– Я и сам внимания не обращал на уезжавших, половина пьяные в стельку. Осоловелые от еды и возлияний. – Гектор усмехнулся. – Шишки большие. Крутой банкет. Бешеные траты. А покойник-то – всего-навсего какой-то начальник деревенского полицейского управления. Ну, земля ему пухом. Я в покер играл, пока вас, Катя, ждал. Онлайн-покер.

По тому, как он это объявил, Катя поняла: ни в какой покер он не играл. Хотя большой любитель. И никогда не проигрывает, лишь повышая, взвинчивая ставки, идя на риск.

И вновь прежняя тревога – сомнения прошлой ночи вернулись в ее сердце.

Им бы об этом сейчас с Гектором поговорить, однако…

Вот и здание кашинской городской больницы на фоне светлеющего утреннего неба. Они на месте.

Больница располагалась в старом здании, похожем на двухэтажный барак. В приемном покое стены выкрашены болотной краской. А на стенах допотопные плакаты доисторических времен, наглядная демонстрация, во что превращается печень пьяниц под действием цирроза. Актуальная информация для города Кашина, где с бутылкой всегда дружили и находили в ней утешение и покой в трудные темные времена.

– Я из полиции, сотрудница областного главка, – представилась Катя в приемном покое дежурному врачу-терапевту, женщине лет сорока, полной низкорослой блондинке. – Коллеги здешние доставили к вам ночью пострадавшего от удара молнии. Как он? Как его состояние сейчас?

– Да, его к нам привезли. И потом, позже, документы его. Зарецкий Евгений. Полицейские нам сказали – вроде пострадал от удара молнии. Я никогда с подобным в своей врачебной практике не сталкивалась. Да и признаки у Зарецкого отсутствуют классические. Я ему, конечно, сразу сделала кардиограмму. Она нестабильна, однако ничего серьезного. Но его психическое состояние было столь необычным… Он без умолку твердил о каком-то ужасе. О топоре, которым разрубили кому-то лицо. Отрубили язык. И он говорил о пожаре в доме! Он нас всех здесь просто напугал. Он ни на что не реагировал, как мы ни старались привести его в чувство. Только кричал без умолку… Полицейские сначала вообще заявили: он, скорее всего, наркоман. Сестра взяла у него кровь на анализ. Может, правда какие-то препараты спровоцировали такое его состояние, психотропы? Хотя я ничего не могу утверждать. Надо дождаться результатов анализа.

– А где он сейчас? – спросила Катя.

– Мой сменщик, когда услышал о поражении ударом молнии, настоял, чтобы его поместили пока что в реанимацию. Его личное решение, перестраховался он. Я со всеми этими событиями на вторые дежурные сутки здесь вынуждена была задержаться, потому что переработала свою смену.

Катя поняла, что в рассветный час доктор уже сдает свое затянувшееся дежурство. И они направились в сторону реанимации.

К ним вышел молодой врач-реаниматолог.

– Не пущу вас, – отрезал он. – Ему сделали два укола, и он заснул. Зарецкий одновременно был и заторможен, и крайне возбужден. А это небывалые, несовместимые вещи. Я никогда с подобным не сталкивался. Он все орал про убийство. Про пожар. У него самого начался сильнейший озноб.

– Его лихорадит? – уточнил Гектор.

– Конечно, он простудился под дождем, – ответил врач.

– Можно посмотреть его вещи?

Они ждали, пока врач их вынесет. Он принес мокрые грязные брюки, рубашку, ботинки в полиэтиленовой сумке и… протез.

– Мы его переодели в больничную робу. Я его сейчас проверил. Он спит, и у него поднимается температура.

Гектор и Катя сами внимательно осмотрели одежду. Никаких следов крови. Копоть, сажа и грязь. Гектор изучил подошвы ботинок.

Врач за ним наблюдал.

– При ударе молнии разряд может выйти через подошву. Я тоже сразу все проверил. Но непосредственно в него молния не попадала. Если бы такое произошло, вряд ли бы он выжил.

– Молния попала в зонт и в машину, рядом с которой он находился. – Гектор осмотрел протез. – Как, на ваш взгляд, он мог передвигаться после контузии?

– Я считаю, что нет.

– Но мы видели, как он шел по дороге.

– Ну, может, и шел – минут пять. Я считаю, что он лежал в беспамятстве в какой-то луже в кювете, и довольно долго. Его лихорадка для меня свидетельство, что он жестоко простудился. Как бы до пневмонии дело не дошло.

Врач был чересчур молод и заносчив. Самонадеян. Катя и Гектор выслушали его умозаключения вполуха.

Катя хотела вернуться к дежурному врачу приемного покоя – та принимала больного тромбониста и видела его в первые часы после доставки в больницу. И Катя больше доверяла ее словам и опыту. Однако доктор уже ушла домой.

Окончательно рассвело. Грозовая ночь закончилась. Утро – серенькое, туманное и ненастное – вступало в свои права.

– Гек, а таблетки…

– Принял все вечером, когда вас ждал. Наглотался. – Гектор смотрел на Катю – они сидели в машине. – Катя, а давайте в УВД заедем, я здешнему шерифу флешку отдам с записями с камеры автозаправки. Пусть сам решает, что дальше делать с чокнутым тромбонистом. А вдруг он что-то новое о нем раскопал, а? Расколем его.

Катя понимала: дело не во флешке. Просто Гектор резко меняет тему, не хочет обсуждать сейчас то, что ее так волнует и тревожит с некоторых пор. Кашинские события для него сейчас словно щит. Но вид у него невозмутимый. Вдруг он и правда до крайности сам заинтригован? Или чего-то ждет, не торопится пока покинуть Кашин? Каких-то событий? Фактов? Известий? О чем?

По пути в Кашинское УВД Гектор попросил Катю рассказать ему, что ей известно о нынешнем исполняющем обязанности начальника полиции Александре Веригине. И Катя поведала ему, что знала.

Веригин начинал в полиции на транспорте столичного региона. А затем перешел в авиаотряд – летал вместе с опергруппой на полицейских вертолетах, когда осуществлялось патрулирование с воздуха массовых мероприятий или выпадали лихие погони за преступниками и угонщиками авто.

Затем Веригин вернулся в транспортное управление, в аэропорт Шереметьево, и именно там он в одиночку выследил маньяка – мафиози Кокосова по кличке Кувалда. Веригин обратил внимание на подозрительную машину и начал ее преследовать скрытно – Кокосов в тот момент вез в багажнике свою содержанку, красавицу-певичку из ночного клуба Асю Вяльцеву. Она бросила Кокосова, улетела с новым любовником на Мальдивы, там с ним поссорилась, а когда в одиночестве вернулась на родину, Кокосов похитил ее на автостоянке аэропорта – оглушил и запихнул в багажник.

Веригин ворвался в гараж в подмосковном Пионерском, где маньяк Кокосов держал прикованными наручниками к столбу всех своих прежних жертв. Он дробил им ноги и разбивал головы кувалдой. Изуродованные трупы находили на свалках и в подмосковных лесах. Удар кувалдой был фирменным почерком Кокосова.

Певичку Асю Вяльцеву, изменившую ему, Кокосов привез в гараж и тоже приковал наручниками к столбу, словно Андромеду к скале. Он собирался записать казнь на камеру мобильного. Ворвавшийся в гараж Веригин (он был один, без опергруппы, но храбр и решителен, как античный Персей) выпустил в Кокосова всю обойму из табельного пистолета в тот самый миг, когда тот уже размахнулся кувалдой, чтобы расплющить голову любовнице.

Уже мертвого Кокосова-Кувалду Веригин без всякой жалости ударил ногой по плешивой башке и плюнул на его труп. А затем перезарядил табельный и лихо отстрелил наручники – у него ведь не имелось ключа от них. Подхватил на руки, словно Персей, прикончивший чудовище, свою Андромеду, потерявшую от страха сознание, и…

Короче – как в сказке. Как в мифе. Персей спас Андромеду. А она в благодарность скоренько выскочила за него замуж.

О такой красавице, как содержанка Ася Вяльцева, чьей любви добивались богатейшие столичные воротилы и мафиози, невзрачный полицейский и мечтать не мог. Но Андромеда выказала ему благодарность. Или сжалилась над ним? Потому что сам-то Персей из полиции втюрился в Андромеду с первого взгляда.

Министерское начальство тоже весьма шустро поощрило полицейского – ему присвоили внеочередное звание подполковника и… послали на повышение в «солнечный» Магадан – замначальника местного УВД. Задумка была такой, что он поработает, покажет себя как дельный грамотный организатор и руководитель, затем вернется с послужным опытом в Москву, в Академию МВД, и перед ним откроются пути на грядущее большое повышение, на генеральскую должность.