— «Двина»! «Двина»! — суматошно зашипел связист. — «Двина», как там «гость»?

И вдруг вдалеке подряд ударило несколько взрывов, послышался стук пулемета…

Мы прислушались. Над рощей и рекой разносился усиленный громкоговорителем голос Вилли Бределя, говорившего по-немецки. Разрывы снарядов могли заглушить отдельные его слова, но не могли подавить мысль. Он говорил о фашизме, который тяжкой болезнью охватил его родину. Призывал немецкую молодежь, одетую в солдатскую форму, бороться против войны, гибельной для Германии…

Середина сорок второго! Слово Вилли Бределя еще не смогло отрезвить, но слова его звучали над воронежской землей на том самом рубеже, который оказался непреодолимым для гитлеровцев.

Через полчаса Вилли Бредель вошел в землянку, усталый и немного ссутулившийся; майор подвинул ему стакан.

— Товарищ Бредель, — сказал он, — выпьем по сто грамм. Вы хорошо выступали!

— А вы знаете немецкий? — спросил Бредель.

— Неплохо! Даже преподавал в школе.

Выпили. Помолчали. Бредель прислушался.

— Еще стреляют! — сказал он.

— Да, вы поиграли на их нервах, — сказал майор. — До рассвета теперь будут пахать землю.

Я был еще под впечатлением рассказа майора о профессоре, и вдруг в моем представлении эти совершенно разные судьбы объединились: один жил и трудился на своей земле, а другой, немецкий коммунист, пришел сюда, чтобы пусть пока словом правды, но защитить и спасти ту самую пшеницу, над которой всю жизнь трудился русский ученый-агроном.

Сгущались сумерки. Темнела роща. Я шел по дороге, по той самой, по которой когда-то мчался «виллис» Ватутина.

Я шел по тихой, по-летнему теплой земле. А в душе моей вновь ожила война…

Раз в несколько лет я приезжаю в родное училище. И не только потому, что хочется взглянуть с обрыва на дальние берега Днепра, походить по тем камням, из которых твои кованые сапоги в юности высекали искры. Для меня каждый приезд в училище — глубокая душевная и нравственная потребность.

Я был одним из тех, кто вышел молодым командиром из этих стен незадолго до Великой Отечественной войны. Теперь мы уже старшее поколение, и один из его представителей — генерал-майор войск связи Иван Николаевич Тюльга — командует училищем…

Утверждают, что крепостному зданию училища более семисот лет. Если приглядеться, можно заметить еще сохранившиеся замурованные бойницы. Эти стены видели много потрясений, выстояли они и под жестокими ударами минувшей войны.

Мне навстречу спешат курсанты, и я невольно приглядываюсь к ним, молодым людям семидесятых годов; нет, не для того, чтобы заниматься сравнением поколений, хочется глубже понять заботы и проблемы, которые волнуют нынешних хозяев этого дома.

Киевское военное училище связи стало высшим инженерным. Молодые офицеры первого выпуска уже служат в войсках. Их письма, так же как и отзывы командиров частей, являются ориентирами для командования, преподавателей, партийной организации.

Подполковник Михаил Петрович Паньшин, политработник, в силу большого опыта может смело судить о достоинстве и недостатках молодой курсантской смены. Конечно, в первое послевоенное десятилетие в училище приходила молодежь, быть может, не столь подготовленная. Но тогда в ее активе был, как правило, немалый жизненный опыт, подчас годы труда в колхозе и на производстве. Ныне курсанты в подавляющем большинстве — недавние школьники. Иной юноша и пуговицу-то к кителю сам пришить не умеет. Другой, привыкший к материнской и отцовской снисходительности, не сразу свыкается с суровостью воинской дисциплины.

В политотделе училища я был свидетелем случая, который хотя и вызвал улыбку, но все же печален. Несколько курсантов, парней музыкально одаренных, создали оркестр и, находясь в отпуске, согласились сыграть на свадьбе за плату. Вскоре об этом узнало командование, виновных наказали, а один из них, к тому же беспричинно пропустивший лекции, был посажен на гауптвахту. И вот мать этого курсанта сделала по телефону строгий выговор заместителю начальника политотдела за «чрезмерные придирки» к ее сыну. Думается, она вряд ли поймет степень собственной вины перед обществом за нетребовательное воспитание сына, за те упущения, которые приходится исправлять теперь. Но речь не об этом. Приведенный случай — лишнее свидетельство того, с какой щепетильностью приходится подчас вести воспитательную работу в училище. Ведь проштрафившиеся курсанты хорошо учатся, из них сравнительно несложно подготовить хороших специалистов. Но сколько педагогического труда нужно затратить, чтобы они стали офицерами!

Труд воспитателя тем благодарнее, чем охотнее его питомец воспринимает наставления, чем больше у него желания постигнуть то, чему его учат. Не случайно наряду со взыскательной оценкой знаний юноши важнейшее значение приобретает уверенность в том, что он искренне хочет посвятить свою жизнь армии. Училище не только учит, оно испытывает и характер курсанта, укрепляя его веру в правильность избранного пути.

Подполковник Паньшин показал мне письмо одного из недавних выпускников. «Как бы далеко нас ни забросила служба, — пишет он, — мы с теплом и любовью будем вспоминать годы, проведенные в училище. Да, военный инженер — это не только человек, умеющий эксплуатировать технику, он и умелый руководитель».

Чем сложнее техника, тем выше должна быть культура руководства людьми, которые владеют ею. Это обстоятельство не должно становиться открытием для выпускника, когда он прибывает в часть. Он обязан принести с собой в войска не только багаж теоретических знаний, но и багаж опыта, достаточный для первых самостоятельных шагов. А опыт курсант черпает не только на стажировках, но и в самом укладе училищной жизни. Важно помогать будущему офицеру правильно оценивать знакомые ему явления, заставлять приглядываться к работе командиров, преподавателей, политработников.

Рассказали мне о любопытном эпизоде. Нарушителя дисциплины, которого впору отчислить, перевели в хорошую группу, где царили товарищеская требовательность и взаимная поддержка. И курсант вскоре изменился, сдал экзамены, преобразился внутренне. То был хороший наглядный урок для многих курсантов. Они убедились, какое влияние способен оказать на человека сплоченный воинский коллектив, каким верным помощником он может стать в их будущей службе. И воспитание такого коллектива, его сколачивание всегда остаются важнейшей командирской заботой.

В связи с этим мне вспомнился давний случай. В свое время он заставил серьезно задуматься нас, тогдашних молодых командиров. Лейтенант Васик командовал отличным взводом курсантов, и, казалось бы, это само по себе определяло оценку его деятельности. И вдруг командование освободило лейтенанта Васика от должности. На сборе командиров мы спросили начальника училища о причинах. Ответил он так:

— Курсанты воспитываются не только в своей группе и своем взводе. Их воспитывает вся система учебы, службы, партийно-политической работы в училище, та атмосфера, в которой они живут. И если взвод добился отличной учебы, тут сказалось именно влияние этой общей системы. Что же касается Васика, то он меньше всего «повинен» в успехах взвода. Работай он с душой, они были бы еще выше. И мы опасаемся, как бы у курсантов не сложилось превратное мнение о командирском труде. Ведь они могут подумать, что вовсе не обязательно выкладываться на службе, что успехи придут сами. Васик личным примером не участвует в подготовке будущих офицеров, и оставлять его на такой должности нельзя. Нам важны не только оценки в журнале. Мы готовим не рядовых специалистов, а командиров-воспитателей…

Тогда мы много говорили о случившемся. И чем больше вдумывались в обстоятельства «крушения» лейтенанта Васика, тем глубже понимали правоту начальника училища.

Я вовсе не хочу сказать, что для выпускника-лейтенанта знание специальности дело второстепенное. Нет. Именно со знания техники и своего дела начинается авторитет командира, да и поддержание боевой готовности подразделения без этого невозможно.