Улыбка Мориса погасла.

– Я к стоматологу не пойду! Так мы не договаривались!

– Не боись! Потребуем лучшую анестезию, усыпим, свяжем, обезболим. Зато станешь первым парнем на деревне. Все модные девчонки будут на тебя оглядываться.

– Ага, как же! Будут они!..

– Будут, Морис. Куда они денутся… – Геннадий нагнулся к украшенному изморозью окну, монеткой протер лунку.

– Стоп, машина! – пугая пассажиров, он ринулся к кабине шофера. – Останови, родной! Прямо здесь…

Спустя минуту они стояли посреди дороги и пялились на окружающий их лес. Шоссе горкой сбегало вниз, и там километрах в двух-трех начинались кварталы Зарайска. Только сейчас до Мориса дошло, чего, собственно, Геннадий добивался. Автобус высадил их на вершине холма. Город лежал перед ними, как на ладони. Несколько заводских труб, чадящий газовый факел, легкая дымка над центральными районами.

– Вот мы и дома! – значительно произнес Геннадий. – Ты знаешь, в детстве, слыша, заводские гудки, я не сомневался, что это гудят пароходы. Выходя на балкон, я смотрел на облака и представлял себе морские просторы. Это ведь почти одно и то же, правда? И пароходы, и облака имеют возможность бороздить пространство. Они видят то, чего не видим мы, – тропические закаты, лохматые пальмы, крокодилов, греющих брюхо на берегу. Только лет в семь-восемь мне объяснили, что ни моря, ни крупных рек в Зарайске не наблюдается, а значит, нет ни причалов, ни пароходов… – Геннадий тряхнул головой. – Тем не менее, операция "Валиор" продолжается! В сущности мы на подступах к цитадели!

– Топать до этой цитадели прилично… – пробормотал Морис.

– А мы напрямки двинем – лесом! – Геннадий махнул куда-то вправо. – Подышим озоном, фитонцидами, пообщаемся с природой.

– Так это ж по сугробам чапать!

– А ты как думал! Испытания продолжаются! – Геннадий храбро шагнул с дороги и тут же провалился по колено. – Пойми, Морис, миновав эту полосу препятствий, мы станем полноправными целинниками. Ты не хочешь именоваться целинником?

– Я не хочу воспаления легких, – Морис все еще топтался на дороге.

– Беда какая! Заболеешь, придет красавица медсестра и вылечит! Ты знаешь, как они умеют лечить!

Про медсестер Морис ничего не знал.

– Ну же, смелее! Взгляни на этот очаровательный лес и ты поймешь, что дикие звери не столь уж глупы.

– Еще бы! У них шкура, подшерсток.

– А у тебя разум! Или разум ничего не стоит?

Аргумент представлялся скользким, но бывший бомж все же послушно шагнул в снег.

– Кстати, Морис! Что такое елка, ты знаешь?

Ответа не последовало, и Геннадий, успевший пропахать в сугробах основательный окоп, на ходу обернулся.

– Елка, Морис, это пушистый зверек с зеленым мехом. Только вообрази, эту элементарную истину я узнал совсем недавно от четырехлетнего карапуза. А до этого не знал, представляешь?

В грудь осторожничающего Мориса с треском вонзился снежок. Потеряв равновесие, бывший кинолог и бывший станочник опрокинулся в рыхлую целину. Целинник из него получался неважный.

***

Подлесок преодолели с трудом. Несмотря на то, что температура здесь значительно отличалась от благовещенской, Морис основательно продрог. Причина таилась в ветхости его одежонки, и Геннадий сходу пообещал купить новоиспеченному ординарцу роскошную заячью шубу. К шубе добавил валенки и фирменные штаны с подстегом.

– Мне бы кальсоны. Шерстяные, – возмечтал Морис. Он вдруг уверовал, что любое самое фантастическое желание будет исполнено. Геннадий Килин не разочаровал компаньона.

– Будут тебе и ванна с джакузи, и кофе с кальсонами из верблюжьей шерсти! – Геннадий указал куда-то вдаль, где угадывалось что-то весьма напоминающее зону. – Видишь? Это мой танковый полк. Учебка.

Свою собственную армию Морис успел благополучно забыть и к пояснению гида отнесся равнодушно. Учебка – она и есть учебка. Материя из тех зол, что неизбежны в человеческой жизни. Лучшее, что надлежит сделать, это миновать ее побыстрее – и еще быстрее забыть. Как подножку недруга, как несмываемую бомбу, пущенную с высоты коварным вестником мира. В конце концов, как очередное препятствие… Морис потихоньку начинал рассуждать категориями "начальства".

Облепленные снегом с ног до головы, на подходе к городу они сунулись в спортивный комплекс. Геннадий ограничился тем, что попросту отряхнулся. Он был без шапки, но это его нимало не смущало. Морис же с охами и ахами немедленно подсел к батарее парового отопления. Свои разноцветные варежки – женскую, малиново-узорчатую, и безликую серую, он выложил поверх ребристого радиатора, после чего принялся расшнуровывать ботинки. Носки шерстяные, продранные на пятках, и носки хлопчатобумажные, похоже, вообще не имеющие подошвы, он бережно присовокупил к варежкам. Сторож комплекса, животастый старикан со вставными, завидной белизны зубами, что-то заворчал, но Геннадий умиротворил его, рассказав, что когда-то – лет пятнадцать назад занимался на здешнем манеже и даже слыл за подающего надежды. Фамилию он, правда, назвал незнакомую, но к удивлению Мориса, доверие старика моментально окрепло. Подобрев, сторож сложил на животе веснушчатые руки и умиленно склонил голову набок. Он напоминал сейчас ласковую старушонку, следящую за копошением любимых внуков. Вдоволь налюбовавшись на гостей, он уковылял в громыхающие дебри спорткомплекса, может быть, затем, чтобы порадовать тренерский коллектив приходом ученика-любимчика.

– Ты же говорил, тебя Килин зовут?

– Верно, не отказываюсь. Только, видишь ли, местную знаменитость кличут немного иначе.

С запозданием Морис обратил внимание на стенд с фотографиями. Вверху золотилась фраза: "Они – наша гордость!" Тут же наличествовали закорючки дат и спортивные звания. Было ясно, что фамилию здешнего чемпиона Геннадий заимствовал со стенда.

– Ну как? Обогрелся?

– Какое там! – Морис тем не менее понял, что от него требуется, и в обратной последовательности стал обряжаться в пестрое свое хозяйство. Пока он облачался, Геннадий приблизился к дверям ближайшего зала и полюбовался сценой обучения таинству мастерства. Тренажер, на котором тужилась пигалица лет восьми-девяти, скрипуче вытягивал одну и ту же ноту, всякий раз заканчивая кузнечным грохотом.

– Там что-то застревает, – жаловалась пигалица.

Тренер, абсолютно лысый, в ширину и высоту примерно одинаковый, ненормально быстро размахивал руками и тоненько кричал:

– Ничего не застревает! Это специально! Там эксцентрик такой! Эксцентрик, понимаешь, балда!..

Непонятливая "балда" часто кивала, напрягала ноги, и тренажер опять принимался скрипеть и грохотать. Вздернутый носик девчушки подрагивал, тренеру она не верила. Проклятый эксцентрик все равно где-то упрямо застревал.

– Готов? – Геннадий обернулся.

– Битте-дритте! – компаньон стоял у радиатора в позе мальчика, играющего в часового. С варежек на пол капала оттаявшая грязь, на том и на другом ботинке шнурки были завязаны крупными девичьими бантами.

– Вижу, что готов, – "командир" довольно улыбнулся.

***

– Милая, почем нынче – арендовать средних размеров зал?

С таким вопросом Геннадий обратился к гостиничной коридорной. Просто так, как бы между делом опустил на ее столик червончик.

– Для поминок или для свадьбы?

– Ну, скажем, для юбилея. Юбиляр богат, знатен и никак не желает осрамиться.

– Можно арендовать зал в ресторане, а можно в столовой. Цены, конечно, отличаются. В столовой дешевле раза в три, – кудрявая, как негритенок, брюнетка вытянула губы приветливой дугой, но ничего кроме дуги не вышло. То ли устала дамочка улыбаться всем и каждому, то ли вовсе не умела этого делать.