— Да вы, я вижу, мизантроп.

— Вам, наверное, обо мне рассказывала Алиса.

— Ас Алисой Айтчисон вы знакомы?

— Очень хорошо. Когда-то мы с ней были помолвлены.

Рей бросил взгляд через всю гостиную к оранжевому наряду, и дьявольская искорка заплясала в его глазах.

— Алиса обожает деньги. У Флойда Чейза их куры не клюют. А у меня их нет.

— Вы удивительно откровенны со мной.

— Очень удобно говорить правду, так как тебе никто не верит. Все уверены, что вы что-то скрываете, изворачиваетесь, что-то искажаете, и стараются выудить из вас «реальную» истину. Вот почему я не люблю эти вечера с чаепитием. Я сейчас иду к своей машине. Не хотите пройтись со мной? Это недалеко.

— Нет, благодарю за приглашение. — Гизелу забавляла его неукротимая дерзость. — К тому же я люблю чай… И… — Гизела осеклась. Рядом с ней стояла Арлина.

— Простите меня, мисс фон Гогенемс, вас просят к телефону. Междугородная.

— Благодарю. Кто меня спрашивает?

Коварное любопытство проглядывало через маску показного безразличия опытной прислуги.

— Мисс Крайль.

Гизела поспешила к двери. Когда она проходила мимо окна, возле которого Алиса разговаривала с Флой-» дом Чейзом, та вдруг окликнула ее:

— Гизела! Познакомься с мистером Чейзом. Мисс фбн Гогенемс.

— К сожалению, я должна бежать. Меня ждут у те-» лефона.

Алису это немного позабавило:

— Твоему врачу-психиатру придется выложить приличную сумму за телефонные разговоры.

— На сей раз это — Фостина.

— Неужели несчастная дура все еще тебя преследует?

Не отвечая на грубые слова, Гизела постаралась поскорее пройти мимо этой пары и поспешила закрыть за собой дверь в телефонной будке под лестницей.

— Хэлло!

— Гизела, это ты? Говорит Фостина.

— Как поживаешь? Надеюсь, неплохо?

— У меня все хорошо, — медленно, почти нараспев, произнесла Фостина, словно ей с большим трудом удавалось выговаривать слова. — Но я скучаю по тебе. Нет ли новостей? Разговаривал ли доктор Уиллинг с миссис Лайтфут? Он обещал это сделать.

— Да, он был здесь сегодня утром. Но я его не видела. У меня в это время был урок.

— Что же ему сказали?

— Не знаю, но думаю, что он при первой же возможности сообщит тебе обо всем. Может, даже сегодня вечером.

— Хочется надеяться. Я так волнуюсь.

— Сколько ты еще пробудешь в городе?

— До пятницы. Потом поеду в Брайтси. У меня там коттедж. Не хочешь приехать ко мне на уикенд?

— Я бы с удовольствием, только у меня приглашение на обед, как раз вечером, в пятницу, — объяснила Гизела. — Может, ты останешься еще на денек в Нью- Йорке, и мы там с тобой встретимся?

— Но вечером в пятницу у меня назначено свидание с одним человеком в моем коттедже. Я хотела бы вас познакомить. Не могла бы ты приехать туда попозже, после обеда?

— Право, не знаю. Можно позвонить завтра? Когда тебе удобнее?

— Не нужно звонить, не беспокойся. Просто приезжай туда в любое время, когда сможешь, — в пятницу, субботу или воскресенье. У меня нет других встреч, кроме этой, в пятницу.

Ее голос стал еще болСе холодным и каким-то замедленным, словно в эту минуту она пребывала в летаргическом сне.

— Ну, придумай что-нибудь! — нетерпеливо посоветовала Гизела. — Если уж попала в Нью-Йорк, то попытайся устроить себе настоящий праздник. Тебе это просто необходимо. Поищи старых друзей.

— У меня их нет.

— Сходи в театр. Отправляйся по магазинам. Купи себе что-нибудь.

— Я постараюсь. До свидания, Гизела.

— До свидания.

Она повесила трубку, испытывая смутное чувство горькой вины. С глаз долой — из сердца вон. Последние несколько часов она постоянно думала о Фостине. А теперь вот эта маленькая далекая фигурка все уменьшалась в размерах, уходила куда-то за горизонт ее памяти. Миссис Лайтфут была права: с отъездом Фостины все об этих сумасбродных событиях в Брере- тоне забудут через месяц. Это — один из тех незначительных, не поддающихся объяснению случаев, которые мы стараемся обойти стороной в своей повседневной, такой занятой жизни. Годы спустя кто-нибудь из нынешних учениц начнет свой рассказ перед сидящими вокруг костра в день Всех Святых друзьями: «Со мной в жизни никогда ничего странного не происходило, — вот только помню однажды, когда я была девочкой и училась в школе… Этот случай так и не получил своего объяснения. У нас была одна молодая преподавательница по театральному искусству, она…» Остальное в этом рассказе будет подернуто пленкой давнишней памяти, искажено другими, более свежими личными воспоминаниями о том, что же тогда на самом деле произошло…

Гизела вернулась в гостиную, взяла чашку с чаем и отошла с ней к окну. Алисы уже не было, исчезли и Чейз с Вайнингом. Гизела подумала, что вся троица отправилась к машине Вайнинга, чтобы хлебнуть там что-нибудь покрепче чая. Это вполне в манере Алисы…

Поднеся чашку к губам, она бросила через окно взгляд во двор, к летнем}' домику, который выглядел таким сиротливым и беззащитным на фоне обнаженных деревьев сада в этот ноябрьский вечер. Ей показалось, что в его смутном интерьере кто-то движется, но она не была в этом уверена, — слишком большое расстояние отделяло ее от дома. И вдруг темно-оранжевое пятно в саду приковало к себе ее внимание. Она поставила чашку на стол и вышла через французское окно во двор. Через несколько секунд она уже сбегала по каменным ступеням лестницы в сад.

Алиса Айтчисон лежала на земле, и ее ярко освещали лучи холодного ноябрьского солнца. Голова покоилась на последней ступеньке. Ее накрашенные губы выделялись на фоне мертвенного лица кровавым пятном. Слегка наклонясь, чтобы взять ее руку и удостовериться во всем, Гизела уже знала, была уверена в том, что Алиса мертва. Она выпрямилась и тут же почувствовала внезапный приступ тошноты. Закружилась голова. Здесь, на этом ветреном месте, она оказалась одна, наедине с трупом женщины. Так как вся школа в эти дни зубрила Эврипида, ей пришли на память такие его слова: «Какого же ужасного поступка мы вправе ожидать от этого высоко парящего, нераскаявшегося духа, гонимого отчаянием?»

Алиса играла Медею — этот высоко парящий, не знающий раскаяния дух. Только сегодня днем Алиса сообщила о своем намерении покинуть Бреретон, как женщина, гонимая отчаянием. «Тем лучше», — сказала она. Но ведь это мог быть и просто несчастный случай, пыталась убедить себя Гизела. Так и должно быть. Никто не должен догадываться, что на самом деле это — самоубийство. Ведь запросто можно наступить высоким каблуком на подол своей длинной, ползущей по земле юбки. А он разорван.

Такая идея становилась вполне вероятной. С ноги спала туфля. Она валялась каблуком вверх, недалеко от тела.

— Гизела взбежала по ступеням. Более медленным, умеренным шагом прошла по лужайке, направляясь к окну гостиной. Она прокладывала себе путь через густую толпу гостей, подошла к миссис Лайтфут и не успела еще открыть рот, как миссис Лайтфут почти неслышно зашептала:

— Где вы пропадали? Такое поведение по отношению к нашим гостям никак не назовешь цивилизованным. Я не вижу и мисс Айтчисон. Где же она?

— Простите, — Гизела тоже перешла на шепот. — Меня позвали к телефону. Когда я вернулась сюда, то случайно посмотрела в сад. Я увидела там Алису, которая лежала возле лестницы. Она была мертва.

Никогда еще у Гизелы поведение миссис Лайтфут не вызывало такого восхищения, как в эту минуту. Губы миссис Лайтфут чуть дрогнули:

— Вы уверены в этом?

— Да, я дотрагивалась до нее.

— Покажите, где она. — Миссис Лайтфут спокойно поднялась и с извиняющейся улыбкой на губах начала пробираться сквозь толпу. Когда она вышла из дома, улыбка сразу исчезла с ее лица. Спустившись на нижнюю ступеньку, она рассматривала лежавшую на земле девушку с самым непроницаемым видом. Наконец Гизела прервала тишину.

— Может, вызвать доктора? Иногда бывают случаи столбняка, который очень трудно отличить от смерти…

— Я точно определяю состояние смерти, стоит мне только взглянуть на труп, — отозвалась миссис Лайтфут. — Посмотрите на ее шею. Она сломана. Вам, конечно, известно, что это значит. К тому же, я не знаю, где в настоящий момент искать коронера или же медика-следователя.