— Я не могу. Тут только Тимур наследник. Я-то тут причем?

— Не спорь, Соня. Подписывай. А потом если совести хватит можете даже разорить компанию.

Он говорит это легко и просто, что мне становится невыносимо стыдно. Вот такого он о нас мнения?!

Я еще раз пробегаюсь по пунктам и не замечаю ничего подозрительного. Ну и ладно, расписываюсь, и передаю ручку нотариусу. Если что потом просто отказ от наследства напишу и передам все полномочия Тимуру. Мне ничего чужого не нужно.

— Спасибо, что нашли для нас время, — Генрих Илларионович пожимает руку нотариусу.

— Всегда рад помочь. Долгих лет жизни, — при условии того, что мы сейчас подписывали, я воспринимаю его слова, как черный юмор и мне кажется, они совершенно неуместны.

Дед уходит провожать нотариуса, а я решаюсь сказать:

— Ты можешь не переживать, Тимур, если вдруг что я все документы подпишу и ни на что не буду претендовать.

— Это моя была идея, Соня.

Его слова меня опять шокируют. Он добровольно решился отдать половину фирмы мне?

Бред…

Этот человек, хоть и любит спорт, но он всегда знал, что рано или поздно займет место деда. Да и наше замужество лишь только отсрочило этот момент, но чтобы делится? Мне вообще казалось, что Тимур не знает такого слова.

— Даже если ты не будешь со мной, то я должен тебя обеспечить. Мне не нравится то, как относится к тебе твой отец…

Пока я прихожу в себя, дверь вновь открывается.

— Добрый день, Тимур, Соня, — в кабинет входит дед и следователь, он достает папку и начинает раскладывать перед нами листы.

Он без всех любезностей просто начинает рассказывать.

— По горячим следам нам удалось прояснить несколько моментов. Телефон с которого был сделан заказ и то письмо, что было отправлено вам, Тимур, связаны. Тут человек действовал видно, что второпях и поэтому не успел замести следы, избавиться от сим-карты. Имя Журавлева Ирина вам знакомо? — он смотрит на нас и показывает фотографию женщины, уже в возрасте.

— Нет, — я и Тимур отвечаем синхронно.

— Хорошо. А вот эта девушка? — он показывает молодую блондинку, улыбающуюся и только по глазам я понимаю, кто это… — Марина Жданова.

— Да, эта жена моего отца, — спокойно поясняю. — Это она все делала?

— Она не только была женой Довлатова. Она ранее встречалась с моим отцом, но не получилось у нее его на себе женить, переключилась на меня, но и тут у нее все пошло не по плану.

Я шокировано смотрю на Тимура и понимаю, наконец, что их связывало. Он мог мне тоже рассказать про это, и я бы себе ничего не выдумывала.

— То есть она могла изучить всех… — он записал себе в блокнот и посмотрел на нас. — Последние эпизоды точно она. Возможно Марина переживала, что вы откажетесь от продажи дома и тем самым лишите денег…

— А она могла организовать ту подставу?

— Это еще нужно доказать. Будем расследовать. Сейчас у нас на руках ордер на обыск дома и она является подозреваемой. Мы с вами поедем туда и посмотрим на реакцию. Вы можете не переживать за свою безопасность, все под контролем.

Мне безумно страшно, но вместе с тем я понимаю, что рядом будет Тимур и дед.

— Я буду рядом, — Тимур берет меня за руку и тянет за собой.

Я расслаблюсь, теперь волнение немного отступило и от Тимура исходит приятное тепло, которое меня успокаивает.

Мы с Тимуром садимся в одну машину и двигаемся в сторону дома отца.

— Тимур, а почему ты не рассказал мне про Марину раньше. Я же спрашивала. — этот вопрос волнует меня, потому что мне интересно, почему он так поступал.

— Я не хотел тебя ссорить с отцом. Думал, что если ты узнаешь, то начнешь говорить ему про ее отношения. Он мог, конечно и знать, раз у них все серьезно, и Марина была беременна от него. Да и вспомни свадьбу, как они вдвоем пришли. Ты могла сорваться и это могло ухудшить отношения. Я не мог разрушить твои отношения с отцом, когда вы могли их наладить.

Я отворачиваюсь от него. Теперь мне все понятно. Все то, что меня волновало и беспокоило, вскрылось. Тимур был не так плох и если бы мы все раньше обсудили, то не было бы этой пропасти, которая образовалась между нами. Мы останавливаемся у дома отца, но следователь тут же говорит, чтобы мы шли первыми, а они уже за нами.

— Вы идите первыми, мы следом.

Я иду рядом с Тимуром и с каждым шагом мне становится все сильнее не по себе. Открываю калитку и захожу во двор.

— А помнишь, как я тебя тайком забирал с заднего входа, а ты через окно ко мне спускалась, — Тимур шепчет мне на ухо и вместо того, чтобы прокручивать реакцию отца и Марины, я вспоминаю прошлое.

— Это наверно смешно смотрелось. И нелепо, как девица вылезает из окна на шпильках. Я тогда хотела тебе понравится и наряжалась. Вот глупой была, — я осекаюсь, потому что чувствую, как рука Тима напрягается.

— Не зря. Ты единственная, кто был рядом со мной всегда. И в моем сердце.

Я игнорирую его слова, они меня волнуют, но я именно сейчас не хочу их слышать. И даже не то, что сегодня… Вообще не хочу.

Я не знаю, что с этим делать…

Чтобы не отвечать, стучу сразу в дверь и жду когда ее откроет отец.

— С ним? — только открывается дверь, отец не говорит “привет”, “как дела, дочка”, “все ли у тебя хорошо?”. Сразу же спрашивает о Тимуре.

— Да. А что? Думал будет по-другому когда-нибудь?

Я играю на его нервах, и мне нравится. Вижу, как он плотно сжимает зубы, но молчит.

— Нет, так и знал, что твоя участь только быть под Байрамовым. На большее, увы, не годишься. Даже жалею, что разрешил матери тебя взять из детдома.

— Знаешь, что Довлатов, — голос Тимура тихий, но рычащий. Будто хищник выходит на охоту и одно неловкое действие, как он накинется. — Я же тебе и морду могу набить, аккуратнее на поворотах. Соня стерпит, а я влуплю и мало не покажется.

— Отойди, — не даю сказать в ответ отцу, потому что вижу, как венка надувается от злости на его лице, — давай уже покончим с этим.

Отец… или как мне его теперь называть? Я не знаю, говорит ли он правду про детский дом или врет. Но мне все равно неприятно. На самом деле это объясняет то, почему он стал так относится ко мне. Мама умерла, а я даже не родная дочь…

Я не понимаю, что мне делать. За сегодня столько потрясений, что я просто не знаю, как реагировать.

— Ты не соврал про приемного ребенка? — вхожу в дом и спрашиваю. Мне нужно знать. Нужно, иначе я просто не смогу спокойно жить с этим.

Пройдя внутрь, осматриваю гостиную. Марина царственно сидит на диване и улыбаясь, смотрит на меня. Ее улыбка походит больше на оскал. От нее мне становится мерзко на душе. Я замечаю, как она переводит взгляд на Тимура, и выражение ее лица меняется. Я вспоминаю слова следователя и угрозы и хочется тут же позвать их сюда. Таким злым людям не место на земле. Они должны находится за решеткой.

— Да. Твоя мать не могла никак забеременеть и пришлось пойти на уступки, — он говорит это так обыденно, будто и не раскрывает никакой тайны.

Папа присаживается рядом с Мариной и подталкивает папку ко мне. К счастью, в этот момент в помещение входит следователь, Генрих Илларионович и несколько полицейских.

Они поясняют все отцу и он смотрят на Марину, держит письмо с ордером. Дмитрий, кажется, ничего не понимает, а после выплевывает:

— Оклеветала, зараза? — он презрительно смотрит на меня и не верит во все это.

Мне кажется, он накинется на меня, но Тимур рядом. Его плечо появляется внезапно и отец смотрит на него с презрением, даже на долю секунды забывая обо мне.

— Котик, это не я. Правда. Мне ничего такого не нужно. Я не занимаюсь, — Марина что-то пытается объяснить отцу, и он даже ее слушает, обнимает и успокаивает.

— Нашли телефон, там не удалено письмо. Понятые посмотрите, пожалуйста.

А дальше все происходит будто во сне. Едва нам позволяют выйти из дома, я убегаю. Первой толкаю калитку на выход и делаю глубокий вдох. Так противно от всего этого предательства. От того, что отец так поступил со мной. Пусть он и не родной папа, но ведь воспитывал меня столько времени, мы жили вместе. Разве можно так ненавидеть ребенка?