- Виктор Сергеевич собирался понаблюдать за подопытными шимпанзе, сказал я.
- Он часто это делал? - Глаза мужчины уставились на меня, словно сфотографировали. И тут же он представился: - Следователь Шутько. Михаил Георгиевич.
Я тоже назвал себя и сообщил ему, что Виктор Сергеевич приходил в виварий не реже раза в неделю, если не был в отъезде.
- Это во время вашего дежурства произошло несчастье с обезьяной? - быстро спросил следователь, и взгляды его коллег тоже обратились ко мне.
Сразу стало неуютно, неловко, даже бросило в пот. Таня настороженно выпрямилась.
- Да, - сказал я, удивляясь, кто ему успел сказать. - Несчастье случилось в том же отделении вивария? - Да. - А когда вы узнали, что директор собирается сегодня прийти сюда?
- Позавчера вечером. Виктор Сергеевич сказал, что зайдет в виварий, но не уточнял когда.
- Очень удачно, что вы сейчас здесь, - продолжал следователь Шутько, - и объяснили нам, почему директор оказался в виварии после работы. - Он отвел взгляд и спросил как бы походя о чем-то второстепенном: - А вы сами, наверное, часто задерживаетесь?
- Не так уж часто.
- Молодые люди не очень-то любят перерабатывать, - сказал кто-то за спиной следователя.
Замечание задело меня. Шутько повел плечом, и говоривший осекся.
- Простите, вы пришли сюда из своей комнаты? Я кивнул: - Из лаборатории. - С вами там были еще люди? - С ним была я, - вмешалась Таня. - Михаил Георгиевич, как вы думаете, это несчастный случай или... - Ее голос дрожал от напряжения. Я испугался за нее и за то, что подумает следователь. Но он очень вежливо и как будто чистосердечно ответил: - Еще не знаю. На полу у ног директора обнаружена кожура банана. Он мог наступить на нее и неудачно упасть на угол клетки. Подождем заключения эксперта... Вы оба можете идти. Если нетрудно, задержитесь еще на полчаса в лаборатории...
Уходя, я бросил взгляд "туда". Санитары укладывали труп на носилки. На полу резко белел очерченный мелом контур...
Мы шли, не говоря друг другу ни слова. Так же молча сели на стулья. Затем Таня поднялась и начала переставлять колбы в углу. Я исподтишка наблюдал за ней. На бледных щеках горели лихорадочные пятна, движения порывисты, суетливы...
Вскоре в лабораторию пришли двое: следователь Шутько и с ним какой-то белобрысый. Пушистые волосы нимбом обрамляли его круглое лицо.
- Хочу задать вам обоим еще несколько вопросов, - сказал Михаил Георгиевич.
- Пожалуйста, - несколько поспешно ответил я. Таня перестала возиться с колбами и села на стул рядом со мной.
- Между вами, Петр Петрович, и директором перед его смертью не случилось ссоры? - спросил следователь. Оставалось только удивляться, как быстро работает наше институтское "информбюро".
- Мы спорили, а не ссорились. Это не одно и то же.
- Спасибо, что разъяснили. Можно узнать, по какому поводу возник спор?
- Из-за разных взглядов на проблему. - Извините, нельзя ли поподробнее? Круглолицый подался вперед, повел маленьким носиком, будто к чему-то принюхивался. Я почувствовал, как во мне растет непонятное раздражение, пробивается даже сквозь скорбь. - Вы что же, подозреваете меня? - Пока мы никого не подозреваем, - сказал Шутько и напомнил: - Вы обещали отвечать на вопросы, а не задавать свои. - Но вы напрасно теряете время. - А это уже наше дело, - сказал круглолицый. У него оказался высокий, похожий на женский, голос. - Пожалуйста, расскажите, о чем вы спорили, так сказать, осветите проблему.
Его вопрос вызвал у меня глухое бешенство. Как я смогу "осветить проблему" для этих двоих? Понадобится, как минимум, несколько часов. И что они поймут?
Все же я начал рассказывать. Минут десять они слушали, не перебивая, затем круглолицый заметил:
- Можете, м-м, так сказать, опустить вводную часть, мы знаем вообще, чем занимается генная инженерия. В пределах научно- популярных статей, довольно миролюбиво проговорил он.
- Олег Ильич по образованию биолог, - пояснил Шутько.
Я нарочно сократил свой рассказ до минимума, оставив несколько фраз.
- Спасибо, - поблагодарил меня Михаил Георгиевич и взглянул на своего товарища. Олег Ильич едва заметно кивнул и сказал мне:
- Мы, верно, м-м, еще побеспокоим вас. Не откажетесь кое- что уточнить?
- Спрашивайте сейчас. - Рановато, - раздумчиво протянул Олег Ильич, поднимаясь. - До свидания, - сказал Михаил Георгиевич, направляясь к двери вслед за ним и одергивая пальто.
- Михаил Георгиевич! - шагнула к следователю Татьяна. Ее шея была вытянута и напряжена, отчего казалась удлиненной. Следователь обернулся к ней и по выражению ее лица понял невысказанный вопрос. Не ожидая, пока она его выскажет, ответил:
- На несчастный случай мало похоже...
ПОСЛЕ ПОХОРОН
Мы возвращались с кладбища в институтских автобусах. Отзвучали прощальные речи, торжественные фразы, печальные слова друг другу. Теперь каждый ушел в себя, избегая слов. Где-то вилась, сквозила, объединяя всех, тревожная мысль: как будет после него, без него? Впереди меня сидели Александр Игоревич со своей женой - она тоже работала в нашем институте. Сбоку от меня - Евгений Степанович. Когда я поворачивал голову, наши взгляды иногда встречались. В директорской машине уехала с кладбища вдова Виктора Сергеевича. Ее сопровождали дочь, зять и невестка.
За Евгением Степановичем сидел вспотевший Владимир Лукьянович Кулеба, еще один заместитель директора - по хозяйственной части. Все в институте знали, что академик его не любил, - терпел как умелого хозяйственника и снабженца, который расшибется, но достанет нужную вещь. Виктор Сергеевич умел направить хватательные рефлексы таких людишек в полезное для института русло.
В эти дни Кулеба суетился и хлопотал больше остальных. Вначале я заподозрил его в притворстве, но вовремя вспомнил, что вся организация похорон выпала на его долю. Глядя на его усталое, потное, некрасивое лицо, я упрекал себя в предвзятости. И все же преодолеть инстинктивную неприязнь не мог.
Когда я смотрел на Александра Игоревича или Евгения Степановича, то невольно вспоминал, что они с юности учились и работали вместе с Виктором Сергеевичем, знали и мощь его гения, и силу его обаяния, секреты того, что называют "организаторскими способностями". Кто из них заменит покойного на посту директора? Или пришлют нового? Но кого?
