Сейчас у нас Пасха, великий христианский праздник, время вспомнить о Христе и его заветах, но вместо этого не прекращается пьяный загул. Я вот уже три дня не выхожу из дома, не хочу видеть того, что творится на улицах. Повсюду пьяные, которые кричат, поют, смеются, плачут или дерутся. У кабаков и прямо посреди улицы лежат недвижные тела тех, кто уже не может дойти до дома. В тёмных переулках мужчины и женщины вытворяют бог знает что и здесь же справляют нужду. И это Пасха?..

Впрочем, православная Пасха по сути вообще не Пасха, ибо отмечается с опозданием, по устаревшему календарю, – так же как другие христианские праздники.

– Мы во всём отстали от Европы, да ещё гордимся этим, – он нахмурился и замолчал, а потом продолжил: – Иосиф Волоцкий закончил возведение здания «истинного православия». Над московскими фрондёрами была произведена показательная казнь: их предводителей сожгли в клетке в Москве, остальных – в Новгороде и Юрьеве. Больше никто не сомневался в праве церкви творить расправу над инакомыслящими: если у кого-то оставались ещё сомнения, они окончательно пропали в царствование Ивана Грозного. По малейшему подозрению в отступлении от православия людей подвергали немыслимым по жестокости пыткам и казням.

В оправдание Грозного говорят, что в Европе в это время дело обстояло не лучше, там католики и протестанты безжалостно истребляли друг друга, – однако такие зверства и в таком количестве, которые совершал русский православный царь, Европа, всё-таки, не видела. В ней распространялся гуманизм, поэтому мучения и насильственная смерть инакомыслящих проповедников уже вызывали отторжение. Когда Варфоломеевской ночью в Париже убили семь тысяч протестантов, это оттолкнуло от фанатичных католиков-убийц даже их сторонников, Европа застыла в ужасе.

У нас при Иване Грозном было перебито одной только аристократии пять тысяч человек, – именно столько занесено в синодик, в поминальный список царя Ивана. Мужчины низшего сословия и женщины редко удостаивались высокой чести попасть в царский синодик— царь не считал нужным молиться об их загубленных жизнях.

Наши добросовестные исследователи старины до сих пор спорят, сколько всего народа загубил Иван: кто-то утверждает, что сто тысяч, кто-то – сто пятьдесят, кто-то говорит о двухсот тысяч убитых за время его правления. Во всяком случае, современники определённо писали, что Россия после царя Ивана «запустела». Не буду рассказывать о том, какие пытки применял к своим жертвам этот изверг на троне: у него была какая-то болезненная страсть мучить людей самыми изощрёнными способами.

При первых Романовых, когда был принят обширный свод российских законов, Соборное Уложение шестьсот сорок девятого года, «поносные слова» и «святотатство» против православной церкви рассматривались как богохульство и карались «квалифицированной казнью» – сожжением на костре, четвертованием, колесованием или сажанием на кол. Иностранец Петрей лично видел, как несколько таких «святотатцев» посадили на кол, после смерти тела вынесли за городские ворота, сожгли, а пепел засыпали землей.

Особенно свирепо церковь расправлялась с раскольниками, не вынесшими её гнета и пожелавшими верить во Христа по-своему. Расколоучитель Андрей Денисов в «Повести о жизни Никона» сравнивает участь раскольников с участью первых христиан в Римской империи. Перечисляя орудия пыток – бичи, клещи, тряски, плахи, мечи, срубы, он упоминает и о железных хомутах – типичном орудии инквизиции: «Хомуты, притягивающие главу, руки и ноги в едино место, от которого злейшего мучительства по хребту лежащие кости по суставам сокрушаются, кровь же из уст и ушей, и из ноздрей, и из очей течёт».

В другом раскольническом письме гонения против них изображены так: «Везде бряцают цепи, везде вериги звенят, везде Никонову учению служат дыбы и хомуты. Везде в крови исповедников ежедневно омываются железо и бичи. И от такого насильственного лютого мучительства залиты кровью все города, утопают в слезах села, покрываются плачем и стоном пустыни и дебри, и те, которые не могут вынести таких мук при нашествии мучителей с оружием и пушками, сжигаются сами».

«Кто заповедовал так мучить людей, – спрашивал вождь раскольников Аввакум, – разве Христос этому учил? Мой Христос велел проповедовать словом, а не кнутом и огнём». Самого Аввакума много лет держали в земляной тюрьме в цепях, а потом сожгли заживо вместе с его учениками.

Преследование раскольников шло с такой силой, что случаи их самосожжения стали массовыми. В Пошехоновской волости Белосельского уезда сожглись две тысячи человек: на реке Березовке в Тобольском крае сожглось около тысячи семисот раскольников. В других волостях, жалуясь на притеснение духовных властей, крестьяне писали, что священники держат их без одежды на морозе, и что если их не избавят от разорения, то они готовы «в огне сгореть».

Вы подумайте, до какого отчаяния надо было довести людей, чтобы они добровольно сжигали себе вместе с женами и детьми, лишь бы не попасть в руки своих мучителей!

– Страшно слушать, – покачала головой Екатерина Дмитриевна. – Такое ощущение, что наша история написана кровью.

– И заслуга в этом не только светской власти, но и православной церкви, – прибавил Чаадаев. – Так повелось от Византии, и мы продолжили эту печальную традицию.

Но, может быть, просвещённый восемнадцатый век положил конец этой вакханалии убийств? Ничуть. Пётр Великий, прорубивший окно в Европу и повернувший Россию лицом к ней, продолжал инквизиторскую деятельность в защиту православия. С одной стороны, он полностью подчинил церковь государству, издевался над отжившими церковными порядками, но с другой стороны, он был яростным защитников православия иосифлянского вида. Да и кто бы из правителей отказался от такого дара? Церковь у нас поддерживает власть, а власть поддерживает церковь. «Ворон ворону глаз не выклюет», – как говорят в народе.

Я уже сказал, что при Петре был создан Приказ инквизиторских дел; выступление против православной церкви, критика ее догматов и обрядов рассматривались как «богохуление». «Хулители веры, – говорил Петр, – наносят стыд государству и не должны быть терпимы, поелику подрывают основание законов». Виновным выжигали язык раскаленным железом, а затем предавали смерти.

В годы правления «матушки-императрицы» Екатерины Второй, «философа на троне», как её называли льстецы, духовное ведомство всюду видело мятеж против церкви и настаивало на суровых мерах для искоренения «злых плевел». По поручению Синода петербургский митрополит Гавриил представил свои соображения о том, как бороться с церковными противниками. Гавриил предложил виновных смирять прежде всего публично – одевать в позорную одежду и выставлять как преступников на всеобщее осмеяние. Затем им следовало дать тридцать ударов плетью о двенадцати хвостах, выжечь калёным железом клеймо на лбу – буквы ЗБХ (злобный богохульник) и сослать навечно в каторгу, где использовать на самых тяжелых работах «вместо скотов». Жестокость этого наказания Гавриил объяснил тем, что отступление от православной церкви, безверие и богоотступничество являются заразой для государства.

Екатерина дала, хотя бы, некоторые послабления раскольникам, но при нынешнем государе Николае Павловиче гонения на них возобновились. В Севастополе двадцать солдат осуждены за отход от православия. Часть солдат забили до смерти шпицрутенами, прогнав через строй в пятьсот человек, остальных пороли розгами.

Впрочем, удивляться этому не приходиться, – мы уже говорили, что у нас вновь провозглашена основная национальная идея «православия, самодержавия, народности». Старая мысль Иосифа Волоцкого взята на вооружение, – мы опять обращены в прошлое, вместо того чтобы смотреть в будущее. Мы не ищем новых форм общественной жизни; мы вытаскиваем из сундуков наряды прадедов на удивление всему миру.

– Вот именно, на удивление, – сказала Екатерина Дмитриевна. – Мне написала подруга из Петербурга, что фрейлины при дворе сейчас должны одеваться в сарафаны и кокошники. Это очень забавляет иностранных гостей, они называют это «русскими чудачествами» – «es russes excentricités».