"Директорскому сыну не откажут", - словно невзначай заметил Вова - и вот она, червоточина в моих рассуждениях. Необходимо стать выше этого, думать лишь об интересах дела...
Меня иногда спрашивают с изумлением: как мне удается выдвигать и разрабатывать такие теории? Что я могу ответить, если и сам толком не знаю. Может быть, все происходит так: сначала неистребимое любопытство ведет меня по темным тропинкам, заставляет до изнеможения собирать в памяти детали, заметки, гипотезы и теории других ученых - все, - что известно людям в этой области; а когда груда деталей, гипотез, доказательств вырастает в гору, мой разум поднимается на нее и различает дальние горизонты, которые не увидишь из долины, - видит их первым из людей, первым, ПЕРВЫМ: захватывает дух, окрыленный разум возносится в пронзительные выси, в едином ритме сознание и подсознание - и затем мир - грохочущий, необъятный, целая Вселенная - входит в жадно раскрытые поры моего мозга, чтобы превратиться в гипотезы и открытия, чтобы стать мною, обрести мое имя...
Но зато когда это состояние кончается, когда теория создана и зафиксирована, опубликована, поздравительные речи и статьи иссякают и наступает томительный перерыв, затишье, мне становится невыразимо скучно, тоскливо, я не умею жить в буднях, начинаю метаться, мне нужны допинги пусть и фальшивые заместители прежнего состояния: охота, зависть окружающих... И от того, что ни один из этих допингов не вызывает удовольствия, равного тому, которое мне довелось пережить, когда мой разум пропускал через себя Вселенную, требуются все новые и новые развлечения; я обуздываю себя, борюсь с собой, но далеко не всегда выхожу из этой борьбы победителем...
И это все тоже унаследовал Аркадий? Я стесняюсь поговорить с ним начистоту, а надо бы... Каким несчастным он тогда выглядел, но по глазам видно было - не терял надежду. Сбудется ли она сейчас или откажут вторично теперь уже директорскому сыну? "То, что позволено Юпитеру..."
"Тяжела ты, шапка Мономаха"...
Видимо, все же придется взвалить на себя эту ношу. Но смогу ли я в таком случае закончить монографию? Вряд ли. Придется поручить написать некоторые ее разделы Станчуку и Кухтенко: сумеют ли они выдержать мой стиль? Постараются, В конце концов, став директором, я смогу их отблагодарить сторицей.
И есть еще одно "за", в котором боюсь себе признаться, - этот мой грешок хорошо изучил Вова, даже слишком хорошо, вкусы мои знает - такую диву подсунул в секретарши... Правильно утверждают, что талант связан с воображением, а толчки к развитию воображения идут из половой системы: чем сильней половое влечение, тем больше оно стимулирует воображение.
Конечно, директорская должность оставит мне меньше времени для всего этого... Зато и ухаживать, и добиваться благосклонности какой-нибудь гордячки придется гораздо меньше. Виктор Сергеевич этим рычагом не пользовался: ну что ж, ему повезло, обуяла великая и единственная любовь ко второй жене, а мне, как и раньше, придется перекрывать качество количеством...
Впрочем, не скажите, Евгений Степанович, шалунишка, в этом тоже есть свои прелести... Господи, на какие только тропинки не сворачивает лукавый разум, лишь бы удовлетворить желание. Надо думать о деле. "Тяжела ты, шапка Мономаха..."
А если все же Александр Игоревич? Ученый он средний, но свое дело знает, - если бы только не его излишняя энергичность и стремление все средства забрать для своего отдела... Мы с ним друзья, во многом - единомышленники, ученики Виктора Сергеевича, но дело прежде всего. Как сказал вчера Вова, "двоим в одной упряжке будет несподручно, ежели один стал коренным". Сравнения у Вовы вульгарные, и сам он вульгарен не в меру, шептун: "двоим в одной упряжке"... Ишь ты, привязалось... Вову Виктор Сергеевич терпел "и нам велел". Дистанцию, однако, надо соблюдать, а то Владимир Лукьянович так и норовит срезать ее: вот хотя бы вчера на вечере свою жену посадил рядом с моей "на равных" и нарочно выставил на всеобщее обозрение...
Не стоит думать о таких мелочах. Сейчас главное - определить основное направление работы института, теснее связать наши изыскания с практической медициной и сельским хозяйством, ни в коем случае не уменьшая роли фундаментальных исследований. Хорошо бы использовать опыты с полигеном Л...
Сможет ли привыкнуть Саша, Александр Игоревич, к моей новой роли в институте, вернее - к своей новой роли при новом директоре? Должен смочь. Почему я сомневаюсь, неужели подействовали Вовины нашептывания? Нельзя поддаваться, даже если кажется, что они верны; надо стать, как Виктор Сергеевич, выше интриг. "Институт Курко" - звучит! Постепенно и в академии привыкнут: привыкли же к значительности словосочетания "Институт Слепцова", хотя, если вдуматься, оно несколько противоречиво, парадоксально. Необходимо кожей усвоить простую истину: все, что на пользу институту, - на благо мне, и если Александр Игоревич сумеет смириться и вносить свою лепту в общее дело - хвала ему и слава, если же нет... Тогда придется поступить так, как советует Вова...
...Почему в голову лезут ненужные воспоминания о том, как Саша когда-то сказал "извинись"? Конечно, он тогда был не прав. Но разве я когда-нибудь боялся его?..
("Я, Александр Игоревич...")
Раньше все было ясно. Был Он. С любыми трудностями, "вечными" и сиюминутными вопросами, лабиринтными ситуациями шли к нему. Поможет, выручит, подскажет, изобретет, защитит, найдет выход из тупика. Теперь надежда лишь на себя. Он собирал этот институт по крохам. Он изучил всех основных сотрудников. Почти всех неосновных. Он знал, чего они стоят сейчас, чего от них ждать в будущем.
Каждый из нас - личность в науке. Некоторые значат много. Женя - ледокол в своей области. Степанчук - бог ферментов. Да и я, черт возьми, не последний. Но только Виктор Сергеевич умел все, что умеет каждый из нас, и немножко больше. Он прокладывал мостики от одного к другому. Объединял, собирал в отряды, отряды - в соединения. Определял место главного удара, показывал перспективы.
Он пытался научить этому и меня. Именно на меня он возлагал наибольшие надежды как на администратора.
