Мирослава Мэй
Эйя
Глава 1
Природа стремительно увядала и даже редкие, безоблачные, погожие деньки больше не создавали иллюзию лета. Осень на планете Мист была короткой, сменяя летний зной на обжигающий, зимний холод в считанные дни. Яркие лучи заходящей за горизонт единственной звезды Амиран, последний раз осветили верхушки полуголых деревьев древнего, как сама земная твердь леса и быстро погасли, принося за собой белесый, словно молоко, густой, липкий туман.
«Нужно было вернуться до наступления сумерек», – поежившись от холода, корила себя Айвен, плотнее укутываясь в шерстяной плащ, давно потерявший свой цвет от старости и уже не спасавший ее от влаги и ледяного ветра. Еще на заре, девушка отправилась на склон холма за корнем велеса – редким растением, облегчающим предсмертные страдания покидающей бренное тело души. А еще своими «чудодейственными свойствами» оно отпускало ей все прегрешения и после смерти человек прямиком отправлялся в загробное царство Вечного блаженства. Впрочем, если в первое еще можно было хоть как-то поверить, то второе утверждение было более, чем сомнительным. Айвен всегда считала это сказкой старой Иериель, придуманной ею специально для доверчивых и наивных женщин-дуаг, которые с завидным постоянством заглядывали к ведунье за советом или целебными травами и снадобьями. Что-что, а на выдумки она была мастерица.
Иериель принимали за могущественную волховку, живущую на белом свете уже тысячу лет, и слухи о ее магических способностях распространялись далеко за пределы этих мрачных, суровых мест. Но Айвен то знала, что это не так. Старуха была простой травницей, ведающей немножко больше, чем все остальные, да и вечность – слишком суровое наказание для жизни в Запретных землях.
Вот уже семнадцать лет, как девушка жила со старухой в полуразвалившейся, ветхой избушке на опушке Синего леса – тюрьме для отверженных – несчастных изгнанников королевства Дуаг, осмелившихся нарушить Священный Закон Шайях.
Старуха не приходилась Айвен ни бабкой, ни теткой, ни тем более матерью. Девушка вообще никогда не знала своих родителей. Семнадцать лет назад Иериель нашла завернутую в грязную тряпку малышку в болотной канаве, многострадальная душа которой уже готовилась покинуть обессиленное, детское тельце.
Каждодневная борьба за выживание наложили на нее свой отпечаток – старуха не отличалась добротой. Сострадание и душевная теплота не были ей присущи. Мучения ребенка могли бы так и остаться без внимания, если бы Иериель не привлекли удивительные глаза ребенка, так не по возрасту мудро и внимательно смотрящие снизу-вверх на ее перепачканное грязью, старое, морщинистое лицо, совершенно потерявшее свои человеческие черты. Не только цвет глаз, но и кожи также ввел в ступор старуху и на долгую минуту заставил застыть в немом изумлении. На нее смотрели глаза, так похожие на ее собственные, но совершенно удивительного, бирюзового, как цвет морской волны, оттенка. Нежная, как бархат кожа, сияла белизной. Это было свидетельством настолько очевидного, насколько невероятного факта, что в это невозможно было просто поверить!
«Кто она? Как она здесь оказалась?» – Сотни вопросов и мыслей невидимым роем кружили в голове у старухи. Бледный цвет кожи, светлые волосики четко говорили о том, что ребенок не принадлежит к расе дуаг. Темные волосы, смуглая, почти коричневая кожа и неизменно зеленые глаза являлись отличительными чертами данных людей. Догадка пришла сама собой и еще больше поразила старую ведунью. Найти в болоте младенца давно покинувшего эту часть материка племени Аннерии было почти непостижимым для ее разума.
Живущая много лет, Иериель, все еще хорошо помнила, что ввиду малочисленности, каждый ребенок аннерийской расы являлся благословением для семьи и, с момента рождения до достижения им двадцатого цикла, находился под бдительной охраной своего рода. Не существовало причин для того, чтобы мать и отец или весь их род в целом, отказались от дитя и бросили его на верную смерть. Более того, даже не имея кровных связей, ни один аннериец не посмел бы оставить дитя, по каким-либо обстоятельствам лишившегося родителей и в любом случае взял бы на себя заботу о нем. Исключением не стала… и старуха. Кровь откликнулась, напомнив ей о страшной тайне, которую она хранила в себе столько лет, и грозно потребовала взять на себя этот долг.
Раса людей, именуемых себя дуагами, населяла большую часть этой маленькой планеты. Но была еще одна, имя которой уже очень много лет дуагам было запрещено даже произносить вслух. Аннерийцы. Сотни лет королевства Дуаг и Аннерии враждовали между собой. Никто из старожилов по разную сторону баррикад уже и не мог вспомнить, что послужило причиной кровавого, затяжного конфликта. Бесконечные войны и грабежи опустошали скудную природу Мист и уносили тысячи жизней пока, пятьдесят лет назад, наконец, был не принят единый для всех Священный закон Шайях.
Мир был заключен. Но какой ценой? Основополагающим правилом нового свода законов запрещались любые контакты между аннерийцами и дуагами. Нельзя было даже просто смотреть друг на друга. Нарушение Священного Закона для дуаг каралось изгнанием в Запретные земли – болотистый темный лес на самой северной границе королевства и лишало бедолаг всякой поддержки со стороны соплеменников, а также права когда-нибудь вернуться домой. В большинстве своем преступники умирали быстро. Мало, кто мог приспособиться к новой для них жизни в месте, где за каждым поворотом тебя поджидает смерть. Иериель прочувствовала это на собственной шкуре. Когда-то она тоже посмела ослушаться, по велению сердца сделав «неправильный выбор». Много лет назад. За что и жестоко расплачивалась до сих пор.
Старуха назвала малышку Айвен, что в переводе с аннерийского означает «загадка». Ведунья не питала надежд и была готова к тому, что ребенок не выживет, когда дрожащими, крючковатыми пальцами аккуратно закутывала мокрый, испачканный в болотной тине комочек в свои рваные лохмотья. Но, девочка, будто цепляясь крохотными ручонками за невидимую нить своей судьбы, выжила, быстро окрепла и росла, практически не досаждая старухе плачем и капризами. К семнадцати годам, никто не усомнился бы в расовой принадлежности девушки, так как время превратило ее в истинную, удивительной красоты аннерийку. Только вот… глазки так и остались того же странного, бирюзового цвета, а не изменились в льдисто-голубой, как у всех представителей Аннерии. Невысокого роста, хрупкая, с длинными волосами цвета расплавленного золота и большими миндалевидными глазами на круглом белоснежном личике – она так походила на ту девушку, которой когда-то давно была сама Иериель. Всегда, глядя на нее, предательская память возвращала старуху в родную Аннерию, в изумительно пахнущий свежеиспеченными булочками милый дом, где мама каждое утро бережно расчесывала и заплетала ее длинные, золотистые волосы в косы, ласково называя своим сердечком. Айвен стала для нее настоящим подарком судьбы, отдушиной, раскрасившей ее серое, жалкое существование яркими красками.
С каждым днем красота девушки распускалась, как редкий цветок ирбиса, озаряя своим сине-зеленым сиянием темные, лесные лощины, но оценить ее по достоинству могли лишь дикие звери, да старый дуаг Тронвилль – товарищ Иериель по несчастью и живущий по ту сторону холма. Новых изгнанников в этих местах не было очень давно. Закон был строг. Видимо, из дуаг больше никто не горел желанием умереть от голода или холода, сгинуть в болотах или быть растерзанным хищниками по неосторожности.
Женщины-дуаги, по большой нужде захаживающие к старой знахарке, не подозревали об Айвен. Едва приметив незваных гостей, старуха непременно, под тем или иным предлогом, выпроваживала девушку из дома. Сама же Иериель давно превратилась в непонятного вида существо, смутно напоминающее человеческую особь женского пола. Ей опасаться было уже нечего. Никто и никогда в жизни не признал бы в ней сейчас чистокровную аннерийку. Очень много лет прожила она на этом свете. Время, как будто насмехаясь, было к ней особенно беспощадно.