– Ясно. Есть ещё что-то конкретное? – Линда уже начала уставать от нервного собеседника, который скорее всего был либо в неадекватном психическом состоянии, либо просто занимался пранком или провокациями.

– Да как вы не понимаете! Скоро полыхнёт по всей стране! – Михаэль начал злиться. Причем не на секретаря, а на себя – потому как в её словах была логика, а он мало того, что принял всё на веру, так и сам запутался в процессе разговора и сам того не желая загнал себя в логическую ловушку.

– Нет, господин Бок, я как раз всё поняла, – раздражённо ответила Линда Бэкер, – прошу вас больше сюда не звонить, – и повесила трубку.

Михаэль выругался и плюнул со злости. Теперь каким-то образом придётся заходить сбоку, чтобы связаться с главой городского правительства. «Ну, что же, пусть это теперь делают специальные службы» – подумал он и, быстро найдя телефон управления санитарно-эпидемиологической службы Франкфурта, набрал номер. После непродолжительных гудков ему ответили:

– Санитарная служба Франкфурта, меня зовут Конрад Кляйн, слушаю вас, – бодро отрапортовал мужчина на том конце провода.

Михаэль поздоровался, повторил свои данные и суть вопроса, сославшись на срочность сообщения, и особо подчеркнул, что распространяющийся вирус крайне опасен и требуется оповещение всех служб города на всех возможных уровнях.

В санитарно-эпидемиологической службе с такими вещами не шутили. Эти люди сталкивались с очень разным по роду своей деятельности, поэтому Конрад Кляйн, даже не задавая дополнительных вопросов, моментально попросил паузу и пообещал перевести на главу СЭС напрямую.

– Господин Бок, только я сразу хочу вас предупредить, что руководитель СЭС – человек очень занятой, и часто может подолгу не отвечать. Пожалуйста, наберитесь терпения и повисите на проводе. Если связь оборвется, перезвоните мне ещё раз.

– Да, конечно. Благодарю вас, господин Кляйн, вы мне очень помогли, – Михаэль облегчённо выдохнул. Хотя бы здесь адекватные люди попались, понимающие всю серьёзность подобного рода сообщений.

Заиграла музыка, Михаэль ждал соединения. Чтобы зря время не терять, он поставил телефон на громкую связь, свернул окошко вызова и продолжил искать контакты служб и министерств в интернете, попутно переписывая номера телефонов в лежавший на столе блокнот.

Внезапно из зала, где работал его коллега, послышался шум, затем раздался грохот падающей металлической посуды для хирургических инструментов.

– Ульрих, чёрт тебя подери, – крикнул Михаэль, – можно потише? У меня крайне важный звонок.

В помещение заглянул охранник, услышав грохот из коридора, однако Михаэль покачал головой, показав что беспокоиться не о чем – банальная неосторожность растяпы-коллеги, уронившего инструменты на пол…

За несколько минут до этого, там же.

Патологоанатом Ульрих Майер закончил работу над историей болезни двух ночных пациентов, привезённых почти одновременно ещё в начале смены, а также подготовил шаблон по господину Левинсону, лежавшему на столе в метре от рабочего кресла. Его смена закончилась десять минут назад, однако Ульрих был из тех, кто очень тщательно делал свою работу и всегда доводил её до конца, и сейчас завершал все бумажные процедуры, стараясь ничего не упустить. Заниматься телом, скорее всего, будет уже дневная смена, и возможно даже не сегодня, но коллегам нужно подготовить базу и сделать это предполагалось очень тщательно.

Закончив все необходимые дела в части документов, патологоанатом навел порядок на рабочем месте, а затем пошел к специальному шкафчику, в котором лежали стопкой специальные герметичные мешки для тел. Один такой необходимо было пронумеровать в соответствии с номером, нанесенным на бирку, висящую на петле на большом пальце ноги. И в этот мешок будет помещено тело для транспортировки усопшего на Родину. Ульрих взял один мешок, закрыл дверь шкафчика и повернулся к столу. То, что он увидел, заставило сердце бешено колотиться и нырнуть куда-то вниз, а по спине пробежал холод: перед ним стоял мертвенно-бледный человек, тот самый пациент, привезённый рано утром, с полузакрытыми веками. От неожиданности Ульрих даже выронил пакет из рук и, попятившись, ударился спиной о металлическую дверь шкафчика. Заболело сердце.

Довольно быстро оправившись от страха, Ульрих поймал себя на мысли, что слава Богу, что пациенту не стали делать вскрытие – а то бы исполосовали живого человека, впавшего, видимо, в кому или летаргический сон, и на руках был бы уже гарантированный труп.

– Вы… Вы в порядке? Нам вас привезли, думая, что вы мертвы… констатировали смерть, понимаете? – Сам толком не осознавая, что говорит, затараторил Майер.

Собеседник ничего не ответил. Он стоял, словно приходя в себя после долгого сна, и покачивался. Затем веки открылись, и Ульрих Майер замер от изумления: на него будто смотрела кукла. Зрачки были сужены до состояния точки, глаза подернуты дымкой и будто бы покрыты масляной плёнкой, настолько безжизненными они казались. На Майера смотрел, не моргая, живой труп со стеклянным взором и совершенно каменным лицом.

– Вы как, в порядке? – Осторожно переспросил патологоанатом. Он никогда не видел подобного за всю свою практику, и даже про такие случаи не слышал. То, что в моргах изредка «оживали» пациенты – да, такое было, и случаи не единичны. Но именно в таком состоянии – молча, как живой труп, встать со стола, и пойти куда-то не говоря ни слова – ни разу.

В ответ Левинсон издал тихий и протяжный стон, больше напоминающий скуление новорожденного щенка, а затем так же молча, как и до этого, не издавая ни единого звука, бросился на Ульриха и вцепился ему зубами в щеку. Ульрих был настолько поражён и напуган, что даже не издал ни звука. Лишь резкий выброс адреналина в кровь не лишил его сознания, хотя ему уже начало казаться, что сейчас ноги подкосятся, а голова выключится. Еле оттолкнув Левинсона, Ульрих рефлекторно схватился рукой за лицо, а затем посмотрел на ладонь. По руке текла кровь, щека была разорвана. Через секунду пришла боль – неприятная, тянущая. Левинсон развернулся и попробовал напасть на Майера ещё раз, успев схватить его за халат. Ульрих подался вперед и потащил за собой тело Юджина, однако внезапно споткнулся и начал падать на пол. Пытаясь найти хоть что-то, за что можно зацепиться в падении, Ульрих провел рукой по столу и смахнул с него металлическую ванночку для хирургических инструментов. Инструменты и ванночка полетели со стола на кафель и с грохотом разлетелись по полу. Откуда-то из соседнего помещения раздался возглас Михаэля, который требовал вести себя потише, но Ульрих не мог позвать на помощь – он был сконцентрирован на борьбе. Левинсон оказался сверху и, легко преодолев сопротивление испуганного патологоанатома, который пытался, едва перевернувшись на бок, хоть как-то удержать тело нападавшего руками, вцепился Майеру зубами в шею. Тот попробовал вскрикнуть, но звук тут же застрял в горле – Левинсон одной рукой надавил своей жертве на верхнюю часть грудной клетки, а другой взял Ульриха за волосы и начал запрокидывать голову дальше назад, чтобы получить более лёгкий доступ к сонной артерии. Уже через несколько секунд Левинсон прокусил Майеру шею, вырвал кусок мяса и потащил зубами артерию наружу. В какой-то момент артерия лопнула, и в лицо Левинсону ударил фонтан крови. Ульрих в этот момент уже умирал, хрипя и суча ногами. Спустя несколько секунд патологоанатом обмяк, а Левинсон по-прежнему терзал его зубами и жадно всасывал кровь…

Михаэль Бок дозвонился через пару минут ожидания на линии. Наконец-то на том конце провода раздался низкий бас немолодого мужчины:

– Руководитель санитарно-эпидемиологической службы города Франкфурта Гюнтер фон Бергер, слушаю вас.

– Добрый день, меня зовут Михаэль Бок, я санитар морга клиники «Нордвест» во Франкфурте. Я хотел бы заявить… – но фразу Михаэль закончить не успел, получив сильнейший удар в спину. Телефон вылетел из рук и, упав на кафельный пол, от удара отключился. Михаэль перевернулся на спину, лёжа на полу, и увидел склонившегося над ним человека с окровавленным лицом, с подбородка которого вниз по шее бежали капельки крови, оставляя темно-красные следы на коже. В безжизненной красной маске Михаэль узнал того самого пациента, привезённого на каталке пару часов назад. Психика Михаэля работала несколько иначе чем у Ульриха, бездыханное тело которого лежало в луже крови в соседнем помещении – первой реакцией в критических ситуациях был не панический ужас, а собранность и холодная голова, как будто происходящее вокруг его не касалось, и оставалась лишь концентрация на себе и своем теле, а время замедлялось. Эти навыки Михаэль приобрел еще в подростковом возрасте, несколько лет занимаясь боевыми искусствами. Потому санитар быстро среагировал на опасность и успел, оттолкнувшись ногой от пола, откинуть своё тело в сторону. Быстрая реакция спасла его во время прыжка нападавшего, который в ту же секунду всей своей массой обрушился на пол, даже не почувствовав боль от сильного удара о твердую поверхность. Михаэль в ту же секунду догадался, с кем, а точнее – с чем он имеет дело, моментально сопоставив увиденное с услышанным ранее от Оливии Тэйлор. И в этот момент его охватил ужас. Страх смерти отошел на задний план, уступив место еще более древнему и животному страху необъяснимого, потустороннего. Больше всего Михаэль не хотел бы подцепить мутировавший вирус бешенства и обратиться в подобное существо, напрочь утратившее человеческий облик. Левинсон схватил Бока за ноги, затем начал лезть по телу наверх, к голове, абсолютно игнорируя сильные удары кулаками по черепу. Михаэль отбивался что есть сил, но ничего не помогало, и тогда он закричал, зовя на помощь охранника. Левинсон, не обращая на вопли и удары никакого внимания, резко толкнул обеими руками жертву в лицо, из-за чего санитар очень сильно ударился затылком о пол. У Михаэля потемнело в глазах и он разжал руки, а через секунду почувствовал сильнейший укус в правую скулу. Левинсон вцепился зубами в челюсть своей жертвы, словно бультерьер, и не отпускал.