Синие сполохи заметались по стене, кустам цветущей сирени, морщинистым лицам в окнах. Жёлто-красная "Газель" с отзеркаленной надписью "Ambulance" затормозила у подъезда. Пожилой водитель с седыми усами-щёточкой перегнулся в салон.

– Приехали, Сём. Ты теперь живёшь здесь, – сказал он долговязому молодому парню в голубой униформе.

Парень молча взял чемоданчик с красным крестом, пожал протянутую руку, не глядя. В ладони осталась бумажка.

– Адрес твой, – пояснил водитель. – А вот ключи. Семён!

Парень поднял больные глаза.

– Не кисни, слышишь? Тебе, считай, повезло, а к службе – привыкнешь.

Семён опять уткнулся взглядом в носки своих "кроксов".

– Я не думал, что будет так тяжело. До завтра?

Водитель передёрнул плечами.

– Как вызовут. Пейджер не отключай.

– Зачем он нужен, когда у всех мобилы? – пробормотал Семён.

– Нужен! Чтобы не слушать твои отмазки. Давай, Сём, на связи! Выше нос! Добро?

С тяжёлым вздохом Семён выпрыгнул из машины.

– Иван Ильич, вы бы люстру выключили – всех бабок переполошите, – сказал он, задвигая дверь, и пошёл к подъезду.

Мигалки погасли. Скорая рыкнула мотором и скрылась за поворотом. В подъезде Семён посмотрел на клочок бумаги с адресом. На четвёртом этаже открыл обшитую ДВП дверь. В квартире напротив мигнул глазок, но никто не выглянул. Семён вошёл в свой новый дом и запер замок.

Квартира была пустой. Раскладушка, четыре ящика его пожитков, задрипанная кухня с покосившимися дверцами: осталась от бывших хозяев – поленились выкинуть при переезде. Семён выкопал со дна коробки чайник и достал из него завёрнутую в тряпку кружку с котом Леопольдом.

– Ребята, давайте жить дружно, – взывал нарисованный кот к мышиному здравомыслию.

– Хотел бы, да не выходит, – вздохнул Семён.

Пока он сидел на краю раскладушки и искал тайные знаки в паре над горячим чаем, в дверь позвонили.

Он нерешительно выглянул в коридор: он здесь никого не знал и никого не ждал. За дверью тактично покашляли.

– Извините, что беспокою, – раздалось оттуда. – Я – ваш сосед напротив. Мне очень неудобно…

Семён открыл. На пороге стоял интеллигентного вида мужчина в очках и вязанной кофте. Он неловко пригладил стриженные бобриком седые волосы.

– Вы позволите войти?

Семён отступил на шаг, впуская гостя. Тот бросил опасливый взгляд на дверь своей квартиры и перешагнул порог.

– Благодарю вас…

– Семён.

– А по батюшке?

– Просто Семён.

– А я Борис Борисович, очень приятно.

Семён простёр руку ко входу в единственную комнату.

– Проходите, присаживайтесь. Чай будете?

– Мне бы не хотелось вас утруждать.

Семён протянул ему свою кружку:

– Пейте, я только заварил.

Он усадил гостя на раскладушку, сам сел на полу напротив. Борис Борисович сделал глоток и отставил кружку.

– Горячий. А вы?

– А я потом. Кружка у меня одна.

Повисло неловкое молчание. Семён улыбнулся, улыбка получилась фальшивой.

– Ну что? За знакомство?

Он протянул кулак. Борис Борисович неуверенно посмотрел на него, потом сообразил, торопливо схватил кружку, расплескав чай, покраснел до кончиков ушей.

– Простите, – смущённо сказал он, касаясь Сёминого кулака нарисованным Леопольдом. – Я сейчас вытру. Где у вас тряпка?

– Там же, где и вторая кружка: её ещё нет. Не переживайте, всё равно полы ещё не мыл. Позже разжалую какую-нибудь старую футболку. У вас всё в порядке?

– Да, конечно. А почему вы спрашиваете?

– Показалось. Вы так посмотрели на дверь своей квартиры, будто сейчас она откроется и вас туда насильно затащат.

– Ну, в этом есть определённая доля правды… – Борис Борисович, казалось, только сейчас заметил, во что одет Семён. – А вы врач?

– Я – фельдшер. Работаю на скорой помощи, – соврал тот. Врать Семён не умел с детства и сразу почувствовал, как загорелось лицо, но Борис Борисович ничего не заметил.

– Это очень хорошо, что вы медицинский работник. Я вам очень завидую: вы, как любой медик, обладаете здоровым цинизмом, с этим намного проще жить. Вот я – преподаватель. Я вижу не людей по сути, а те личины, что они носят, а вы видели человеческую натуру и снаружи и изнутри, во всей её неприглядности. Вас не удивить, значит, не разочаровать.

– Не замечал, – буркнул под нос Семён. Ему нестерпимо захотелось выпить, но в душе сидел страх перед внезапным вызовом.

– Это так, не спорьте, – сосед заметно оживился. – Медик – самый лучший собеседник, с ним не нужно притворяться. Можно говорить о чём угодно. Ну чем вас удивишь? Ой! – он привстал с раскладушки. – Какой я дурак! Вы же, наверное, со смены, устали, а тут я со своими разговорами. Вы извините, я пойду.

В подъезде раздались шаги, и Борис Борисович испуганно обернулся.

– Борис Борисович, – сказал Семён. – У меня и правда был тяжёлый день, но не физически, а морально. Я лучше поговорю с вами, чем буду пялиться на пустую стену. Чай ещё будете?

Сосед посмотрел в опустевшую кружку и поднял глаза на Семёна.

– Да, – улыбнулся он, – сделайте, пожалуйста, но себе. Теперь ваша очередь.

Всё время, пока закипала вода, Семён старался не считать, но цифры упрямо лезли в голову. Он то и дело встряхивался, как лошадь, отгоняющая слепней, пытаясь стряхнуть это наваждение, но в голове опять звучало: "Десять… Девять… Восемь…"

Одновременно со свистком запиликал пейджер. Сосед решился, наконец перейти к делу.

– Знаете, Семён, я совершенно беспомощен перед любыми видами хамства… – начал он, повысив голос. Семён вернулся, протянул ему кружку с чаем.

– Вы извините, срочный вызов, так что это снова вам. Я вернусь часа через два, можете оставаться здесь. Мне почему-то кажется, что домой вам идти не хочется.

– Семён, это неудобно, – возразил Борис Борисович, – ведь вы меня совсем не знаете.

– Ничего ценного здесь нет… Кроме этой кружки. Могу вам её подарить. Если надо будет уйти, просто захлопните дверь.

Когда Семён, ещё более опустошённый, вернулся с вызова, в квартире было пусто. Помытая кружка с Леопольдом стояла на расстеленном полотенце.

Три дня подряд вызовов не было. Вещи Семёна так и лежали в четырёх картонных коробках: разложить их было некуда. Надо было обзавестись хотя бы шкафом, но Семёна не покидало чувство, что новая его жизнь долго не продлится. Так они и остались стоять вдоль стены в комнате без занавесок. Семён делал чай, варил пельмени в том же чайнике, высовывался из кухонного окна, рассматривал пустую дорогу с редкими тусклыми пятнами фонарного света. Пару раз выходил на улицу, на тёмный бульвар с чахлыми деревцами и вытоптанной землёй вместо газонов. Растрескавшийся асфальт давно не чинили, не для кого: жизни на бульваре не было. Это столичные бульвары, к которым он привык, были всегда полны людей. Здесь, в маленьком провинциальном городке, люди не тратили время на пустые прогулки.

Сосед не появлялся, и Семёна это расстраивало. В городке он знал двух человек: Ивана Ильича, водителя скорой, и Бориса Борисовича, перепуганного соседа напротив. С Иваном Ильичом говорить было не о чем, он резко пресекал любую рефлексию, а Борис Борисович куда-то запропастился. Но в тот вечер, когда Семён решился позвонить в квартиру напротив, сосед сам появился на его пороге с пакетом в руке.

– Меня вывозили на дачу, – сказал он, извиняясь. – Я не мог вам сообщить: я не знаю вашего телефона. Я вам не помешаю?

В комнате он достал из пакета небольшую картонную коробочку.

– Я подумал, что одна кружка в доме – к одиночеству. Тем более вы мне её подарили. Вот, купил вам…

Семён открыл коробку, внутри лежала кружка с Карлсоном, влетающим в окно.

– Я искал что-нибудь с ангелом. Вы же, врачи, как ангелы: прилетаете, когда совсем плохо, спасаете жизни, но, представляете? В магазине ничего такого не было. Ангелы почему-то непопулярны.