– Я думаю, это и есть мемориал, – сказала Ариэль.

Сёстры притихли, готовясь к тому, что они сейчас увидят. Ариэль толкнула скрипучую створку и сразу замерла. Она почувствовала, как в животе завязывается узел. Ариэль была здесь всего раз совсем ребёнком и почти ничего не запомнила об этом событии. После она каждый год просила отца вернуться сюда, но тот всегда находил предлог остаться в замке.

– Что ж, – Ариэль с трудом подбирала слова. – Кто пойдёт первым?

– Это была твоя идея, – огрызнулась Каспия.

Ариэль вздохнула, но, к её облегчению, Жемчужния поплыла вперёд, и её хвост стремительно скрылся за воротами. Статуя русалки находилась в самом центре рифа. Вокруг неё резвились маленькие рыбки. Каменные волосы волнами обрамляли лицо статуи. Её руки были сложены, а широкий хвост был высечен прямо в пьедестале.

Кругом не было никого, кроме Ариэль и её сестёр. В океане редко найдёшь тихий уголок, но в этот момент она не слышала ничего, кроме стука своего сердца.

– Совсем как она.

Мала подплыла ближе к статуе и коснулась её лица так, словно она была живой. Индира с Каспией и Карина всё ещё косо поглядывали друг на друга, но и их взгляды становились мягче.

– Я помню, как-то раз мы с мамой уплыли к поверхности смотреть на солнце, и нас так долго не было, что отец послал специальный отряд на наши поиски, – продолжила Мала с грустной улыбкой. Она потирала запястья. Так русалки делают в минуты самой глубокой скорби.

Ариэль хотела подплыть к ней, обнять и утешить, но она всё ещё не могла пошевелиться, не понимая почему. Что-то такое, для чего она не могла подобрать слов, приковало её к месту. Она покачнулась и облокотилась на изгородь.

– Накануне церемонии, когда меня сделали защитницей, – говорила Мала, – мама сказала, что я должна быть как солнце. Освещать всё своё королевство, даже самые тёмные уголки. В то время я не особо понимала, в чём состоит роль защитницы. Отец всегда говорил, что это почётный титул. Но прошло время, мама умерла, и всё стало куда сложнее. И всё же чем больше времени я провожу в Чейне, тем больше я понимаю, сколько хорошего могу принести в жизни моих подданных. С годами для меня стало ясно, что мама имела в виду.

Сердце Ариэль наполнилось теплом при мысли, что мама была на церемонии у её сестры. Это звучало так… по-семейному. К горлу подкатил ком.

– Раньше было сложнее, помните? – спросила Карина, подплывая к Мале. – Отец так переживал.

– О да! После моей церемонии я постоянно навещала вас и отца, а потом… – Жемчужния замолкла, голос её дрогнул. Это было совсем на неё не похоже. – Что ж, столько воды утекло.

Карина и Мала подплыли к Жемчужнии и взяли её под руки. Все трое с трепетом смотрели на статую, прижимаясь друг к другу, будто близость придавала сил. Им было тяжело думать о прошлом. Ариэль открыла рот, чтобы что-то сказать, но, так и не найдя слов, решила не нарушать молчание.

Карина задумчиво смотрела куда-то вдаль.

– Можем сплавать к тому крутому склону неподалеку.

– Берег Зари, да? – уточнила Мала.

– Да-да, – одновременно закивали Жемчужния и Карина.

– То самое место, – сказала Мала. – Я помню. Тени от острых скал, обросших кораллами. Мы приходили туда смотреть рассветы и закаты. Мама так это любила.

Ариэль, невольно прикоснувшись к браслету, пыталась представить эту картину и вспомнить, была ли она когда-нибудь в том месте.

– Она когда-нибудь брала меня с собой? – спросила Ариэль.

– Да, постоянно, – ответила Мала, жестом подзывая сестру к себе, но Ариэль всё ещё держалась за изгородью.

– Она привязывала тебя к своей спине, чтобы сплавать туда, – сказала Индира.

– Только отвернись, и ты, малёк, уже сбегала, – усмехнулась Каспия.

– Мы все собирали букеты из ламинарий, а потом… – начала Мала.

– Плели из них браслеты! – продолжила Карина.

– Морской бог, точно! Правда, у меня не особенно получалось. Зато мне нравилось сжимать их, пока не пойдёт сок, – сказала Жемчужния, и все весело засмеялись.

Ариэль опустила голову и крепче взялась за изгородь. Она не знала, о чем говорят её сёстры.

– Мама этого терпеть не могла, – Индира покатилась со смеху.

– У меня где-то осталось ожерелье, которое мы сплели с мамой там, – сказала Мала.

– Не может быть! – удивилась Каспия.

– Да, я сохранила его, – Мала нежно улыбнулась. – А ещё, пока мы плели, мама учила меня петь мою русалочью песню.

У каждой из сестёр была своя русалочья песня, поскольку их мама обладала даром голоса. Этот дар преподнёс ей Тритон на их свадьбу. Говорили, что голос их матери обладает властью над другими существами и с его помощью можно много всего сделать. Когда она учила кого-то русалочьей песне, то передавала свой дар. Так королева сочинила особые мелодии для каждой из дочерей, наделив их той же волшебной способностью. И, когда им нужно, они могут воспользоваться этим даром, чтобы служить своим королевствам. К тому же песня была напоминанием, что каждая из них – особенная русалка.

Жемчужния своим пением могла парализовать всех живых существ в радиусе половины китовьего уса, Индира – нагревать воду вокруг до температуры кипятка. Каспия могла заставить исчезнуть что угодно или кого угодно, а Мала умела усыплять любое морское существо одной лишь нотой. Ариэль не помнила, какую способность давала Тамике её песня, поскольку ей ни разу не удалось увидеть талант сестры перед тем, как та исчезла. У каждой была уникальная песня. У каждой, кроме Ариэль. Мать умерла до того, как смогла передать дар младшей дочери.

– Иди сюда. Ты в порядке? – Мала подалась к Ариэль, Жемчужния тоже обратила на неё внимание. Но хвост Ариэль, казалось, стал весить тонну. Она пристально вглядывалась в черты статуи, стараясь представить, какой была её мать при жизни, но не могла, ведь у неё остались лишь обрывки воспоминаний. В отличие от сестёр, она не могла зацепиться за что-то, что заставило бы её тереть запястья, как Малу, смеяться или хотя бы улыбнуться. Всё, что у неё было, – это вопросы, которые вихрем носились у неё в голове.

– Да, я в порядке, кажется, – ответила Ариэль.

– Ну же, дорогая, – Жемчужния потянула Ариэль к себе. – Что сказал бы отец, если бы увидел нас сейчас?

Ариэль поёжилась. Она надеялась, что старое горе объединит их. Но, когда сёстры заговорили об общих воспоминаниях и приключениях с мамой, Ариэль почувствовала себя лишней. Она никогда не знала маму так, как сёстры. И никогда не узнает. Осознание правды пронзило её острым шипом. Прежде она не чувствовала ничего подобного.

Сёстры провели у мемориала много времени. Вспоминали, какой была их мама, а ещё разные смешные ситуации из детства. Но Ариэль не смогла собраться с духом, чтобы присоединиться к ним.

Она никогда не узнает свою маму по-настоящему и никогда не споёт свою русалочью песню. Ариэль всё ещё не отплывала от ворот. Остаток времени она провела молча. Не зная, как совладать с чувствами, юная принцесса пыталась отогнать от себя странные ощущения и думать о своём королевстве и всём, что её ждёт впереди.

Четыре дня до Коралловой луны

Целый вечер все во дворце были заняты приготовлениями к церемонии. Но, к радости Ариэль, сёстры стали дружелюбнее друг к другу. Время, проведённое у статуи матери, напомнило, как много у них общего.

Пока они возвращались от мемориала, поток воды пригладил их волосы, и диадемы отлично устроились на головах, когда они надели их во дворце. Особая вода в этой местности сделала кожу Ариэль мягче морской губки.

Сёстры провели всю ночь в комнате Ариэль, рассказывая истории со своих церемоний. Будущую защитницу тронуло, что мама сопровождала дочерей через проход между рядами к помосту во время их мероприятий. Так они успели стать взрослыми до трагедии, вместе с мамой.