– Не надо бы тебе это смотреть. Да и мне тоже.

– Показывай, – сказал Иона.

Это оказалась запись допроса Стокса. Иона сразу узнал в нем мужчину из парка – высокого, тощего, в засаленной желтовато-зеленой армейской куртке. С гладко выбритой головой и издевательской улыбочкой на губах. Когда тот оглянулся, входя в дверь, Иона заметил расходящиеся в стороны линии вытатуированной на его загривке паутины.

Стокс сидел сгорбившись на стуле, задаваемые вопросы, похоже, вызывали у него скуку. С лица его не сходила презрительная усмешка, и в какой-то момент он даже зевнул.

– Все у вас не так, начальники, – лениво протянул он допрашивавшим его оперативникам с казавшимся почти пародийным ливерпульским выговором. – На малолеток я не западаю, а на мальчишек тем более. Была бы у него сестренка лет шестнадцати, может, и подумал бы.

Он рассмеялся, и Ионе захотелось пробить рукой экран и свернуть мерзавцу шею. Он даже не расслышал, как в комнату вошла Крисси, и не понял, что она там, пока жена не заговорила:

– Это он?

Она стояла за их спинами и поверх плеч глядела на экран. Гевин попытался спрятать телефон и уговорить ее не смотреть, но Крисси и слушать не желала:

– Тео и мой сын тоже. Хочу все увидеть.

Она молча досмотрела запись до конца. После этого повернулась к Ионе с выражением глубочайшего презрения на лице:

– И ты позволил этому животному забрать моего ребенка?

Затем, ни слова не говоря, вышла из комнаты.

Чуть позже вечером раздался звонок в дверь. Пришел главный инспектор уголовной полиции Уэллс, старший следователь, возглавляющий поиски и ведущий расследование. Днем он уже разговаривал с Ионой и подтвердил, что Оуэн Стокс находится под стражей и его допрашивают. Увидев стоявших на пороге с каменными лицами инспектора и офицера по связям с семьей, Иона понял, что сейчас узнает то, чего так боялся.

Но ему не сообщили о признании Стокса, на которое он надеялся. Они с Крисси сидели на диване чуть поодаль друг от друга, пока Уэллс рассказывал о заросшей со всех сторон травой дренажной трубе, скрытой за кустами рододендрона у самой игровой площадки. Трубу уже обследовали и выяснили, что ее прикрывает железная решетка. Посмотрели, до какой степени проржавели прутья, увидели, что петли сломаны, отчего с одной стороны образовался узкий проем. Уэллс виновато сказал, что его трудно разглядеть и нелегко в него проникнуть, по крайней мере взрослому.

Однако не четырехлетнему ребенку.

Затем Уэллс показал им фотографию. Она запечатлела кроссовку маленькую, грязную и размокшую от воды. Той же марки, размера и цвета, которые Тео надел в утро, когда пропал.

Башмачок извлекли из трубы, сказал Уэллс. Поиски длились недолго, поскольку каменный трубопровод резко сужался, соединяясь внизу с подземными водоотводами, слишком узкими, чтобы туда мог пролезть взрослый. Но, опять же, не мальчуган.

– Не понимаю, – сказал тогда Иона. – А как же тогда Стокс?

Уэллс покачал головой, словно услышал вчерашние новости. Он ответил, что Стокса отпустили. Камеры наружного наблюдения у входа в парк зафиксировали, как тот выходил один. Более того, выгуливавшие в то утро собаку супруги подтвердили, что Стокс к ним подходил и выпрашивал деньги. Выяснилось, что эта пара – сотрудники Армии Спасения, они были без униформы и уговаривали его обратиться в приют. В конце концов Стокс оскорбил их и ушел. Однако согласно хронологии событий, предоставленной самим Ионой, он никак не мог иметь отношения к исчезновению Тео.

Иона почувствовал, как задыхается.

– Нет, этого быть не может, это ошибка, – пробормотал он. – Тео не стал бы вот так бродить по парку. Его наверняка похитили.

– А ты откуда знаешь? – ровным голосом спросила Крисси. – Ты же спал.

Офицер по связям с семьей увел ее в другую комнату, оставив Иону и инспектора сидеть в гостиной. Иона по-прежнему смотрел на зажатую в пальцах фотографию кроссовки Тео.

– И что это означает? – спросил он, даже теперь не желая осмыслить и понять случившееся.

Уэллс посмотрел на него так, словно хотел хоть сквозь землю провалиться, лишь бы не сидеть в этой комнате.

– Мы сделаем все возможное, чтобы отыскать вашего сына, – произнес он, – но вы должны осознать возникшие трудности. Труба соединяется с подземными водоотводами, тянущимися на многие километры. Даже с помощью волоконно-оптических зондов мы можем проникнуть лишь на небольшое расстояние. Прошу меня простить, но нужно трезво смотреть на вещи.

И тут инспектор произнес слова, после которых Иона все понял, которые принесли ему рвущее сердце осознание того, что он больше никогда не увидит сына:

– Простите меня…

На следующий день Иона впервые за все время вернулся в парк. На детской площадке раздавались звонкие голоса и смех играющих ребятишек, за которыми присматривали скучающие взрослые. При виде них Иона ощутил такую жгучую тоску и зависть, что у него защемило сердце. Обозначавшую место происшествия ленту сняли, остался лишь маленький огражденный кусочек в кустах рододендрона. Там срезали жесткие стебли, оголив низкий сводчатый проход с мокрыми и зелеными от водорослей камнями. Он нависал над тем самым ручейком, в котором они с Тео играли в «пустяки», и темной пещеркой, где быстро исчезала стремительно текущая вода. Из каменной кладки торчали ржавые обрубки металлических прутков, но над колодцем уже установили новые воротца из оцинкованной стали, похожие на тюремную решетку.

У Ионы поплыло перед глазами, когда он смотрел в простиравшуюся внизу темноту, глядел с щемящей тоской и опустошенностью, казалось не имеющими ни начала, ни конца.

Уже выходя из парка, он остановился у скамейки, где сидел Оуэн Стокс. Обычные, потрескавшиеся от дождя доски, испачканные белым птичьим пометом. При виде нее внутри у Ионы закипела ярость. Ему захотелось броситься и разбить ее на мелкие кусочки, и лишь огромным усилием воли он заставил себя развернуться и уйти. Инспектор Уэллс ошибался. Ничего столь невообразимо чудовищного не случается просто так. Тео, его смешливый мальчуган, не мог вот так сгинуть с лица земли. Что-то должно быть этому виной.

Или кто-то.

– Давай, ты же можешь.

Не могу. Не могу, и все. Иона зажмурился и заскрипел зубами. Напрягся.

– Вот так, отлично. Еще чуть-чуть.

Это называется отлично?

Санни еще немного согнула его ногу.

– Господи! – Иона ударил кулаком по обитой дерматином кушетке, из его глаз потекли слезы.

– Ладно. По-моему, на сегодня достаточно.

Иона слабо кивнул.

– Знаю, что тебе, может, так и не кажется, но у тебя все отлично получается, – сказала Санни.

Иона вытер пот со лба.

– Да, похоже на то.

– У тебя сложный перелом, так что нужно время, – продолжила она. – Это нормально. Но уж верь слову, ты делаешь успехи.

Успехи. Кто-то двигает его ногой, раз от разу пытаясь согнуть ее на несколько миллиметров сильнее, пока он обливается холодным потом и старается не завизжать от боли. Иона испытал шок, когда в первый раз увидел свою ногу без повязок. Она сделалась лиловой и распухла вдвое больше от обычного размера, на деформированной поверхности крест-накрест теснились швы на ранах. Колено походило на обглоданный собакой обрубок из лавки мясника, а не на часть его тела.

Хирург-ортопед говорил кратко и по делу. Иона получил травму колена, характерную для мотоциклетных аварий. У него была раздроблена коленная чашечка и сильно повреждены связки и сухожилия. Хирург, похоже, не без самодовольства описывал, как он восстанавливал надколенник, закрепляя смещенные фрагменты костей титановыми штифтами и проволочными лигатурами. Но повреждения оказались весьма обширными. Возможно, потребуются последующие операции, хотя это станет ясно через несколько месяцев, когда сустав заживет. В любом случае Ионе стоит приготовиться к тому, что выздоровление станет для него долгим и болезненным процессом.