Тимур встает со стула и включает кофемашину.
— Ты поэтому не спал? — он оборачивается ко мне и говорит:
— Почему не спал? Спал… Этого достаточно, — он подмигивает мне и отворачивается к панели, начиная готовить завтрак.
Я почти верю ему, только усталость на его лице слишком заметна, чтобы поверить полностью.
Мы завтракаем в тишине, но я понимаю, что у меня нет никакого желания молчать.
— Тим, а почему ты носишь с собой те перчатки, что я в детстве дарила?
Я помню, как он небрежно тогда к ним отнесся, выкинул не обращая внимания. Но сейчас именно они находится в его сумке, с которой он ездит на бои. Он даже если и удивляется, то не показывает этого. Просто пожимает плечами, складывает вилки и берет кружку с кофе.
— В детстве я разбирал коробки и наткнулся на твою. Понял, что твоя по цвету. Ты была точно в таком же платье, — он усмехается. — И я его испортил.
— А я тогда на тебя очень сильно обиделась. Оно было мое любимое. Да и с подарком я старалась… — вспоминать совсем не хотелось, но сейчас это воспринимается, как простые детские шалости, не больше.
— Я знаю, ты меня тогда жутко бесила. Потому что родители наседали: Соня хорошая, добрая, тебе бы у нее поучится. Она хоть и младше, но смотри как у нее все получается, — он коверкал слова так смешно, что сейчас никакой обиды на него не было, только убеждение того, какие мы дети бываем глупые.
— Так во-о-от в чем была причина.
— Да, я разобрал подарки и открыл твой. А там перчатки. Я тогда был повернут на боксе, это было моей манией, а отец был против… Даже сейчас вспоминаю его слова: “Это не серьезно”, “Семью не прокормишь”, “голову отобьют, еще и калекой останешься”. И тут ты даришь перчатки.
— Я слышала этот разговор и мне хотелось тебя поддержать. Мне стало так обидно за тебя, что я выгребла все свои карманные деньги и купила их.
Я опускаю взгляд, потому что мне становилось неудобно. Это как прыгнуть в поезд и мчать полным ходом назад. Воспоминания, словно ветер, бьют по лицу перехватывая дыхание, посылая тонну мурашек всему телу.
— Они тогда для меня стали отправной точкой. Я решил, что воплощу эту мечту и не отступлюсь. И я их ношу, как талисман, с того момента постоянно беру их с собой на соревнования.
Его откровения меня поражают до глубины души. Я считала всегда, что безразлична ему. Особенно после того момента, как он меня выгнал из машины… Но сейчас он будто открывается с другой стороны, и я хочу задать все вопросы.
— А тогда в машине, почему меня выгнал? Если ты не хочешь говорить об этом или не помнишь…
— Я винил тебя в том, что пришлось везти тебя. Я думал, будь я тогда с родителями, аварии бы не произошло. Только спустя годы, когда мозги встали на место, понял, что это дело случая. И не стоит во всем винить тебя.
Тимур не переживал, но по глазам вижу, что воспоминания даются ему тяжело. Грустный блеск в его глазах и ироничная ухмылка заставляет и мое сердце трепетать. Теперь я его понимаю намного лучше. Но чтобы пазл наконец сложился, остается задать последний вопрос.
— А в последний раз. Тогда в машине, ты говорил, что кроме физиологии нас ничего не связывает. Это была правда?
— Нет…
— Тогда почему ты так сказал? — я с замиранием сердца жду его ответа, но он не торопится рассказывать, отводит взгляд в сторону, встает из-за стола и подливает горячего напитка. — Расскажи мне…
— Помню то время, как вчера. И знаешь, я хотел с тобой отношений, понимал, что пора уже все наконец обозначить, ведь вокруг и так все думали, что мы вместе. И я тебе безумно верил. Твоим словам, считал, что ты никогда не предашь меня и не обманешь. Но я услышал разговор деда с твоим отцом. Он был против наших отношений и говорил много чего, но… — он запинается и хмурится, будто решая, говорить мне или нет.
— Твоя мама и мой отец были любовниками, Соня. Ты знала это и молчала, потому что боялась потерять меня.
— Что? — я шокировано смотрю на парня, не в силах поверить.
Моя мама и его отец? Этого ведь не может быть.
— Ты не знала, — горько утверждает он, кивая.
— Как ты мог в это поверить?
— Дурак. Я маму сильно любил тогда. Не мог поверить, что отец так поступил с ней, а ты знала и не сказала. Молчала. Когда я пришел к тебе и предложил пожениться, меня реально заколебал дед. И причем именно тобой, пора женится, смотри Соню кто-то заберет. Такая девочка. Я подумал, что поиграю на твоих нервах, а через годик разведусь. И дед успокоится, перестанет на мозг капать и тебя выкину из головы, потому что куда не плюнь везде ты. Даже когда в передряги попадала, опять чистая выходила. Как так? Я не верил.
— И в последний раз тоже не поверил… — с грустью добавляю, но теперь-то хоть понимаю Тимура.
Теперь вижу, что он чувствовала и как размышлял. Не скажу, что эти поступки логичны. Но это мужчины, у них вообще другое мышление. Нам бы девочкам все сразу обсудить, поговорить и поставить точки. А мужчины думаю сами, решают сами. Хорошо, что до некоторых хотя бы доходит.
— Не верил. И только после сообщения на почту понял, каким был дураком. Я не знаю, как загладить вину перед тобой. Мне и жизни не хватит, наверное.
— У всех свои недостатки.
Мы с Тимуром говорим очень долго и, кажется именно сейчас находим то, чего нам не хватало все это время. Даже вспоминая наше перемирие, когда его поранили, и то не сравнится с нашим разговором сейчас. Тогда мы просто существовали рядом.
Но сейчас…
Мы наконец поставили эти точки вместо запятых.
— Да? — Тимур отвечает на звонок, отвлекаясь от нашего разговора. — Да, дед. Уже собираемся и едем.
Он слушает и кивает ему “угукая”, а после завершения разговора выдыхает и пристально смотрит на меня.
— Чего там? Не молчи, — его пауза затягивается и мне становится страшно от этого.
— Дед сказал, чтобы мы поторопились, нужно быстро все подписать и к нему приедет наш следак. Говорит серьезный разговор…
Глава 40
Я бегу наверх и собираюсь, мне не хочется заставлять ждать деда, но и хочу поскорее узнать, зачем следователь приедет. И почему именно к деду!
Только спускаюсь вниз, вижу Тимура и его пристальный взгляд.
— Готова? — я бросаю мимолетный взгляд на себя и не вижу того, чему стоило бы удивляться.
Да, платье не брендовое, обычное черное вязанное платье. Самое дорогое на мне — жемчуг, да и тот принадлежит маме.
— Ты чего так смотришь? Не привык девушек видеть в обычной одежде, которая не стоит дешевле пары сотен долларов?
— Ты красиво выглядишь. Даже не смотря на то, сколько стоит твой наряд.
Это неожиданно слышать, я настолько отвыкла от него, что любое слово сейчас кажется непривычным. Да и стараюсь перебрать в своей памяти говорил ли Тимур мне комплименты и понимаю, что не помню.
— Поехали, — я смущаюсь, как пятнадцатилетняя, которая только видит парня, но стараюсь скрыть свои эмоции.
И так многое сегодня было обсуждено, что хочется закрыться и подумать…
Мы спокойно выезжаем из дома и едем к деду, дороги забиты и мы успеваем постоять в пробке, пропустить спецтехнику, что разгребали завалы на дороге. Только подъезжаем к дому, нас сразу встречает серьезный дед. По его лицу сразу видно, что ничего хорошего нас не ждет.
— Так, Тимур, Соня поторопитесь. Нотариус уже ждет, вам нужно подписи поставить и будем разбираться.
Мы поднимаемся наверх в кабинет Генриха Илларионовича. Мужчина в строгом костюме и очках с черной оправой ожидает нас уже с ручкой в руках. Мы подходим к столу и Тим даже не глядя подписывает, где показывает мужчина. Я медлю, не люблю подписывать то, что не читаю. И вначале пробегаюсь взглядом по бумагам.
— Соня, это обычная процедура завещания. Я вас указываю, как прямых наследников. Ты можешь не переживать и спокойно подписывать. Я тебя не обману.
Я смотрю на деда и понимаю, что не могу подписать, это вообще несправедливо перед Тимуром.