— Отлично, мальчики. Это все.

— Благодарим, лейтенант. — Они бросили подозрительный взгляд на миссис Лайтфут и Базиля и вышли во двор через парадную дверь.

— Входите, пожалуйста.

Стеклянные двери были распахнуты настежь, а две открывавшиеся взору комнаты ярко освещались веселыми солнечными лучами.

Как только Базиль заметил бледное лицо Гизелы, он тут же позабыл и о Сиерсе, и о миссис Лайтфут. Широкими шагами он пересек комнату и взял Гизелу за руки. Они были холодными, но Гизела постаралась наградить его усталой улыбкой в знак признательности.

— Почему вы до сих пор ее здесь задерживаете? — обратился Базиль к Сиерсу.

Лейтенант довольно вежливо ответил:

— Откуда вы взяли, что я ее задерживаю? Она вольна идти, куда ей вздумается, только…

— Только что?

— Если только она расскажет нам обо всем. В таком случае ей ничего не грозит. Ни ей, ни этому субъекту.

Базиль наконец заметил человека, о котором говорил лейтенант. В самый угол дивана забился какой-то человечек в старой армейской шинели без знаков отличия. У него были печальные, испуганные глаза.

— Но я уже трижды объяснял, лейтенант, — захныкал человечек. — Все было именно так, как я рассказал, клянусь Богом!

— Расскажите в четвертый. Это доктор Уиллинг. Он работает в Нью-Йорке в конторе окружного прокурора. Мой шеф, начальник полиции Ледерер, несколько раз звонил и требовал предоставить ему всю информацию. Всю! Понятно? А мы до сих пор, по сути дела, ничем не располагаем.

Не нарушая тишины, миссис Лайтфут взяла стул, стоявший возле Гизелы, и села, улыбнувшись ей в знак моральной поддержки.

Ее передвижение по комнате привлекло внимание Сиерса.

— Насколько я понимаю, вы — миссис Лайтфут, работодатель мисс Крайль?

— Да, я была таковой до недавнего времени.

— Почему она оставила вашу школу в разгар учебного года? Мисс фон Гогенемс отказывается назвать причину.

Тщательно подбирая слова, миссис Лайтфут заговорила:

— Мисс Крайль хорошо знала свой предмет — изящные искусства, театральное дело и рисование, но она не умела внушить к себе должное уважение.

— Почему ей это не удалось?

— Не тот характер, мистер Сиере. Наверное, и в вашей профессии это не последняя деталь?

— Да, иногда может пригодиться, — ответил Сиере, но в голосе его чувствовалось сомнение. — О’кей, Рон- сон, продолжайте.

Базиль, стоявший между Гизелой и директрисой, уловил почти неслышный вздох облегчения миссис Лайтфут. Она откинула голову на спинку стула и прикрыла веками глаза, вероятно, чувствуя сильную усталость. Во второй раз ей удалось спасти честь своей школы, и Бреретон не попал в заголовки газет.

Они сидели в первой из двух небольших гостиных, которые становятся одной продолговатой комнатой, если распахнуть настежь стеклянные двустворчатые двери. Из выходящего на залив окна в самом конце второй, сообщающейся с первой гостиной открывался прекрасный вид на пенящиеся крутые волны и голубое небо над ними.

Обе комнаты были почти одинаково меблированы — белые с рюшкой занавески, лампы с белыми абажурами, старомодные книжные полки из красного дерева, коврики полинявшего красноватого цвета, как и розы на мебельной ткани кушеток и кресел. Меняли ли здесь мебель с тех давних пор, когда готовили эти комнаты для Розы Дайамонд? Скорее всего нет. Пара выточенных из тикового дерева низких табуреток, с наложенным на сиденья пластиком красноватого мрамора, в крапинках, как сырокопченая колбаса, явно принадлежали тому времени. Цветастая мебельная ткань тогда была последним криком моды, ее только что начали привозить из Англии. Вероятно, Фостина сама занималась отделкой этих двух комнат, выдерживая их в тех же цветах, чтобы их можно было принять за одно помещение при раскрытых настежь дверях. Может, это ей пришла в голову идея соорудить здесь стеклянные двери, чтобы небольшой камин смог хотя бы немного обогревать меньшую комнату в прохладные осенние дни. В доме не было парового отопления. Конечно, трудно рассчитывать на радиатор в старом летнем коттедже. Может, это она сама распорядилась сделать двери наподобие высоких французских окон, чтобы через них, когда они закрыты, любоваться грандиозным видом океана из первой комнаты?

Размышляя об этом, Базиль как бы оживлял на короткое время в своем сознании Розу Дайамонд. Густые волосы рыжего цвета, собранные от ушей кверху, — такова была самая модная прическа в то время; длинная узкая облегающая юбка, которая только что сменила широкую, бывшую в моде несколько лет назад.

Роза в эти короткие мгновения предстала перед ним как нечто вполне реальное — со своей точеной фигурой, ярко-огненными волосами. То она стояла перед его глазами в этой вот комнате возле окна, выходящего на океан, и оттуда до нее доносился прогретый солнцем солоноватый летний бриз… то в надвигающейся темноте грядущего вечера разливала чай по чашкам, стоящим на плите камина, а в нем весело потрескивали дрова. А рядом, склонившись над ней, вдыхал волнующий тонкий ароматный запах ее волос, прижимаясь к ним губами… Нет, нет… Тут создание мысленного образа давало сбой. Этот человек без имени, который был последним ее любовником и отцом Фостины, оставался где-то в тени, был, по сути дела, пустотой… Испытывала ли она когда-нибудь сожаление? Нет, только не эта женщина, которую Базиль столь живо рисовал в своем воображении. Она, вероятно, просто улыбнулась бы и процитировала Марвела:

«Могила — прекрасное для уединения место,

Но там не заключишь кого-нибудь в объятья…»

Все эти представления, словно искра, скользнули по его сознанию, вероятно, со скоростью, превышающей скорость звука или даже света, — со скоростью самого времени.

Человек в армейской шинели снова заговорил:

— Вчера вечером, сойдя с десятичасового поезда, мисс Крайль взяла мое такси. Я был рад прихватить какого-нибудь пассажира, так как летний сезон уже закончился. Я подвез ее к самому крыльцу, чтобы она не промокла, даже вынес ее чемоданы из машины и поставил их на крыльцо. Затем снова сел в машину и увидел, как она, стоя на крыльце, вставила ключ в замочную скважину. Я завел двигатель и оглянулся, чтобы убедиться, смогу ли развернуться здесь, минуя кусты роз. И тогда я снова увидел ее. Она оставила входную дверь открытой и зажгла лампу в прихожей. Я видел, что чемоданы стояли в холле, а связка ключей свисала под ручкой двери и позванивала от дуновения ветерка. В последний раз, когда я бросил на нее взгляд, она стояла рядом с лампой, которую только что включила. Над ее головой на стене я заметил часы, показывавшие 11 часов 5 минут. То же время показывали мои часы на щитке. Мне с трудом удалось аккуратно развернуться, я поехал по влажному песку и, наконец, выбрался на твердое покрытие. Когда я проезжал через перекресток, мне навстречу попался какой-то автомобиль, который проехал мимо по направлению к коттеджу мисс Крайль. В 11.25 я вернулся в гараж. Вот все, что мне известно…

Базиль посмотрел на Сиерса:

— Ну и что здесь непонятного?

— В автомобиле, проехавшем мимо, находилась мисс фон Гогенемс. Она помнит, что на перекрестке видела такси. Когда она приехала сюда, то увидела, что входная дверь открыта настежь, а связка ключей торчит в замочной скважине. Лампа горела в вестибюле, а на часах было 11.20. Чемоданы стояли рядом с аркой. Мисс Крайль лежала на полу неподалеку от настенного выключателя. Она была мертва. Наш доктор докладывает, что на теле нет никаких следов насилия, просто ее больное сердце не выдержало и перестало биться в тот момент, когда мисс Крайль пыталась дотянуться до выключателя.

— Я все равно не вижу, что же вас смущает, — повторил Базиль. — Два показания — мисс фон Гогенемс и этого парня — совпадают до малейшей детали. Ничего не стоит восстановить остальное… Мисс Крайль сделала то, что на ее месте сделали бы сотни женщин, входя в неосвещенный, пустой дом ночью в полном одиночестве. Она оставила ключ в замочной скважине, чемоданы в холле и торопилась зажечь свет в доме. К несчастью, она умерла здесь, в этой темной комнате, так и не успев зажечь свет. Горел только светильник в вестибюле.