© Текст – Галина Щекина, 2015

© Дизайн обложки – Андрей Москаленко, 2015

Галина Щекина родилась в Воронеже в 1952, живет в Вологде. Работала экономистом, журналистом, библиотекарем, педагогом доп. образования. Публиковалась в центральной и региональной прессе. Автор романов «Ор», «Тебе все можно», «Графоманка» (шорт-лист Русского Букера 2008)

[email protected]

На заспанных улочках еще не плясало солнышко. Тихие дорожки, кое-где с желтеющими в пыли абрикосами, лежали в тени, невпопад кукарекали петухи, на углу шумела колонка.

Граня и Злата пошли в первый класс вместе, они жили на одной улице в Авдеевке. Они вдвоем собрались утром до школы, рядом стояли, ежась, на линейке, их рядом за одну парту и посадили. Правда, белый фартук Грани был из старой занавески, а у Златы весь переливался, атласный-то, да еще и вышитый гладью. Гране закрутили коричневые косы шнурочком и корзинкой сплели, а у Златы и косы бело-пушистые, и во-о-т такие вот банты – с голову. В таком виде Злата всем слепила глаза, и даже педагог со стажем, первая их учительница, щурилась, очки поправляла, будто терялась. Что это за цаца такая сидит? Как с ней говорить? А ведь учительница понимала разницу между хорошей и хорошо одетой ученицей… У самой-то у нее была одна выходная юбка и один строченый пиджак с манишкой, потому и удивлялась она на такую девочку. Чтобы самой лучшей стать, у нее было все.

Люди просто терялись, сталкиваясь со Златой, с ее белокурыми пенистыми косами, безмятежным лицом, изумленным взглядом дурочки. Терялась и Граня. Уставится Златка и смотрит. А чего думает? Сама и думай. А Граня была другая, это замечали сразу. Она даже маленькая была похожа на Золушку или на восточную принцессу из сказок братьев Гримм – смуглое лицо, влажные черные глаза, слабые завитки на висках, большой лоб, прямой нос и рот величиной в две ягоды, близко под носом, отчего нос казался длинноватым. Выражение лица серьезное, и потому она всегда казалась старше, чем есть. И еще гордая осанка, ходила девочка с прямой, даже вогнутой спинкою.

После школы подружки обычно шли медленно, волоча тяжелые портфели, рассчитанные на много лет вперед. Они обязательно заворачивали на базар, покупали у бабок стакашком изюм или курагу и лакомились. Потом заходили к Злате домой поесть каши с тыквою, а то и вареников. Отец Златы Юрек Ковальский работал фотографом, а мать Гута Тимофеевна шила по людям, поэтому одна комнатка у них всегда была в ярких обрезках материи, лоскутах, мотусках и нитках. Граня быстро съедала тыквенную кашу со сметаной – когда эта каша и так хороша, и без сметаны за милую душу… А еще они со Златкой мастерили на тряпочных куколок платья. Чтобы сделать саму куколку, надо было Гуту Тимофеевну попросить. Она умела не просто сделать туловище, ручки крестом. А еще и личико так устроит, что есть щеки, лоб, глазки вышитые, ротик. Полоска серой или желтой овчины – и готовы волосы. Куколки Гуты были особенные, короткие, и даже могли стоять! Она их клеила на резиновую подошву. Трудно объяснить, почему самодельные куколки были лучше магазинных. Потому что живые, с выражением!

Лешек, Златкин брат, был старше ее года на четыре и дома бывал редко. Девочки всей школы за ним бегали из-за серых его глаз. Девочкам всегда нравятся хулиганы. А он гонял голубей со взрослыми голубятниками. Учил их. Торговал даже. На девочек не смотрел. Или виду не подавал, что ему это лестно.

Потом, после Ковальских уже, Граня бежала домой бегом, и коричневая корзинка кос билась о тонкую шею. Дома она скорее ворошила печь, подбрасывала уголь, а когда чугун разогревался, варила и мяла картошку-мелочь, высыпала корм визжащему с голода поросенку. Мать Гранина, Таисия, тоже была швея, только шила одеяла в швейных мастерских, утром уходила в семь и приходила затемно. Отец, Богдан Машталапов, работал машинистом на станции, так что дом-то был на Граниных плечах. Пока поросенок визжал или уже хрюкал наевшийся, Граня лущила кукурузу. В кладовке стояли серые чувалы с початками, неподъемные. Надо было отсыпать початки в тазик, лущить в большую кастрюлю-алюминьку и потом ссыпать в другой чувал, белый. Лысый початок – бросать отдельно, в угол, на растопку. Спелые желтые початки хрустели, и зерно с треском падало в алюминьку. А если попадал неспелый, так руки очень обдирал.

Свистели птицы. Со станции гукали паровозы. За забором ругались соседи.

«Иды снидать. – Шо снидать, кашу? А сала нэмаэ? – Немаэ. – Я тэбе вбью за тэ сало. – Нэма грошей на тэ сало. – А ну, иды сюды! Покажу, дэ сало браты». И дальше за забором начинались крики, и даже обрывистый смех. «Сувертэко, Сувертэко, дывысь, як чудно чоловика зовуть – Грицько…» Так звали соседа…

Граня хмыкала, включала радио в виде большой черной тарелки, чтобы не слушать соседей. И во двор гремели с окна простые советские песни. «Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река. Кудрявая, что ж ты не рада веселому пенью гудка?» И сама песня стремительная, как ветер! И еще такое – «Нам нет преград ни в море, ни на суше, Нам не страшны ни льды, ни облака. Пламя души своей, знамя страны своей Мы пронесем через миры и века». Так здорово, что мороз по коже!

Хлоп! – калитка железной щеколдой! Входила важная Златка списать уроки, а они еще самой Граней не были сделаны. Початки уже задвигались в угол, на деревянный уличный стол шлепались тетради с русским и математикой. Граня не понимала, почему Злата просит чужую тетрадь, неужели не хватает ума, но раз хочет – на. Дело простое – Златке было лень. Пока Граня решала задачи, Злата пыталась лущить кукурузу, но тут же бросала это скучное дело и шла крутить ручку от радио – то погромче, то потише. Потом списывала уроки и просила:

– Идем же, Граня, погуляем.

– Не могу я никуда. Мне еще двор мыть. Придут – не сделано ничего. И початки тоже.

– Ты успеешь, пока они придут. Идем в парк, на фонтан посмотрим.

– В парк нельзя. Попадет.

– Фу ты, какая…

В Златкином голосе звучали и сожаление, и насмешка. Можно ли быть забитой такой? Что там того парка? Часик и назад. Пока чистишь кукурузу в сарае, вся жизнь пройдет.

И она уходила. А Граня смотрела ей вслед и оставалась при своих интересах.

Шла Златка гулять, чтобы встретить в парке «знакомых девчонок», с которыми как-то незаметно время пролетало чуть не до полночи… На самом деле, это были не только девчонки, которые вовсе и не любили гулять в компании Ковальской. Вокруг Златки роились парни, что тебе комары над патокой. Она сидела на лавочке у фонтана, за фонтаном сразу шла огороженная танцплощадка. О-о, это уже была взрослая жизнь в парке. У лавочки сразу компания – фезеушники, блатные, приезжие, со школы тоже многие бывали, хотя бы тайком. И каждый норовил уйти ее провожать, на долю остальных девочки оставались так себе. Вот разве Лешек, братик старшой, соколенок отчаянный. Ему уже не раз досталось за то, что ходит с красивой девкой, следит, да других шугает – побили так, что на всю щеку был сизый след. А почему? Потому что пошел провожать капризулю Златку, вот так вышло, что ни себе, ни людям…

Драчун Лешек, тайно он нравился Гране. Видя его синяк, она от нежности затихала, и зажмурясь, она представляла узкую свою руку, легко отирающую его щеку травяным настоем.

«Ты полечи его, дурочка, – шептала она Злате, – отак подорожник приладь, абы лопух!»

Но Злата отмахивалась: «Мама поврачует».

И от людей ленивой Злате стыдно не было, будто она даже имела право на легкую жизнь. На уроках ее особо не теребили учителя, в тетрадках у нее стояли четыре и пять, а если к доске вызывали – там дело шло хуже. Там уже только одна улыбка изумленных глаз и ничего больше. Все быстро поняли, что Ковальская сдувает домашние работы, и знали, у кого именно, но с чего было на Граню кричать? Граня учебник читала один раз и запоминала насмерть. Не было у нее такого баловства – на уроки все время тратить. Учителя ж видели, как она гнездится к подоконнику на перемене. «Ты чего? – Уроки пишу. – Делать тебе нечего». Но делать ей было что!