– Обещания?

– …уговора.

– В этом и разница между нами. Для меня обещание что-то значит.

– Выходит, что для меня не значит, да? – громко спросил Игорь, вскочив на ноги.

Молодой человек взглянул на его яростный порыв и улыбнулся.

– Тебе бы расслабиться. Нельзя так резко вскакивать в твоем возрасте. Того и гляди, спину повредишь. Или колени.

– Не смей упрекать меня…

Тим демонстративно отвернулся на бок спиной к стоявшему напротив мужчине.

– Эй! Я с тобой говорю, пацан! Не отворачивайся.

– Ты устал, старик. Ложись спать. Только медленно. Не хочется тащить тебя на себе, когда у тебя спина заболит.

– Да черт с тобой! Будь ты неладен!

Игорь махнул рукой и, переступив через огонек, раздраженно прошагал к краю вытоптанного пятака, провалившись в глубокий снег по самые колени. Он снова выругался, вышел обратно на утрамбованный снег, отряхнул ноги и завалился на спину.

– Как тебе будет угодно, – ответил Тим, не видевший этого порыва, но прекрасно понимающий, как именно ведет себя в этот момент его спутник.

Они не обмолвились ни словом с самого рассвета и до момента, когда солнце, выкатившись на высшую точку своего пути, медленно устремилось вниз. Молодой человек чувствовал, как молчание тяготит спутника, как тот все больше злится, теперь уже на самого себя, как его переполняют эмоции, вызванные бессилием. Чувствовал и ничего не делал. Просто шел вперед, снова и снова извлекая одну за другой ноги из белого вязкого плена. Скалистая гряда росла впереди с каждым новым шагом, а воздух прогревался все сильнее. Мороз больше не колол лицо, а снег под ногами изменил свою структуру, уплотнившись и покрывшись слоем наста, хрустевшего под весом. К вечеру, когда последние отголоски солнца угасли, скалы застилали всю линию горизонта с востока на запад, отвесной мрачной стеной возвышаясь к самому небу. Казавшаяся издали идеально гладкой поверхность камня сейчас представала в совсем ином свете. Сотни расщелин испещрили монолит вдоль и поперек, напоминая один огромный разросшийся наспех сооруженный улей. Они шли все дальше и дальше, даже в абсолютной темноте, пока, наконец, не достигли подножья вырывавшегося под практически прямым углом из земли монолита. Нанесенный ветром снег лишь немного сглаживал остроту границы между белой равниной с пологими холмами и будто бы чужеродной грядой, выросшей из промерзлой земли. Молодой человек сбросил сумку и устало опустился на плотный снег, в котором ноги теперь уже не утопали по самые колени. Он взглянул на спутника, замершего у самой скалы и завороженно смотревшего вверх.

– Видишь кого-то?

Игорь еще несколько мгновений глядел вверх, словно завороженный, после чего мотнул головой.

– Нет, просто кажется, – ответил он, садясь рядом с Тимом, – может живность какая-то мелкая.

– Точно мелкая?

Игорь вздохнул и лег на спину.

– Точно.

Лежа на снегу, он пытался разглядеть вершину естественной преграды, которую им предстояло преодолеть с первыми лучами завтрашнего солнца. Вершины, терявшейся в ночном мраке.

– И как мы будем туда подниматься?

– Осторожно, – ответил Тим, ложась на бок.

– Сомневаюсь, что у меня получится.

Молодой человек пожал плечами.

– Либо так, либо остаться тут и замерзнуть. Выбор невелик. Придется постараться.

– Может одна из эти пещер сквозная? – с надеждой в голосе спросил Игорь, – если так, то не придется карабкаться на самый верх.

– Может и так. В любом случае, нам хотя бы не придется лезть без остановки. Сможем устраивать привал так часто, как захотим.

– Поднимемся немного, и все станет ясно. Если есть проход, то я его увижу.

– Конечно увидишь.

Тим достал из сумки небольшой кусок черствого замерзшего хлеба и, отломив край, протянул его спутнику. Тот повертел твердый как камень продукт в руках и брезгливо положил его в рот. Пытаться разжевать его не было смысла, так что, он просто держал его за щекой, давая внутреннему теплу сделать свое дело. То и дело Игорь поглядывал на скалу взглядом, тревожность которого не ускользала от его спутника.

– Да что там такое? Чего ты так смотришь?

– Я не пойму… – задумчиво ответил Игорь, – есть какое-то движение, но ничего конкретного.

– Это могут быть люди?

Игорь мотнул головой.

– Нет, людей бы я сразу распознал.

– Ну если не люди, то и волноваться нечего. С живностью я как-нибудь справлюсь, – ответил Тим.

– Мы ведь не знаем, что это может быть за живность.

– Мы знаем, что она не может быть разумной. А остальное неважно.

– Я прямо чувствую, что тут все меняется. Чем ближе подходим к катарской пустыне, тем отчетливее это чувство.

– Ты накручиваешь себя, старик, – сказал молодой человек, улыбнувшись, – прекращай это.

– Нет, говорю тебе, что тут все другое. Ты разве сам не чувствуешь? Теос ведет нас в неизведанность…

– Ну снова-здорово, – Тим махнул рукой, – оставь ты уже в покое своих богов.

Игорь с недоверчивым прищуром взглянул на собеседника.

– Когда-нибудь эта стена рухнет, – сказал он.

– Рухнет? – Тим окинул взглядом величественный монолит, – как она может рухнуть?

– Я о твоей стене. За которой ты прячешься.

– А, ты снова об этом. Ясно.

– Не хотелось бы, чтобы тебя завалило, пацан. Будь осторожен. Оставь себе небольшую лазейку. Уверенность – это конечно очень хорошо и похвально, но запасной вариант тоже должен быть всегда.

– Ты не переживай за меня. Я выберусь. Или ты волнуешься, что и тебя тоже завалит?

– Нет, меня не завалит обломками твоей стены. Потому что я ни в чем так категорично не уверен.

Тим улыбнулся, подняв брови.

– Как-то это не похоже на положительную характеристику, знаешь ли.

– А я и не пытаюсь себя нахваливать. В молодости мы все категоричны. Есть только черное и белое. И если уж мы выбираем одну сторону, то придерживаемся изо всех сил.

– У тебя сегодня лирическое настроение, – сказал Тим, – мне это по душе.

– Ты шутишь, пацан, а я серьезно. Позже, когда доживешь до моих лет, вспомнишь об этих словах. Все через это проходят, поверь.

– Хорошо, я верю. Теперь можно поспать? Хотелось бы набраться сил перед подъемом.

– Спи конечно. Я тоже буду. Устал я. Сейчас бы съесть чего-нибудь… жаренного. На костре, с дымком.

Они замолчали, но Тим чувствовал, что спутник никак не может уснуть. Он ощущал его беспокойство, бывшее слишком сильным, чтобы мешать лишь ему одному, и распространявшееся вокруг будто зловонный смрад.

– Не спишь? – спросил молодой человек, не оборачиваясь.

– Что-то не получается.

– Тогда я расскажу тебе историю.

– Расскажешь? Историю? Ты что, бредишь что ли?

– Нет, я серьезно, – ответил Тим.

– Вот это да! Ты решил поговорить со мной. Целая история… с ума сойти.

– Заткнись и слушай. Может быть, услышав это, ты сумеешь хоть немного меня понять. Вы с матерью и Ионой были тогда в Плайя Соледа, в морских землях. А я как раз закончил последний этап обучения. Дело было в храме Ходрат. Там, где дуют ветра. Мне предстоял долгий путь в вашу сторону. Спуск с горы, на которой стоит храм, потом гряда. Все ниже и ниже, пока не доберусь до равнины. Такой зеленой, напоминавшей океан, поросший густой травой. Я спускался три дня, проводя ночи в расщелинах или, если не удавалось укрыться, то на небольших плато, обдуваемых ветрами. Такими сильными и такими холодными, что не будь я уверен в том, что спущусь, остался бы там навсегда. Но я был уверен. И вот, когда впереди осталась последняя скала, не такая высокая и отвесная, как эта, но столь же величественная, я пришел к камню. На небольшом выступе покоился огромный валун. Большая его часть висела в воздухе над пятидесятиметровой пропастью. Казалось, что он не мог там стоять, и что дикие ветра должны были давным давно сдуть его вниз или разрушить крохотную опору, но он был там. Целую вечность. И вот, стоя перед этим камнем, я осознал неизбежность. Нужно ли мне было подниматься на него? Ведь он должен был упасть вниз в конце концов, это было неизбежно. Что, если именно вес моего тела превысит нагрузку на выступ, и камень сорвется? Что, если участок скалы треснет, стоит только мне поставить ногу на этот камень. Я провел на том выступе целую ночь, размышляя о природе этого явления. И тогда я понял то, что снова изменило меня. Все случится так, как и должно случиться. Я ступлю на этот камень и подойду к самому его краю. И если ему суждено будет сорваться под моим весом, то так тому и быть. Но, если этого не произойдет, если камень устоит, то я до конца своих дней буду уверен в том, что делаю. И я поднялся. И подошел к границе, отделявшей меня от бездны. И стоял там так долго, как только мог. Сначала мне было страшно. Я прислушивался к каждому звуку, уносимому ветром, к каждому шороху. Я не решался распрямить спину, потому что боялся. Но прошла минута, за ней еще одна, и я выпрямился во весь рост. И расправил руки, удерживаемый встречным ветром, над самой пропастью, внизу которой затаилась ожидавшая меня смерть. Она так и не дождалась меня тогда, хоть я и шел сам, своими собственными ногами в ее объятия. Вот такая история, старик. Если бы ты сейчас не спал, то, возможно, понял бы, что наши убеждения стоят всего на свете. Добрых снов тебе, старый друг.