И он бухнул себе прямо в чай настойки. И Гектору – снова щедро.

– Когда их убили? Когда наступило время смерти? – Гектор наконец задал главный вопрос, без которого, как Кате казалось, невозможно двигаться дальше.

– А никто вам не скажет этого. – Сиваков вздохнул. – Зачем их заморозили, словно куски мяса? Именно для того, чтобы никто никогда не смог установить точное время их смерти. Мне рапорт прислали кашинские пинкертоны по электронке – в холодильнике для мяса была установлена быстрая максимальная заморозка. А это сорок минут. Супругов могли прикончить за час-полтора до того, как их обнаружили. А могли убить и за три, пять, десять часов.

– Но в доме следы крови, – сказала Катя. – Кровь разве не может помочь в определении времени смерти?

– А структура крови вся разрушена. – Сиваков поднял очки на лоб и потер красные усталые глаза, в которых уже плескалась «клюковка»-«рябиновка». – Кровь жертв буквально растворена разлитым химикатом.

– Санитайзер, – подсказал Гектор. – Значит, убийца использовал его, чтобы…

– Чтобы и кровь нам не помогла. Ни о каком ДНК убийцы на месте, естественно, и речь уже не идет. А образцы крови почти непригодны для исследования. Разрушена структура. Единственное, что определилось из пары образцов, поврежденных меньше других, – группа крови.

– Где именно и какой группы следы? – уточнила Катя.

– Приблизительно. Не точно. Следы первой группы в прихожей. Мне кашинские криминалисты прислали примерную схему по электронке. Первая группа у женщины. И фрагмент следа волочения на полу у морозильной камеры – тоже первая группа.

– А в мясном магазине? – спросил Гектор.

– Вторая группа. Она же у мужчины, у супруга.

– Ужасные раны на его животе от бензопилы? – Катя продолжала задавать свои вопросы.

Сиваков плеснул себе третью порцию настойки.

– Нет. У него единственная рубленая рана живота и нижнего отдела грудной клетки. Его правая кисть отрублена тоже топором.

– А у женщины – раны лица? – Гектор слушал патологоанатома очень внимательно. – Они ведь не лезвием топора наносились. Обухом?

– Нет. Тяжелым предметом продолговатой формы.

– Монтировкой, которую нашли в прихожей?

– Мне в рапорте криминалист так и написал. – Сиваков, которого уже вело, выпил чай с настойкой. – Они думают, что ее убили этой штукой. А я предполагаю, предмет использовали другой.

– А какой? – спросил Гектор.

– У нее перелом носа, переломы челюсти и вдавленные переломы лобной кости. Монтировка повредила бы кости и ткани иначе. Она тяжелая, однако диаметр невелик. Предмет, которым убили женщину, был тоже увесистым и более широким – это я вижу из состояния ран. Ее не долбили по лицу монтировкой. Ее ударили всего дважды и нанесли такие страшные повреждения.

– Но никаких других предметов… ни дубинки, ни полена, ни биты в доме не нашли. И это не обух топора, как вы говорите. Только монтировка. Зачем ее тогда подбросили?

– Чтобы создать видимость, что ею и убили. Настоящее орудие убийства преступник забрал. Возможно, оно прямо на него могло указать.

– Все ранения и стали причиной их смерти? – спросила Катя.

– У женщины – да. Она скончалась от ударов, фактически разбивших ей лицевой отдел. Черепно-мозговая травма. По моему мнению, на нее было совершено мгновенное нападение, она его не ожидала, даже не защищалась – у нее нет синяков на руках, она не успела ими закрыться. У мужчины отсечение руки топором спровоцировало обильное кровотечение, но причиной смерти стала, конечно, глубокая рубленая рана живота с повреждением внутренностей. Подобные раны просто несовместимы с жизнью. Когда именно все произошло – неизвестно. Потому что тела были заморожены. Видимо, убийце было крайне важно, чтобы следствие не смогло установить не только определенное время, но даже примерный временной интервал. Я, конечно, ночью займусь гистологическими исследованиями их желудков, но при заморозке это тоже особой роли не сыграет. И картина на месте преступления для меня тоже пока туманна.

– А можно, я для вас сейчас попробую смоделировать? – скромно осведомился Гектор. – Как мне теперь все представляется, учитывая ваши слова и ту схему с расположением групп крови.

– Валяйте, коллега, – пьяненький Сиваков махнул рукой. – Дело поганое, темное. Так я вам скажу. А уж я-то повидал на своем веку жмуриков.

Осоловелый Сиваков прихлебывал свой чай с настойкой. А Катя вся обратилась в слух. Она отлично помнила, как точно описал Гектор картину убийства на месте отравления в Полосатово, когда они тоже терялись в догадках, а он оперировал лишь скудными фактами. Впоследствии оказалось, что все произошло именно так, как он описал. У него дар к таким вещам – представлять себе картину в целом по отдельным фрагментам.

– Входная дверь в новом доме Мосиных не взломана. Мне представляется, судя по следам крови первой группы, которая принадлежит нашей Бавкиде…

– Кому? – Сиваков удивленно воззрился на Гектора.

– Потерпевшей, – сразу поправился Гектор. – Именно она открыла дверь и впустила убийцу в дом, не опасаясь его. И он сразу напал на нее, нанеся смертельные удары в лицо. Пусть не монтировкой, чем-то еще. В этот момент, возможно, ее муж находился в морозильной камере с бензопилой. Например, хотел разделать свиную тушу. Когда его жена открывала убийце, его ничто не встревожило, не насторожило сначала. Но затем крики жены и звуки ударов заставили его выскочить из холодильной камеры с бензопилой в руках. И убийца встретил его не в прихожей, а уже на пороге магазина – они сошлись лицом к лицу. Именно там, согласно схеме, присутствуют следы крови второй группы – крови мужа. Когда он выскочил с бензопилой из холодильной камеры, убийца сразу понял: то, чем он прикончил женщину, против бензопилы не сработает. В магазине при осмотре обнаружена колода для рубки мяса, ее опрокинули и отбросили к стене. Я думаю, в колоде изначально был топор, которым муж-мясник рубил мясо. Убийца мгновенно сориентировался. Он схватил топор, когда потерпевший напал на него с бензопилой. Ударом топора он сразу отсек Мосину правую руку. Тот уронил бензопилу. Она упала в холле прямо на пороге магазина, где ее и нашли полицейские. А Мосин от болевого шока не способен был уже защищаться. И убийца нанес ему смертельную рану топором в туловище, в живот. Трупы, топор и отсеченную кисть он бросил в морозильную камеру и включил быструю заморозку. А по всему дому и магазину – по полу, стенам, дверям, крыльцу, по бензопиле, по лужам и потекам крови он разлил из канистр почти двадцать литров санитайзера.

– Гек, он сам был бы весь окровавлен с ног до головы, – заметила Катя.

– Или она. – Сиваков пожал плечами. – Топор вещь страшная. Им и женщина в ярости или припадке безумия способна орудовать так, что только щепки полетят… кровавые ошметки.

– Убийца мог быть в дождевике, ливень же начался в Кашине, – размышляла вслух Катя. – Дождь пошел где-то в семь вечера, а потом гроза с молниями и громом… И даже когда гроза закончилась, все равно капало – моросило до рассвета.

– Вот из этого исходите, – словно разрешил им Сиваков. – А вы, полковник Борщов, – большой выдумщик. – Он глянул на Гектора сквозь очки снисходительно. – Надо ж такое придумать – реконструировать. Как в кино.

– Я могу и ошибаться, – ответил Гектор. – Я ж не истина в последней инстанции.

Сиваков, пошатываясь, отправился в прозекторскую, чтобы снова облачиться в защитный костюм и маску и продолжить катить свой сизифов камень.

Была уже почти половина одиннадцатого, когда Гектор и Катя приехали на Фрунзенскую набережную к ее дому.

Катя вернула Гектору пиджак. Он достал из кармана брюк ключи от ее квартиры и протянул ей.

– Катенька…

– Гек, вы сутки молчали о своих собственных делах, – сказала Катя. – Но я ни на секунду не забывала… я места себе не нахожу… Гек, пора нам с вами о главном поговорить. Кашин подождет. Гек, что случилось?

– Анализы плохие, – глухо ответил Гектор. – Совсем ни к черту анализы.