Предостережение подействовало. Прежде чем гверильясы справились со своими лошадьми, мы достигли леса и уже пробирались по чаще, среди мокрых кустов и веток...
Глава XLVI
ОБЕЗЬЯНИЙ МОСТ
Рауль надеялся, что испуганные мексиканцы не решатся преследовать нас дальше. Но мы не очень доверяли этому предположению и потому продолжали подвигаться вперед по густой заросли, стараясь запутать наши следы, чтобы неприятель не нашел нас.
Положение было ужасное: голодные, промокшие до костей, истерзанные собаками, еле живые от усталости, мы едва брели. Даже Линкольн, этот железный человек, поддерживавший нас до сих пор своей энергией, и тот ослаб и приуныл. Он все оглядывался с растерянным видом и бормотал что-то сквозь зубы.
- Да что же это такое?! - воскликнул он наконец, потрясая крепко сжатым кулаком. - От этой молнии, чуть не отправившей нас на тот свет, мне все кажется желтым.
- Успокойся, Линкольн, это пройдет, - говорил Рауль, - а пока уж я буду смотреть за тебя. Если встретится что подозрительное, возьму у тебя ружье да и...
- Так я тебе и дал его! - проворчал Линкольн, крепко сжимая карабин обеими руками. - Нет, милейший, пока я жив, никому стрелять из моего ружья не дам!
Километров семь протащились мы по лесу, пока не встретили небольшую реку, на берегу которой решили разбить лагерь.
Рауль развел костер и набрал орехов с пальмы corozo, под тенью которой мы укрылись. Мы сняли с себя промокшие лохмотья, и Линкольн принял на себя обязанности санитара. Он обмыл и перевязал наши раны; при этом сильно пострадали наши рубашки, послужившие перевязочными средствами, но зато боль утихла, и после обильного ужина, состоявшего из пальмовых орехов, мы растянулись на траве и быстро заснули...
Не знаю, сколько времени я проспал, как вдруг был разбужен шумом детских голосов... Подняв голову, я увидал, что и Линкольн не спал; он прислушивался, вытянув шею.
- Что случилось, Боб? - спросил я. - Кто это кричит?
- Сам не пойму, капитан! Надо спросить Рауля... Рауль, на каком это языке там болтают?
- Это araguatoes, - пробормотал сонный француз.
- Что такое?! Говори толком, Рауль, что это за племя? - кричал Линкольн, тряся Рауля за плечо.
- Ну, чего ты пристал ко мне? Я спать хочу... Это такая порода обезьян, понял?
- А! Ну, обезьяны - народ неопасный, можно опять заснуть, - сказал успокоенный охотник, собираясь повернуться на другой бок.
- Они хотят перебраться через реку, - продолжал совсем проснувшийся Рауль.
- Вплавь? - спросил я. - При таком быстром течении?
- Да, как же! Обезьяны скорее бросятся в огонь, чем в воду. Они устроят мост.
- Мост? Как так!
- А вот подождите немного, капитан, - увидите сами.
На противоположном берегу показалось стадо обезьян под предводительством седобородого самца, которому все повиновались, как солдаты - начальнику.
Это были araguatoes (Simia ursina) из породы обезьян-ревунов. Они принадлежат к виду, известному под названием monos colorados (красных обезьян). Величиной они с гончую собаку, какими пользуются для травли лисиц. Самки немного меньше самцов. Они несли детенышей у себя на плечах или же нежно прижимали их к груди. Но и самки и самцы были темно-красного цвета, имели длинные бороды и огромные, в метр длиною, хвосты. Их голые, с толстой загрубевшей кожей концы служили, по-видимому, очень удобным орудием для цепляния. Даже детеныши цеплялись за своих матерей не руками и ногами, а хвостами.
Когда все стадо остановилось на берегу, один из самцов - нечто вроде адъютанта или главного разведчика - подбежал к самому краю скалы, выдававшейся над рекой, измерил взглядом расстояние до другого берега, внимательно вгляделся в склоненные над водой деревья и возвратился с докладом к начальнику. Последний выслушал его и что-то крикнул. Из середины стада выделились несколько обезьян, ответили таким же криком и дали остальным знак следовать за собой. Поднялся шум и гвалт. Штук двадцать или тридцать ловко вскарабкались на вершину дерева и выбрали крепкий сучок. Затем одна из них обмотала вокруг него конец хвоста и повисла головою вниз. Другая зацепилась хвостом за голову и плечи первой и тоже повисла. Третья зацепилась хвостом за вторую, четвертая - за третью, и таким образом в конце концов составилась длинная цепь, последнее звено которой касалось земли.
Эта живая цепь начала раскачиваться взад и вперед с регулярностью маятника, постепенно все усиливая и ускоряя движение, причем обезьяна, висевшая ниже всех, каждый раз отталкивалась руками от земли. Дерево, выбранное для этих маневров, был виргинский тополь, у которого мало выдающихся сучков, и потому оно не стесняло свободы движений.
Раскачивание продолжалось до тех пор, пока последняя в цепи обезьяна не перекинулась через реку и не уцепилась за стоявшее там дерево. Маневр этот должен был быть исполнен так искусно, чтобы средние звенья цепи не пострадали от сильного толчка. Для этого передняя обезьяна должна стараться уцепиться за противоположное дерево на наивысшей точке кривой, описываемой животными в воздухе. Таким образом над водой повис мост, по которому с завидной быстротой перешло все стадо, состоявшее, по крайней мере, из четырехсот голов...
Это было одно из самых любопытных зрелищ, какие мне приходилось видеть в жизни. Трудно описать уморительные гримасы обезьян, бежавших через мост, более крупных самцов, самок с детенышами, вцепившимися в спины матерей. Обезьяны, изображавшие собой мост, что-то беспрерывно болтали и кусали за ноги перебиравшихся по ним товарищей, словно подгоняя их...
Наконец все стадо очутилось на противоположном берегу. Но как теперь переправится сам "мост"? Этот вопрос очень занимал меня. Очевидно, придется отделиться от тополя той обезьяне, которая является номером первым, но тогда переместится сразу точка опоры: ведь конец "моста" на том берегу был подвешен ниже, а от толчка номер первый с полдюжиной товарищей может шлепнуться в воду...
Мы с нетерпением ожидали решения этой интересной задачи.
Но вот одна из переправившихся на ту сторону обезьян зацепилась хвостом за последнее звено моста. За нее уцепилась другая, за ту третья, и мост удлинился, таким образом, на дюжину здоровых обезьян. Последняя взбежала на высокую ветку и подтянула за собой весь мост, принявший горизонтальное положение.
