Я думал так же, как и Азми.
— Тебе бы на службу устроиться. Из тебя бы неплохой финансист получился. Что тебе в нашей бродячей труппе?
— Да ладно вам, бросайте эти разговоры. Развели тут политику, — сердился Пучеглазый.
Мы заходили в уезды. Народ в них привык к софтам и бродячим артистам. Они даже научились устраивать встречи. В одном уезде группа встречающих могла состоять из нескольких учителей, а в другом — из нескольких чиновников. Если же не было встречающих, ходжа, повязав на шею платок и взяв у Пучеглазого трость, шел в ближайшую кофейню: себя показать и на людей посмотреть. Доктор насвистывал на все лады. В общем, чего мы только не делали.
Наша разведка с каждым днем становилась все профессиональней. Когда мы находились в каком-нибудь селении, Пучеглазый очень оперативно получал сведения о находящихся на нашем пути местах: есть ли там здания под театр, выступает ли там какая-либо труппа. Чтобы получить все эти сведения, он всегда оправлял на разведку Хаккы и Газали. А если это был большой город и требовались особенные приготовления, он ловил попутку и, засунув в сумку костюм, ехал сам.
Одним словом, мы ставили все, вплоть до орта-оюну.
Глава тридцать вторая
Однажды из-за проливных дождей мы были вынуждены надолго застрять в одной из маленьких бедных деревушек. Место было не из лучших, мы ничего не зарабатывали. Когда погода немного прояснилась, мы отправили в один из населенных пунктов Пучеглазого. И вот сейчас мы сидели и ждали от него вестей. В конце концов ему удалось связаться с нами по телефону в жандармерии. Однако телефон оказался неисправен, и слышно было очень плохо.
Ремзие разместилась у телефона, как в суфлерской будке. Она слушала, что говорил Пучеглазый, и громко повторяла его слова.
— Новости плохие. Местные интересуются певцами. Одна труппа уехала, ждут другую. Других мест нет. Владелец сцены говорит, что нам ее не сдаст, так как хочет предоставить ее музыкантам.
Мы все были в шоке.
— Постойте, ребята, — произнесла Макбуле. — Что вы волнуетесь? Музыкантов хотят? А чем мы хуже. Дай мне телефон, Ремзие.
Взяв в руки трубку, она принялась орать:
— Пучеглазый, почему до тебя не дошло? Почему не сказал, что здесь есть известная солистка? И певицы есть. Против двух — шесть штук. Аллах свидетель, покажем им, что почем!
— А разве ты не клялась?
Я очень хорошо представлял себе, в каком состоянии сейчас находился Пучеглазый. Однако мы, чтобы завести Макбуле, чего только не делали.
Она распустила хвост, как павлин.
— Разве мы не давали слова делать все, что от нас зависит? Мое слово выше клятвы!
— Нельзя давать клятвы насчет музыки, давать клятву в таком деле большой грех, — начал Газали тоном, не терпящим возражений.
— Самоотверженная женщина, святая женщина! — произнес ходжа. — Приношу тебе благодарность от всей нашей труппы, — сказал он и под этим предлогом поцеловал ее в нос.
Однако из-за того, что ребята окружили их плотным кольцом, ходжа не отпускал Макбуле и продолжал обнимать и целовать.
— Твои губы, произносящие божественные звуки.
— Что, очередь и до губ дошла! — вопила Макбуле. — А ну, отстань, бабник. Да хватит, задушишь меня! Нашел повод, чтобы меня облапать, да?
Когда ходжа оставил Макбуле в покое, она повернулась ко мне.
— От имени труппы изрядно обцеловали. А я парочку передам другому, — сказала она и поцеловала меня.
Потом среди смеха и аплодисментов, немного стесняясь, она прошептала мне на ухо:
— По-другому к тебе не подобраться, — и добавила: — Этим штучкам я научилась у бессовестного ходжи. Потом серьезным тоном стала громко, чтобы все услышали, вещать: — Буду говорить открыто. Я это делаю не только из-за вас, а больше из-за того, что хочу позлить этого паразита. И только всего один раз. Больше нигде не буду петь. Пусть не привыкает. И обязательно под псевдонимом. А эти что стоят? — спросила она, показывая на девочек.
Ремзие очень хорошо спела куплет одной из песен. Масуме и Мелек подпели ей. И все вместе с Газали они исполнили припев.
Певцы были готовы. А вот музыка, где ее взять?
— В этих местах есть пианино? — спрашивали мы.
— В средней школе, кажется, было.
— Интересно, дадут попользоваться?
— Однако могут возникнуть проблемы. Это же заинвентаризованная вещь. Как ее можно из школы вытащить?
На этот раз Пучеглазый сразу нашел выход:
— Можно вытащить. Нет проблем. Пианино не настроено. Напишем расписку школе, что взяли пианино, чтобы настроить аккорды. Вот и все.
Это было комедией. Однако большей комедией стала наша репетиция в отеле.
Наконец все было готово к концерту. Вся компания вместе с Дядькой, держащим бубен, вышла на сцену.
Хаккы и Газали, обходя улицы, объявляли о том, что вместе с концертом будет показано ревю. Ревю[92] придумали ходжа и Пучеглазый.
Второй частью программы стало ревю о праздновании после обряда обрезания. Это была смесь комедии с импровизацией. Из отеля мы принесли несколько кроватей, развесили флаги, приготовили сцену. В кровати положили детей в ночных сорочках. Пока все это готовилось, на сцене показывались фокусы, монологи ходжи и шуточные песенки Газали. После этого началось ревю. На сцене Дядьке делали обрезание, надев на него ночную сорочку, а он тонко попискивал, чем вызывал смех всего зала.
Наше представление длилось много дней и закончилось реальной комедией.
Один из местных богачей пригласил нашу труппу в полном составе выступить у него на свадьбе.
— Ты не пойдешь, — сказал я Ремзие, отозвав ее в сторону.
— Почему? — обиженно спросила она, как ребенок, которого не приняли в игру.
— Мы все вместе смеемся и веселимся, однако мне будет больно видеть тебя в таком месте, — сказал я с грустью в голосе. — Только не ты. Я не смогу вынести того, что ты падешь так низко!
Это я сказал только ей. И чтобы подобное не сочли за привилегию, я предупредил ее, о том, чтобы она никому ничего не говорила. Однако, подумав, что такая странная мысль пришла в голову только мне, я очень удивился, узнав, что вся компания того же мнения.
Все были против того, чтобы Ремзие пошла туда.
Точнее всех выразился ходжа:
— Мы не голодаем. Если бы было более трудное время, может, тогда и взяли бы тебя. Однако не сейчас.
Наше материальное положение как на бирже — то поднималось, то падало.
* * *
Осень все больше вступала в свои законные права. Мы направлялись на юг вслед за последними стаями запоздалых перелетных птиц. И снова мы оказались в центре одного уезда. Здесь среди лежащих до самой границы руин оказался маленький оазис.
Губернатор, в прошлом полицейский, был человек деятельный. Какую-то часть домов он конфисковал и разрушил, а на их месте построил новые, словно с картинки.
Губернатор захотел увидеть артистов. Мы должны были подготовить номер.
— Будьте готовы! — говорили ребята.
Пучеглазый давно послал зазывать публику на улицу.
— Губернатор говорит, что в Турецкой республике нет места шутам.
— А сам кого ищет? Не спросил? — поинтересовался Азми. Вдруг он вскочил: — Давай вставай, пойдем вместе!
Он произнес это с угрозой в голосе. И я понял, что он может не отстать.
Однако, встретившись со мной взглядом, он смягчился и сказал:
— Хочешь, я пойду вместо тебя?
В итоге ходжа, Макбуле и я отправились в путь. Ходжа был не такой, как всегда.
— Докажу тебе, что я не такой дармоед и подлиза, каким кажусь, — произнес он.
— Я не говорил, что ты дармоед и подлиза.
— Не говорил, но подумал!
— И не думал даже.