И он ушел. Немного в отдалении показалась Макбуле.

— От равнодушия убежали, — спросила она, — я тоже. Ледышка с одной стороны. Мелек с Масуме — с другой. Ходжа шпионит за всеми. Костюмы из гардероба делают ножки. Дай, думаю, режиссеру доложу. Видел на Арслане тот прекрасный синий костюм?

— Да, заметил. Однако, в конце концов, он на свои деньги его купил.

— Что-нибудь еще заметили?

— Нет!

— Ледышка с Арсланом шуры-муры завели. Девка — не промах. Комар носа не подточит. Но парень придурок. Свои бы таланты бы хоть разок на сцене проявил. Она взяла в оборот Арслана, а мне плевать. Я довольна собой. Хватит и того, что она обманула этого типа. Однако политика началась. Политика.

— Почему?

— Потому что у Ледышки, может, и есть талант, но пока он сидит где-то глубоко внутри. — Что это за игра? — Макбуле постепенно возбуждалась. — Наверное, она большая актриса, но если так и дальше пойдет…

Она и в самом деле говорила правду. Ремзие прочитала последний монолог без выражения. В одном месте она как-то странно оживилась. Ее голос приобретал звучность, и другие актеры рядом с ней начали теряться. Ее лицо преобразилось, глаза засверкали. Она об этом не знала и даже не догадывалась. Я задумался и продолжал бродить. Немного позже я заметил Ремзие.

— Интересно, людское время совпадает с самим временем? Не знаю, — ответила она сама на свой вопрос.

— Вы все еще кашляете.

— В море так хорошо. Плыть бы и плыть.

Я продолжил свой путь. На носу парохода собралась группа людей. Это были наши с командой судна. Опять, наверное, Хаккы с Обезьяной показывали какие-то фокусы. С удивлением я заметил, что среди них была и Ремзие. Она пела. Это оказалась мелодия жителей черноморского побережья. Все, как заколдованные, слушали ее.

Закончив петь, она подошла ко мне. Я специально напомнил ей, что она вроде как не поет песен.

— Надоело, — объяснила она, — Хаккы с обезьяной сидят. После того случая Хаккы боится и больше фокусов не показывает. Мне захотелось им спеть.

Какая все же странная женщина!..

* * *

Я посмеялся над ходжой, однако на следующий день, поговорив, признал его правоту. Господин Сервет хотел выгнать Пертева, но прибегнув к хитрости. В тот день лицо господина Сервета было насупленным.

— Есть одно соображение, — сказал он. — Вы жаловались, что мы много тратим, находили нашу труппу довольно многочисленной. К тому же некоторых из них мы взяли на испытательный срок. Если вы посчитаете нужным, можно кое-кого уволить, например, этого Пертева. Собственно, у парня таланта-то и нет.

Было понятно, что господин Сервет хочет свалить Пертева на меня. Однако чтобы я не понял, что все это он делал ради себя, он решил заодно с Пертевом уволить еще некоторых. Это игра, от большой политики ничем не отличающаяся.

* * *

Последний город, который мы посетили на черноморском побережье, оказался Трабзон. Проведя там неделю, мы должны были отправиться в горы. Постепенно все вставало на свои места. Наши дела продвигались неплохо. В Трабзоне мы могли задержаться чуть подольше, однако времени было в обрез. После Эрзурума нам предстояло отправиться в Эгзин-джан^[71]. Оттуда двинуться к югу. Впереди нас ждали еще долгие месяцы гастролей.

Но в начале сезона мы планировали вернуться в Стамбул. Вся эта дорога очень развлекала ходжу.

— Ходжа Насреддин, когда его лодка села на мель, подумал, что море закончилось. Теперь и для нас море по-настоящему закончилось. Каким оно стало маленьким!

Сказав это, он тяжело вздохнул и прищурил свой рябой глаз, словно смотрел в океанские дали.

— Да, настанет день, когда и эти земли закончатся. Хочешь ты того или нет, а конец придет! Ах, что мы наделали, растеряли целую империю! Подумай только, выезжаем на гастроли. Арабистан, оттуда да Басры. Потом Хиджаз^[72], Йемен. Хотя в Хиджаз нас бы не впустили. Но есть еще Египет, Траблус, Физан^[73]. Ох, как я боялся раньше этого Физана. Да накажи Аллах того, кто изобрел автомобили. Все приблизили. Да и от родины горсточка земли лишь осталась.

— Но поехать-то туда можем, — сказал я. — И в Арабские Эмираты совершим путешествие.

Глаза ходжи наполнились слезами.

— Арабские эмираты, — произнес он. — Подумать только, эти арабские девочки. С черными, как уголь, глазами и бровями полумесяцем.

— Интересно, на каком языке ты их будешь там напутствовать? — пошутила Макбуле.

— На таком же, на каком ты Пертева!

— Не порть мне настроения, ходжа! Если бы только не было этого типа и этой бабы.

Мы возвращались в отель и всю дорогу шутили. Было уже довольно поздно.

Когда мы пришли в отель, я нашел у себя в номере письмо. В нем говорилось, что господин Сервет со своей дамой отправился в Стамбул. Господин Сервет по некоторым трудно объяснимым причинам внезапно был вынужден отправиться в Стамбул и взять с собой машинисточку. Все дела он оставил на нас. Через несколько дней он должен был нагнать нас в Эрзуруме.

Мы посмотрели друг на друга.

— Значит, смылся! — воскликнула Макбуле.

— Что стало с Пертевом? — спросил Ходжа с интересом.

— Лежит, — ответил Пучеглазый.

— Здесь что-то не так! — сказала Макбуле.

— Ну что ты, милая, без сомнения, он тоже переживает, — постарался успокоить ее ходжа.

— У нас есть немного денег, — произнес Пучеглазый. — Наверное, мы сможем продолжить наше дело. Не будем поддаваться панике. Даст Аллах, вернется.

Однако в его больших глазах читалась тревога.

Глава двадцать вторая

Ночью, когда мы прибыли в Эрзурум, мы как руководители собрались и провели в отеле собрание. Когда мы селились, у одного лезущего из кожи вон служащего отеля, мы узнали, что опять должны выступать для «Кызылая». Потом один молодой журналист тоже упомянул об этом, и после него к нам в отель зашел министр здравоохранения.

— Что делать, однажды уже прошли по этому пути, вот и прослыли транжирами. И все время теперь так пойдет! — говорили мы.

В дороге мы почти не ощутили отсутствия господина Сервета.

— И реклама неплохо получилась, — сказал Ходжа.

Пучеглазый посмотрел в свою записную книжку и ответил:

— Посмотрим, сможем ли мы покрыть расходы?

Его большие глаза-блюдца были индикатором его страха, да и нашего тоже.

По существу, в отсутствие господина Сервета мы стали свободнее передвигаться и дышать. Однако, когда взялись за работу, поняли, что без него никуда. Во всем почтении, которое нам оказывали, была его заслуга. Например, то, что господина Сервета встречали как посла, да и банкеты у губернатора — все это повышало наше самомнение.

Разбиравшийся в подобного рода делах больше нашего, Пучеглазый, обращаясь ко мне, сказал:

— Вы тоже должны ходить на такие встречи и произносить там речи. Я думаю, что вы справитесь с этим лучше господина Сервета.

— Разве я смогу говорить, как он?

— Это же не является непременным условием, дружок! — воскликнула Макбуле.

Все дружно рассмеялись. А я задумался. Действительно, это ведь мои обязанности. Однако комплексы засели во мне так глубоко, что я не мог самостоятельно с ними справиться.

— Давайте этим займусь я, — предложил Ходжа.

— Да и вправду, ты же у нас есть, — пошутил Азми. — Если хочешь, мы наденем на тебя смокинг из «Дамы с камелиями» и Пертева дадим в придачу.

Мне нравилось, что Азми шутил и смеялся. Он сразу нашел нужную ноту. Все это он сказал, чтобы разрядить обстановку. Однако более подходящей кандидатуры, чем он сам, я не видел. Даже Пертев, и тот не подходил. Я уже представил себе, как Азми входит в кабинет губернатора. У него такой представительный вид! Однако мы узнали, что губернатор в командировке, и все облегченно вздохнули.