– Винтовка нам пригодится, в случае чего – бой примем.

– Толку от той винтовки, – возражал я. – Вахманы полный боекомплект с собой не таскают, судя по количеству подсумков, всего четыре-шесть обойм. Много ты с двумя десятками патронов навоюешь?

– Сколько смогу, все мои будут.

– Вот именно. Если без крови уйдем, то немцы, может, и искать нас не будут. Понадеются на пограничников или на местных. А если вахмана замочим, то тогда наверняка получим на хвост погоню с собачками, прочесывания местности и прочую прелесть. А оно нам надо?

Какую прочую я не знал, но на кровожадного ефрейтора мои доводы, похоже, подействовали. Второй трудностью была одежда. Для работы нам выдали форму из запасов армий, оккупированных немцами стран, перекрашенную в жуткий сине-зеленый цвет с надписями белой краской «SU», сделанными на правом колене, левой части груди, правой лопатке и пилотке. Затеряться в таком наряде было невозможно, я предложил надеть под нее нашу красноармейскую форму, оставшуюся еще с фронта.

Для отрыва от погони предполагалось использовать немецкий же железнодорожный транспорт. На нужном нам направлении был крутой поворот, где поезда двигались с минимальной скоростью. Вполне реально было на ходу незаметно забраться на тормозную площадку или на платформу. До следующей станции, где поезд мог остановиться, километров двадцать. Хорошее расстояние, чтобы сбить возможную погоню со следа и нарастить отрыв. Дальше был абсолютный туман. Карты, компаса и прочего у нас не было, но и расстояние, которое требовалось пройти, также невелико. В крайнем случае по солнцу или звездам сориентируемся. Идти будем по ночам. Но как преодолевать границу, я даже не представлял. О системе охраны не было ни малейшего представления, о схеме расположения постов можно было только мечтать. Причем стрелять в нас могли начать как на немецкой стороне, так и на швейцарской. Оставалось рисковать и надеяться на наш русский «авось».

Начало четвертого дня не предвещало ничего плохого. На работу нас отвели на ближайшую станцию, ремонтировали запасные пути. С одной стороны нас охраняли вахманы во главе с унтером, с другой стоял немецкий воинский эшелон. Судя по направлению, какую-то пехотную часть перебрасывали из Франции на восточный фронт, где они, видимо, еще не успели побывать. Представляете, целый эшелон непуганых фрицев. Как истинные арийцы они поначалу пялились на нас, тыкали пальцами и обменивались между собой мнениями. Потом пришли к выводу, что эти русские не такие уж и страшные, начали гоготать и кидать в нас всяким мусором. В конце концов, какой-то шутник запустил в нас куском щебенки. Метил в пленных, а попал в помощника мастера. Тот во всю глотку обругал придурка, солдаты ответили, завязалась перепалка, прерванная подошедшим офицером. Офицер разогнал солдат по вагонам и сделал внушение унтеру из нашей охраны. Хотя тот-то был ни при чем – он охранял пленных, а мы в этой словесной дуэли не участвовали, фрицы разбирались между собой.

К унтер-офицеру прибежал солдат, остававшийся в бараке. Там у немцев стоял телефон, по которому с ними связывалось лагерное начальство. Фриц что-то докладывал унтеру, тот недовольно морщился. В конце концов, он принял какое-то решение, и солдат, козырнув, рысью рванул обратно в барак. На этот разговор я почти не обратил внимания, но во время перекура ко мне подсел Саратовский.

– Унтер с вахманом о тебе говорили.

– Что говорили? – насторожился я.

– Приказано немедленно доставить тебя в лагерь.

Сирена моей внутренней тревоги истошно взвыла. В любом случае возвращение обратно не сулило мне ничего хорошего.

– Унтер хотел отложить до завтра, – продолжил Саратовский, – но солдат сказал, что приказано именно немедленно. Поезд в нужном направлении будет вечером, после окончания работы.

И ушел. Все это я тут же вывалил Хватову:

– Что делать будешь?

– Уходить. Прямо сейчас, как только представится возможность.

А возможность все не представлялась. Военный эшелон ушел, только когда мастер, посмотрев на часы, достал свисток, сигнализирующий о конце работы. Гастарбайтеры начали собирать инструмент, а вахманы сгонять нас в колонну.

– Я их отвлеку, действуй, – шепнул мне ефрейтор.

Колонна уже двинулась, но тут сзади раздался какой-то шум и тут же немецкая ругань. Я обернулся – Хватов упал и сделал вид, что не может быстро подняться. Строй смешался, и вахман начал поднимать упавшего пинками. В этот момент по стоявшему справа эшелону прокатился железный лязг, вагоны дернулись и колеса начали свое пока еще медленное вращение. Взгляд вперед – идущий впереди вахман не обратил на происшествие внимания и сейчас был обращен ко мне спиной. Десяток метров пролетел еще до того, как я осознал, что именно делаю. Шестым чувством понял – это мой единственный шанс. На треть секунды задержался и нырнул между двумя скатами. Грохот колес на стыках оглушил меня, но сквозь него я все-таки услышал, как бахнул выстрел и дзинькнула по металлу пуля. Этот звук придал мне дополнительной прыти, и я вылетел с другой стороны состава.

Тут же нырнул под состав, стоящий на следующем пути. Еще один. К моему счастью, ни одного воинского эшелона среди них не оказалось. Четвертый состав также начал набирать ход и шел с уже довольно приличной скоростью. Я рванул параллельно ему, стараясь уравнять скорости. Страх и жажда свободы придали мне сил. Какой-то пожилой фриц в черной форме едва успел убраться с моей дороги, мне сейчас было не до него. Левой рукой удалось зацепиться за поручень тормозной площадки, но скорость была уже очень велика. В каком-то отчаянном прыжке удалось добросить до поручня правую руку, и я повис на нем, поджав ноги. Каменистая насыпь проносилась в каких-то сантиметрах от подошв моих сапог.

Долго провисеть в таком положении мне не удастся – руки начинали быстро слабеть. Пришлось рискнуть, оттолкнуться от насыпи ногами. Ноги сильно рвануло влево, но я был к этому готов, успел закинуть правую руку сантиметров на двадцать выше, подтянул левую, потом засучил ногами и сумел закинуть правую на нижнюю ступеньку. Минуты три повисел, отдыхая в таком положении, затем, опираясь на ногу, подтянулся по поручню выше, утвердился на ступеньке обеими ногами и полностью выполз, наконец, на тормозную площадку, где мне удалось упасть и отдышаться.

Свобода! Весьма условная, полная опасностей, но свобода! Ближайшие минуты мне не грозили пуля вахмана или зубы конвойной собаки. А дальше? Дальше будет видно. Сорвал с шеи и вышвырнул прямоугольную табличку с лагерным номером – возвращаться назад я не собирался при любом исходе. Хорошо, что на паровозе нет рации, а до мобильных телефонов еще полвека впереди. Но немецкий железнодорожник видел, в какой поезд я влез, и на следующей станции состав остановят и обыщут, поэтому долго кататься нельзя. Надо прыгать. А куда? Судя по солнцу, эшелон идет на запад, во Францию. Значит, мне налево и дальше на юг к озеру Бодензее. Знать бы еще, где оно находится.

Спрыгнул я хорошо, ободранные ладони – мелочь, главное, что руки и ноги целые, даже двигаются. Ну я и двинул. Хотел пройти по руслу попавшегося на пути ручья, но он оказался неожиданно глубоким, да еще и с неровным дном. Вымок, воды в сапоги набрал, а ушел недалеко. Пришлось выбираться на берег, выливать воду из сапог, отжимать мокрые штаны. Только время потерял, а вода в сапогах продолжала хлюпать.

Уже в сумерках я наткнулся на немецкие огороды. Все-таки август – самый благоприятный месяц для побегов: ночи еще достаточно теплые, урожай созревает, зеленая листва дает укрытие от посторонних глаз. Правда, в моем «камуфляже» даже среди сине-зеленых водорослей не скрыться, зато с питанием проблем не предвидится, даже выбор есть. Я с ходу отверг все корнеплоды, помыть негде, почистить нечем, а я еще не настолько оголодал, чтобы лопать их вместе с землей. С бобовыми возиться тоже было не с руки. Что оставалось? Огурцы или помидоры найти не удалось, но капусты было… Выбрал четыре кочана, самые большие. Срезать было нечем, пришлось выдергивать. Снял куртку, положил на нее добычу, застегнул пуговицы, завязал рукава, получилась вполне приличная торба.