Кто они, махаджиры? Для многих было загадкой, как могло случиться, что люди, живущие в райском уголке земли, стали покидать родимые гнезда и кинулись за море, на чужбину. Ну что ж, сейчас ответ прост и ясен. Его даст вам каждый абхазский школьник: замучили князья и они же задурили народу головы.

Среди махаджиров — переселенцев — была и большая семья крестьянина Урыса Гулиа из села Уарча, что стоит на правом берегу реки Кодор. На утлой фелюге переправилась эта семья через Черное море и пристала к чужому турецкому берегу. Но, хлебнув здесь горюшка горького, пустилась в обратный путь — помочь взялся турецкий рыбак. Плавание было опасным — шла война России и Турции. Но судьба уберегла махаджиров от турецкого свинца, они вернулись в свою Абхазию и поселились уже на левом берегу Кодора, в селе Адзюбжа — как раз напротив того места, где прежде стоял их дом, сожженный аскерами, воинами султана.

Старшему сыну Дмитрию (в детстве его называли Гач) было тогда четыре года. Когда Семья Урыса плыла домой и в безветренные часы на мачте увядали паруса, Гач тоже брался за весло — малыш, он жаждал поскорей услышать плеск кодорской волны.

Нет! Мы запомнили

жгучие слезы

у махаджиров

в кровавых очах,

и не заставят нас войны,

и беды, и грозы

бросить родимый очаг! —

напишет он позже.

В тот год, когда на берегах Кодора родился крикливый орловец, Дмитрию было восемнадцать лет. Он уже учительствовал. Бывал и в Сухуме, и в Очамчирах, разъезжал по селам. А двадцатичетырехлетний Горький строил дорогу Сухум — Новороссийск и однажды, увидев одинокую женщину, у которой начались роды, принял ребенка. Не смею утверждать, что Дмитрий Гулиа встречал на абхазских тропах высокого, худого, скуластого русского парня. Но мог и встретить — ведь оба они ходили вдоль одной и той же реки, пили одну и ту же светлую воду быстрого Кодора — глаза человека видят в жизни великое множество людей, но люди проходят чередой и исчезают из памяти...

Новую судьбу абхазского народа определил Октябрь. И судьба эта воплотилась в человеке с берегов Кодора — известном теперь всем поэте, романисте, драматурге, ученом, просветителе Дмитрии Гулиа.

В семнадцать лет он создал абхазскую азбуку. Написав эту фразу, я поймал себя на том, что, наверное, грешно о таком огромном просветительском и научном подвиге говорить так просто: «создал азбуку...» Какими обширными знаниями вообще и родного языка в особенности нужно было обладать, чтобы в семнадцать лет придумать для родного народа его буквы и написать первый букварь! А ведь юноша проучился в горийской учительской семинарии всего четыре месяца, заболел тифом и был отчислен по той причине, что «местный климат не подходит для слушателя Дмитрия Гулиа». Он учился сам — читал философов, историков, географов и этнографов, изучал латынь и греческий, библию, коран и талмуд, классическую литературу России и Грузии, Запада и Востока...

Азбука — книжечка в сорок пять страниц — пришла в самые глухие абхазские села. А Гулиа — автор ее — принялся обучать читать и писать на родном языке детей и взрослых. То были годы удивительного подвижничества. Гулиа — и преподаватель начальных школ, и учитель старых горцев, и главный советчик своих земляков, и сочинитель прошений — защитник обездоленных. Он просветитель и борец. Просветитель-борец. Бескорыстный и бескомпромиссный.

Он заряжен неиссякаемой энергией. Он настойчиво и умело преодолевает преграды, которые ставят на его пути сначала царские чинуши-администраторы, а затем и меньшевики.

Его духовные, творческие силы поразительны.

В 1912 году впервые на абхазском языке выходит книга стихов. Автор ее — Дмитрий Гулиа. Это дата рождения абхазской художественной литературы.

В 1919 году начала издаваться первая абхазская газета «Апсны». Редактор ее — Гулиа.

В 1921 году открылся первый абхазский театр, тогда еще только передвижной. Его руководитель и режиссер — Гулиа. Он же перевел с русского и грузинского первые пьесы для этого театра.

В 1925 году выходит в свет первый том «Истории Абхазии» — плод многолетнего труда Дмитрия Гулиа. Потом год за годом — новые стихи, рассказы, пьесы, роман, переводы, статьи, собрания абхазских пословиц и загадок, словари...

Поистине: Человек-Энергия. И вся эта энергия, все усилия — родному народу.

Как-то Гулиа записал: «Когда мне слишком «левые» абхазские товарищи рисовали картину «мировой революции», в которой Абхазия всего-навсего малозначащая капля, у меня — не скрою — невольно выпадало перо из рук. Стоит ли трудиться ради капли, которая все равно испарится? Но жизнь показала, что стоит, что можно и должно работать во имя даже капли. Если хорошо потрудиться — она не испарится. Она устоит. Тем более если тебе помогают более многочисленные народы».

В другой раз он рассуждал так: если бы мы «попытались рассматривать горе человека «с мировой точки зрения» и, не дай бог, принялись бы подсчитывать при этом проценты, то горе Анны Карениной оказалось бы горем одной двухмиллиардной частицы человечества и, может быть, с точки зрения статистики, малосущественным делом. При таком подходе и смерть героя «Овода» была бы смертью всего-навсего одной двухмиллиардной человеческой особи с соответствующим ничтожно малым процентным числом...»

Так думать может лишь тот, у кого сердце открыто для всего человечества и для каждого человека в отдельности.

Я вновь перечитываю это рассуждение, и мне кажется, оно не только о судьбах людей — о судьбах народов.

Гулиа написал немало стихов о любви человека к человеку. Он был проникновенным лириком. Опыт собственного сердца — а он был чист и прекрасен, этот опыт, — Гулиа выразил так: «Что выше человеческой любви есть на земле? Попробуй назови!»

И в автобиографии он сказал об этом замечательно: «В работе мне помогала моя жена. К слову хотелось бы заметить, как важно для писателя иметь хорошую жену-друга. Я бы не сделал и десятой доли того, что сделал, если бы не Елена Андреевна — женщина, готовая на самопожертвование, когда дело касается литературы, искусства».

Долгие годы Дмитрий Гулиа оставался один-одинешенек в абхазской литературе — и ее основанием, и ее вершиной был одновременно. И как он обрадовался, когда рядом с ним встал собрат по перу. Это был Самсон Чанба, в будущем — председатель ЦИК Абхазии.

Он оказался не только незаурядным поэтом и прозаиком, но и сподвижником Гулиа на ниве культурного возрождения народа. Потом, в первые советские годы, в абхазскую литературу пришел одаренный поэт Иуа Когониа. А в народе уже зрели новые духовные силы и поднималась молодая литературная поросль. И вместе со своим народом, со своей литературой развивался талант Дмитрия Гулиа, чье творчество покоряло высоким благородством и общественным темпераментом. Сын Абхазии, основоположник родной литературы, он стал мастером всей советской социалистической культуры, общесоюзным творческим авторитетом и нравственным примером.

В 1954 году он написал:

Как ручейком

рожденная река,

поэзия народа глубока.

Невиданно быстрый скачок от фольклора, от устного творчества к литературе письменной, многожанровой — одно из чудесных знамений нашего времени, нашего общества.

Кодор, Кодор,

шумливая река —

горячий конь, скакун