Слышится испуганный писк, на пороге объявляется завернутая в простыню деваха лет шестнадцати.
- Звук прикрути, - хрипит Атаман, делая шаг ей навстречу. - Тебя же не трогают.
Визги и писки обрезает, как ветки бензопилой "Дружба".
- Одевайся, Аджапов. Задержан. Вот постановление об аресте. - Атаман сует хозяину квартиры, которого уже подняли с пола, постановление. Таких липовых бумаг у него полно на все случаи жизни. Печать прокурора, подпись, все реквизиты, даже ссылка на уголовное дело - все на месте, не подкопаешься.
- Да вы чего?! - голосит Аджапов - то ли скулит жалобно, то ли возмущается. - Не за что! Я ничего не делал!
Его причитания никого не интересуют. Внизу уже стоят под парами две машины с фальшивыми синими милицейскими номерами.
Машины уходят в московскую ночь. Выруливают около свалки рядом с лесопарком.
- Я не при делах. Завязал, - гундосит Аджапов. - Мужики, скажите хоть, за что взяли... Я не при делах. Падлой буду. Мамой клянусь...
- Ты нас перепутал с кем-то, - заявляет Атаман.
- Вы чего, не менты?! - в ужасе вопит Аджапов.
Машина замирает. Свет фар утыкается в кучу мусора и спугивает бродячих котов, которые неохотно разбегаются.
- Где Махмуд?
- Какой Махмуд? - ошарашенно переспрашивает Аджапов.
- Махмуд Маленький. Чеченец. Разведчик...
- Не знаю такого.
- Не знаешь? - удивляется Атаман. И резко ладонями бьет по ушам задержанного.
Когда в голове проясняется, Аджапов ощущает, что лежит на мокрой земле.
- Повторяю вопрос, - произносит Атаман.
- Не знаю! - кричит Аджапов, у которого в памяти всплывают законы корпоративной бандитской солидарности и примеры незавидной участи тех, кто не держал язык за зубами.
- Ладно, - кивает Атаман своему помощнику. - Давай, мочи его...
- Э, правда не знаю, - скулит Аджапов.
- Давно его видел?
- Месяц назад... Он помогал нам.
- Чем?
- Лоха одного пробить... Он полрынка на Севере держит. Мы его нагрузить хотели.
- Пробил?
- Нет. Махмуд сказал, что дел много. Никак не может. Мы ему платить хотели. А он - не хочу... Шакал...
- Где он может быть?
- Не знаю!
Атаман кивает. Его помощник вытаскивает бесшумный пистолет. И простреливает плечо Аджапова.
- У-й-я-а!!! - дико, как сирена, воет ингушский бандит.
- Дальше коленная чашечка, - уведомил Атаман.
- Ох... Что же вы за беспределыцики, - Аджапов начинает понимать, что мочить его будут по-настоящему. А значит, гордость бандитскую надо задвинуть подальше.
- Давай, говори, падла такая. Рассуждать еще будешь...
- Ой-я-а-а... С Гочей он близкий.
- Кто такой? Где живет?
- Ой-я... Ой, как больно-о... На хате в Бутове со шкурой своей... Ой-я-а... Снимает хату... Он и Махмуд любят с шлюхами гулять. Друзья...
- Адрес.
- Не знаю. Больно-о-о.
- Адрес, урод!
- Я покажу...
- Если врешь, мы тебя валим. Нет - отпускаем. Такой у нас договор. Годится?
- Да... Больно-о-о...
Один из бойцов рвет рубашку Аджапова, туго перевязывает простреленное плечо. Рана плевая - больше шума и визга.
Ночь. Дорога. Мигание светофоров...
Гочу даже не приходится выуживать из теплой постели. Вон, во дворе дома, рядом с джипом с распахнутыми дверцами стоит длинный, сгорбившийся, длиннорукий, в куртке по колено. Цепляется за талию девицы, явно легкого поведения.
- Он! - радостно шепчет Аджапов, страшно довольный, что Гоча на месте, а значит, шансы остаться в живых резко возрастают.
- Поверим на слово, - Атаман кивает невысокому, поджарому бойцу, который недавно стрелял в Аджапова. - Давай...
Боец выходит из салона. И двигает напролом через пустынный двор, мимо грибков, скамеечек, ракушек. При этом походка его немного заплетающаяся, он покачивается из стороны в сторону, как пьяный.
- Закурить не найдется? - подваливает он к Гоче.
- Бамбук кури. - Гоча немного пьян. И невысокая сухощавая фигура не вызывает у него опасений. Профессиональный боксерский удар отключает кавказца. Девица взвизгивает. И получает шлепок по губам.
- Заглохни. Дольше проживешь!
Подъезжает "Волга". Гочу кидают в салон, как дрова. Машина трогается с места. На все про все - две минуты.
На этот раз помойка в другом конце Москвы, но пейзаж схожий. И опять Атаман задает тот же вопрос:
- Где Махмуд?
И слышит тот же ответ:
- Не знаю.
- Выбор у тебя небогатый - сдохнуть или сказать. - Атаман проводит по нежной щеке Гочи острым лезвием финки, оставляя порез. Ответом служит истошный визг. Но тут никто ничего не услышит.
- Шинковать буду кусками, - объявляет Атаман. И Гоча ему верит.
- Он у Нинки!
- Поехали, покажешь адрес.
- Я не пойду.
- Тогда тебя понесут.
На этот раз путь лежит в Бескудниково. Ночью по Москве можно ездить. Машин мало. Только носятся как бешеные иномарки - видать, боясь опоздать из одного ночного клуба в другой. Да крутятся патрульные машины. Патруль Атаману не страшен. У него ксив прикрытия столько, что можно спокойно двигать хоть в Кремль.
Гоча, едва перебирая ногами, поднимается с бойцами на этаж.
- Здесь, - шепчет он. - Я не хочу, чтобы он меня видел...
- Звони, - Атаман подталкивал его к двери. - Заорешь, чтобы предупредить, тут же и завалю...
Гоча трясущимся пальцем вдавливает кнопку звонка.
- Кто? - слышится женский голос.
- Это я. Гоча...
Дверь начинает приоткрываться.
Вдруг Гоча не выдерживает и орет:
- Махмуд, беги. Меня убивают!
Орать дольше ему не позволяют. Об стенку башкой. Отключка. Атаман бьет ногой по двери. Удар такой силы, что железную дверь впечатывает в стену. За дверью лежит хозяйка квартиры - в отключке.
Атаман прыгает в прихожую. Потом в комнату. Там в вещах роется молодой хлипкий чеченец. Он выуживает из тряпок пистолет. Но, понятно, не успевает. Атаман сближается с ним, выворачивает руку, легонько бьет по шее. И советует ласково так:
- Не суетись под клиентом, уродец... Наручники. Махмуда усаживают на пол.
- Он, - кивает Атаман, сверяясь на всякий случай с фотографией.
Тем временем хозяйка - полная дивчина, кровь с молоком - приходит в себя.
- Милиция, - Атаман демонстрирует ей удостоверение. - Твой гаденыш арестован. Ты не имеешь права выезжать из Москвы. Ясно?
