Литмир - Электронная Библиотека

До штаба стрелкового полка – конечной цели нашего путешествия мы добрались уже в полной темноте. Шлыков пошел докладывать начальству о прибытии. Вернулся он минут через пятнадцать вместе с юным светловолосым лейтенантом – командиром взвода полковой разведки. Наш расчет разместили в одной из землянок, принадлежащих разведчикам. Весть о том, что вместе с зенитчиками прибыла симпатичная девушка, мгновенно разлетелась среди бойцов разведвзвода. В землянку, кроме нас, набилось еще с десяток разведчиков. Олечка буквально купалась в океане мужского внимания, не обращая внимания на ревнивые взгляды Шлыкова. Да и кое-кто из расчета бросал на разведчиков косые взгляды, но на открытый конфликт пойти не решились. Все-таки разведчики были здесь хозяевами, их было больше, да и границ приличия в своих ухаживаниях они не переходили. Олечка была довольна – столько парней вокруг, и каких парней! Не чета этим тыловым зенитчикам. У некоторых из них были медали, а у одного даже орден Красной Звезды. И трофеи. Немудреные фронтовые трофеи были принесены на алтарь женской красоты. Идиллия была разрушена около одиннадцати часов, пришел лейтенант и разогнал своих разведчиков, а потом отвел нашего санинструктора в землянку, где обитали штабные военнослужащие женского пола.

Утро началось с гула отдаленной канонады, но на участке этого полка было тихо. Расчет суетился с приготовлением завтрака. Я заметил, что с утра все вообще какие-то суетливые. Вчера, насмотревшись на погибших под бомбежкой, они впали в состояние глубокой задумчивости, а сегодня делали слишком много лишних движений. После завтрака, когда мы проверяли орудие после долгой дороги, появился лейтенант разведчик. Увидел я его и ахнул: в темноте он показался мне светловолосым, а при дневном свете оказалось, что он совсем седой. Меня поразило несоответствие молодого лица и шевелюры семидесятилетнего деда.

– Самолеты или танки?

Лейтенант показал на звездочки, нарисованные на стволе зенитки.

– Или, товарищ лейтенант.

– Понятно, – кивнул разведчик, – ну что? Пойдем аэростат смотреть?

– Так точно, пойдем. Только взводного предупрежу.

Опытного солдата всегда можно отличить от впервые попавшего на фронт. Опытный солдат скуп в своих движениях, а главное он умеет использовать для отдыха буквально каждую минуту. Присев, он моментально расслабляется и впадает в какую-то свою нирвану, наслаждаясь каждой секундой отдыха. Он моментально засыпает под грохот любой канонады, но мгновенно просыпается, когда наступает тишина. И расслабленность его обманчива, он способен за сотые доли секунды перейти к действию, стоит только прозвучать команде, появиться звуку летящей мины или чувству опасности. Мне суетиться, как новобранцу, не к лицу – три подбитых танка обязывают. Но, с другой стороны, на передовой я оказался, по сути, в первый раз. Как вести себя, абсолютно не представляю. Поэтому решил повторять поведение опытного бойца. Если он идет в полный рост, несмотря на падающие рядом мины, то и я им не кланяюсь. Но если он вдруг упал, то и мне нужно как можно быстрее оказаться на земле. Он себе ямку для ночлега выбрал, чтобы от осколков защищала, и я рядом устроюсь. Стопроцентной гарантии такое поведение не дает, но шансы на выживание существенно повышаются.

От землянки разведчиков до наблюдательного пункта около километра. Лейтенант ведет нас по ходу сообщения. За лейтенантом идет Шлыков, за ним я. Замыкает шествие Сашка с дальномером на плече. Когда мы почти добрались до цели, разведчик показывает рукой куда-то на запад.

– Вон он.

Я ничего не вижу, хотя на зрение не жалуюсь.

– Куда?

Лейтенант за хлястик шинели стаскивает Шлыкова из стрелковой ячейки обратно в окоп, тот хотел рассмотреть аэростат в бинокль.

– Снайперы, сволочи, – поясняет разведчик, – вчера одного насмерть, двое раненых. Ладно, хватит лясы точить, почти пришли.

Мы с трудом размещаем дальномер у амбразуры НП и наводим его на немецкую «колбасу». Лейтенант приникает к бинокуляру, наконец, выдает результат:

– Шестнадцать четыреста.

Я повторяю манипуляции Шлыкова.

– Шестнадцать пятьсот.

Хреново, досягаемость нашей пушки пятнадцать пятьсот, и это по горизонтали. Аэростат же висит на приличной высоте, куда снаряд нам с наших позиций не закинуть. Ни при каких условиях. Только если пробраться в тыл к немцам на глубину не менее километра. Но соваться с нашей пушкой в немецкий тыл как-то не хочется. Фрицы не дураки, не стали поднимать аэростат в зоне досягаемости нашей артиллерии. А здесь дальность измерить никто не догадался, нас вызвали почти за две сотни километров. Да-а, подставили нас: стрелять – бесполезно, не стрелять – нельзя. Вот и решайте задачу, господин инженер. Это не двойной интеграл, тут думать надо.

– Ну, что делать будем? – интересуется Шлыков.

– Думать, товарищ лейтенант, думать. Авось придумаем что-нибудь.

И тут мне в голову пришла мысль о том, на кого можно спихнуть это дело.

– Товарищ лейтенант, – обратился я к разведчику, – а корпусная артиллерия эту «колбасу» достать пробовала?

– А как же, несколько раз пробовали.

– Ну и что?

– Да ничего. Пока наши пристреливаются, немцы их позиции засекают и начинают своей артиллерий давить. А еще немцы могут просто спустить аэростат, тогда наши постреляют, постреляют, а назавтра он опять висит.

И тут облом. Соколы наши, выходит, обос… обделались, корпусная ничего сделать не смогла. А крайним кто будет? Мы? Получается, что мы.

– Значит так, товарищ лейтенант, – это я уже Шлыкову, – у нас есть два выхода и оба хреновые. Первый. Сегодня ночью вытаскиваем орудие поближе, маскируем и, как только аэростат поднимется, открываем огонь. Следующей ночью те, кто останутся в живых, попробуют вытащить то, что останется от орудия.

– А второй? – интересуется взводный.

– Второй. Берем у комполка справку о недосягаемости аэростата и мотаем отсюда. Приказ все равно невыполним, но хоть все живы останутся.

Лейтенант впадает в задумчивое состояние. Я его понимаю, крайним в этой истории будет он.

– А ты, сержант, какой бы вариант выбрал?

– Второй.

– Под трибунал могут отдать, – сомневается взводный.

– А могут и не отдать. Наш район сухопутчикам не подчинен, и не хрен свои задачи на нас перекладывать. Тем более – задачи невыполнимые. Пусть сначала фронт к аэростату на нужное расстояние подтянут, а уж потом и мы по нему пальнем.

– Хрен с ним, – решает лейтенант, – напишет майор справку – уезжаем отсюда.

Оба лейтенанта уходят в штаб полка, мы с Коноваловым сворачиваем дальномер и возвращаемся к орудию. Лейтенанты появляются минут через сорок после нашего возвращения. Шлыков находится в состоянии глубокой задумчивости.

– Ну что, товарищ лейтенант?

– Майор сказал, что справку напишет, если мы балку обстреляем.

– Какую еще балку?

В разговор вступает разведчик:

– Да есть тут один овражек. Прошлой ночью немцы в нем что-то делали. Мы выпустили несколько осветительных ракет, но ничего толком не разглядели, а для пулемета – далековато.

– А зачем нам туда лезть? Проще в этот овраг полдюжины минометных мин закинуть.

Лейтенант только плечами пожал, это не его идея. Можно предположить, что своих минометчиков майор подставлять не хочет, а мы чужие, как приехали, так и уедем. Ну и обычное презрение фронтовика к «тыловым крысам», хотя от штаба полка до передовой траншеи три километра наберется, а то и больше. Штаб стрелкового полка это еще не передовая.

– Давайте на местности посмотрим, – предложил разведчик.

Линия фронта здесь проходит по берегам извилистой речки.

Между передовыми траншеями около пятисот метров, пойма болотистая, правый берег обрывистый. В этом берегу и образовался нужный нам овраг. Короткий и неглубокий, он проходит под углом к общему направлению течения речки, поэтому, чтобы просмотреть его на всю глубину, приходится здорово сместиться по фронту.

– Вон она.

Мы лежим на опушке небольшой рощи, Шлыков рассматривает балку в бинокль, потом передает мне. Я ничего особенного не замечаю – овраг как овраг, если там и есть что-нибудь, то фрицы это хорошо замаскировали. До балки около километра.

40
{"b":"831866","o":1}