– Мне нравится, что ты отсюда уедешь. Ты слишком хорош для этого города.

Смотрю, как она удаляется по коридору. Вскоре слышу, как хлопает входная дверь. Меня терзает вина, но, одеваясь, подавляю это чувство. Начиная с этого момента, все, хоть отдаленно напоминающее отношения, будет только мешать моим успехам. И это еще одна жертва с моей стороны, если хочу довести планы до конца. Я позволил себе отношения с Викторией, потому что в обозримом будущем она была моей последней девушкой. Одевшись, сердито иду по коридору и резко распахиваю дверь в комнату Доминика. На его кровати сидит Шон и переливает во фляжку водку Дельфины, возместив выпивку водой из бутылки. Пойманный с поличным, он лукаво улыбается и пожимает плечами.

– А что? Я уже несколько месяцев так делаю. Зато она не такая пьяная и меньше страдает от обезвоживания.

– Я запрещал вам соваться в мою комнату, когда она здесь.

– Да она всегда здесь, – говорит увлеченный игрой Дом, сидя в кресле-мешке, из которого уже вырос, и щелкает пультом. – Но сиськи красивые, я успел заценить.

Выбиваю из его руки пульт, и брат поднимает голову, приготовившись к моему гневу.

– Какого хрена с тобой творится? У тебя же есть мозги, – бурчу я.

– А еще, брат, у меня есть член. Я тоже кое-что подмечаю, – насмешливо парирует он на показуху – в основном для Шона, который подбирает пульт.

– Оставшуюся неделю проведешь, уединившись с ней в комнате? Мне нужно записываться на прием, чтобы постучать в твою дверь? – разражается он гневной тирадой, и в этом нет ничего странного.

– Сегодня вечером я собирался устроить вам поход, но теперь можете об этом забыть.

Дом едва заметно вздрагивает, но я знаю, что мои слова его задели. Шон вскакивает, откинув пульт в сторону и тут же забыв об игре.

– Я готов.

– Не готов, если так себя ведешь. – Поворачиваюсь к брату. – А ты веди себя с ней уважительно.

– Ты что, ее любишь? – спрашивает Дом скорее из любопытства, но нам нет нужды это обсуждать. В этом плане, как и во многом другом, он опережает сверстников. Хотя я уверен, что Дом еще невинен и повернут на том, чтобы изменить этот статус. Судя по вниманию со стороны женского пола, долго ждать не придется.

– Я рассказывал тебе, что говорил папа?

– Когда любишь кого-то, то никогда не должен в этом сомневаться.

Я киваю.

– Но даже если не любишь, относись к ним хорошо. Не нужно вести себя как гондон, даже если хочешь этого.

– Мудрый совет, брат. Буду рад, если на неделю закончишь с нотациями. – Дом смотрит на Шона. – Мы оба будем рады.

– Хочешь наглядный пример того, что может сотворить с женщиной дурной мужчина? – Я киваю в сторону спальни Дельфины. – Взгляни, черт возьми, на тетю.

Оглядываю мальчишек и вижу, что мои слова приводят их в чувство. Доминик закатывает глаза.

– Хочешь, чтобы я ее пожалел?

– Нет, хочу, чтобы понял, почему она так себя ведет.

– Это ее выбор.

– Точно так же, как ты сейчас решил вести себя как маленький невежественный ублюдок.

Дом в свои одиннадцать в два раза умнее меня, когда я был в его возрасте, и с ним в три раза труднее сладить. Отчасти виноват в этом я, ведь сам поделился с ним почти всем, что знаю.

– Всегда относись к женщинам с уважением. Они намного более развиты, чем большинство мужчин. Не отыгрывайся на них. Это признак слабости, а женщины не груша для битья. Они – святыня, и тебе нужно как можно скорее это уразуметь.

– Сколько их у тебя было в последнее время? – встревает Шон.

– Слушай меня внимательно.

– А у нас есть выбор? – умничает Дом, и я толкаю его на матрац, который стал ему мал. Последние несколько недель брат особенно вспыльчив, и теперь ясно почему.

– Брат, я уезжаю. Извини, что оставляю тебя с ней, но для нас так будет лучше. Ты должен мне довериться.

– Ага, нам будет гораздо лучше, когда ты окажешься за тысячи километров отсюда, – сухо констатирует он.

Обхватываю ладонью шею, чувствуя, как в груди разрастается боль.

– Вскоре ты поймешь причину.

– Да ни хрена я не обязан понимать!

Рывком поворачиваю его к себе, и Шон тут же вскакивает. Я редко даю брату затрещину, но реакция Шона показывает, как мы оба к этому относимся. Чувствую облегчение от того, что Шон вскидывается, готовый не мешкая встать на защиту Дома. Меня переполняет гордость, но я продолжаю говорить напористым тоном, смотря на Доминика.

– Думаешь, если бы я мог, то не взял бы тебя с собой?

– Нет, ты всего лишь уезжаешь на шесть-семь лет, потому что так для нас, видите ли, будет лучше.

– И шести недель не пройдет без встречи с тобой. Я уже тебе объяснял.

– Посмотрим, – бурчит Дом с явной обидой в глазах. Его, как и меня, пугает предстоящая разлука. Шон тоже как на иголках, но прикидывается дурачком и немного рисуется, чтобы скрыть обеспокоенность из-за моего отъезда. Единственное, что утешает, – они будут друг за другом приглядывать.

– Почему Париж? Почему так далеко? – спрашивает Шон, пока я перевожу взгляд с одного мальчишки на другого. Последние дни дома истекают, и это явно отражается на наших отношениях, что сейчас ставит меня в тупик.

– Верните ее бутылки и сразу же собирайтесь. Пора вам узнать.

– Что узнать? – спрашивает Дом.

– Что я все делаю ради тебя.

– Не вижу тут никакой логики, брат.

– А когда увидишь, запихну эти слова тебе в глотку. – Поворачиваюсь к Шону. – Иди за Тайлером и своим инвентарем и через полчаса возвращайтесь.

Шон открывает окно.

– Есть!

– Шон, – окликаю, и он замирает, перекинув одну ногу за окно, – почему не пользуешься входной дверью?

Он одаривает меня ухмылкой.

– Разве ж это весело?

Покачав головой, перевожу взгляд на брата, который с интересом за мной наблюдает.

– Куда идем?

– К моему месту.

Он замолкает. Дом годами умолял меня взять его с собой, но до сегодняшнего вечера я всегда отказывал. Один раз он за мной проследил, но на полпути я его засек и отволок обратно домой. Только в том месте я мог найти немного покоя, там хаотичные мысли и паника преображались во что-то более определенное. Там я мог осмыслить то, что подвергал сомнению. И до сих пор ни с кем не делился этим местом.

Меня переполняет страх при мысли, что я оставлю Дома на милость Дельфины в этой дыре, но он достаточно толстокожий, чтобы это вытерпеть, а его уверенность с лихвой покрывает другие недостатки – я в этом убедился. Возможно, тут я немного хватил лишнего из-за его поведения.

Запихиваю в сумку одежду на несколько дней, как раз в тот момент, когда со смены возвращается Дельфина, смотрит на нас обоих из коридора, а потом решает войти в мою комнату.

– Куда вы?

– В поход. Вернемся через несколько дней. Тебе что-то нужно?

– Ничего. – Она стоит в дверях, скрестив руки, и смотрит, как я собираюсь. – Спасибо, что оплатил счет за электричество.

Получив компенсацию в связи со смертью родителей, я договорился первый год во Франции оплачивать некоторые ее счета, но ни за что ей об этом не скажу. Для Дельфины это станет поводом уйти в загул, а она в последнее время пыталась держаться трезвой – во всяком случае, ведет себя чуть разумнее и уже меньше вспоминает о пагубных привычках.

– Ты справишься до конца месяца? – В третий раз складываю футболку.

С ним все будет хорошо. С ним все будет хорошо.

С досадой снова разворачиваю и начинаю заново, чувствуя на себе ее взгляд.

– Что?

– Даже если бы не справлялась, все равно не хочу ни цента из этих паршивых денег. Да я лучше помру от голода.

– Да, но меня это не устраивает. Не позволяй моему брату страдать из-за твоих предрассудков, – предупреждаю ее я. – Он достаточно настрадался.

– Зачем вам идти в поход?

– Нужно многое обсудить.

Она прикусывает губу, заходит в комнату и закрывает дверь.

– Ты уверен, что хочешь этого?

– Мы же уже все решили.

– И сообщаешь им только сейчас? Думаешь, они когда-нибудь поймут?