминать бедняге…
Я осторожно присела на самый краешек скамейки, стараясь сохранять дистанцию. И все равно внутри меня что-то восхитительно (хотя и тревожно) заныло, а воздух меж нами словно бы наэлектризовался.
– Алексис. – Его взгляд скользнул по моему лицу – и вернулся к океану. – Я знал, что ты придешь. Сердитая, грустная, отчаявшаяся – в каком ты окажешься настроении, я понятия не имел, но что ты придешь – знал.
– Поздравляю. Ты манипулировал мной, чтобы получить то, что ты хочешь.
Удивительно, но он покачал головой и откинулся на спинку скамьи, словно у него болело все тело.
– Я получил ровно противоположное тому, что хотел.
Я приподняла брови:
– Значит… ты не хотел, чтобы я пришла?
– Я хотел, чтобы ты пришла. Хочу, чтобы ты помогла мне. Хочу, чтобы ты задыхалась и стонала подо мной.
Меня бросило в жар. Я вцепилась в край скамейки, борясь с неистовым желанием протянуть руку и погладить его по мускулистой руке.
– Но я не хочу принуждать тебя, – продолжал он. – Только не так. – Он выдохнул. – Мой отец пленил мою мать. Однажды, прогуливаясь по пляжу, он встретил ее, и был очарован ее красотой и ее силой – силой ее магии и силой ее личности. Вот и я точно так же очарован тобой. – Он замолчал на минуту, глядя на меня. Огонь в его глазах разжигал пожар в моем теле. – Он захотел заполучить ее. Сделать только своей. Удержать ее. Сперва она охотно подчинялась ему. Более чем охотно. Забыла на время о своей коже, отдавшись экзотическим удовольствиям суши. Но шелки не может игнорировать зов океана. Однажды он проснулся, а она исчезла.