— Что ты видишь, Ксения? — спросил меня дед.

— Э-э-э… — странный вопрос. Зрение меня пока не подводило. — Кольца вижу. Хранилище вижу. Тебя тоже вижу.

— А теперь взгляни не глазами, а сердцем.

Ишь чего удумал! Смотри, говорит, сердцем. А как? Попыталась переключиться на магическое зрение — ничего. Говорит загадками, а потом турроны души воруют практически из под носа магического сообщества!

— Короче, — буркнула я. — Хочешь рассказать — расскажи. Не хочешь — заставлять не стану. В конце концов, это твоя личная жизнь и делиться такими подробностями ты вовсе не обязан.

— Обязан. Я чувствую.

— Тогда делись! Только давай без этих твоих тайн и загадок.

Глава 4

— Без тайн никак не получится, ибо постичь одному существу все, что таит в себе огромный мир, не дано, — изрек родственник, чем взбесил неимоверно. Хочет хранить свои секреты, так и пусть хранит. На здоровье! Но сказавши «а», говори и «б»! Или молчи!

— Зачем ты меня сюда притащил? — спросила я.

Лучше бы остались в университете. Мы как раз дошли до порталов. Тема увлекла, тем более получалось у меня довольно неплохо. Строить путь через огромный пласт пространства оказалось сложно, но безумно интересно. Если бы я немного потренировалась, то смогла бы попасть в гости к родителям в любое удобное время.

— Покаяться, — тяжело вздохнул дед, его плечи поникли, а вид стал как у побитой собаки. Мне вдруг его так жалко стало. Все же, несмотря на его скверный характер и порой чрезмерную ядовитость, Фонтей мне нравился. Более того, я давно смирилась с его присутствием в своей жизни, приняла как что-то неотъемлемое, неотделимое от меня.

— В чем? — Состояние было такое, что признайся мне он сейчас даже в самых ужасных преступлениях, я постараюсь найти ему оправдание.

— Какая самая главная цель алхимии? — вдруг спросил он.

Ничего себе, переходы! Это же откуда-то из курса средневековой истории.

— Кажется, поиски философского камня? — неуверенно спросила я.

— Философского камня, — подтвердил Элазар. — Но, что означает это понятие?

— Э-э-э… Неужели, камень? — догадливость — наше все.

— Очень смешно, — не остался в долгу Фонтей. — Философский камень — это основа основ, это столп, на котором держится мир, это власть и… бессмертие.

— Бессмертие? — Ох, что-то мне расклад все больше и больше бессменного Гарри напоминал. Не удивлюсь, если у них еще найдется какой-нибудь местный Волан-де-Морт.

— Не в том смысле, который ты в это вкладываешь, — дед предпочел не замечать моего ярко выраженного сарказма. Интересно, какой другой смысл может быть у бессмертия?

— И в каком же, если это нее очередной секрет? — меня смерили взглядом, снисходительным таким.

— Тело человеческое — тлен, именно оно стареет, умирает, гниет и рано или поздно превращается в прах. Лишь душа бессмертна, лишь она существует вне времени и пространства. В этом ее сила, но в этом и основное неудобство для тех, кто планирует использовать ее энергию.

Элазар помолчал, потом не спеша подошел к одной из тумб и взял кольцо. Спокойно так взял. Танталум не причинил ему никакого вреда, не оказал сопротивления, лишь темно рубиновый камень сверкнул в тусклом свете магических светильников.

— Болгий, — произнес Фонтей. — Я знал его при жизни. Так себе был человек, и маг не ахти.

Кольцо в руках Элазара завибрировало и выплюнуло слабенькую струйку грязно серых возмущенных искорок.

— А с чем ты, собственно, не согласен? Со своим посредственным уровнем, который ты даже не удосужился толком развить при жизни? А! — догадался дед. — Ты из тех напыщенных глупцов, которые считают, что наличие магии делает их выше человечества. Милый мой, обезьяна, научившаяся курить сигару, не перестает быть обезьяной и человеком не становится. Хотя и ей курение вредит.

Рубин сверкнул гневно, и искры посыпались голубые.

— Каким дураком был при жизни, таким остался и сейчас. Да, зря истоки пороков ищут в генах, они в душе, — вздохнул Элазар, водружая кольцо на место.

— Дед! — прикрикнула я, потому что окончательно запуталась в своих собственных загадках. — Ты хочешь сказать, что все эти маги живы?

— Нет, Ксения. Маги давно мертвы, а вот их души живы. Более того, ограничены определенными рамками, а значит, доступны.

— Дед! — теперь уже я начинала злиться.

— Прости, не знаю с чего начать. Все, что произошло, начиналось не один век. Ситуация развивалась долго, обрастая событиями и подробностями.

— Начни сначала. Кольца — это ведь души магов?

— Кольца — это души глупых магов, детка, — устало выдохнул Фонтей и щелкнул пальцами. Около стены появился небольшой уютный диванчик. — Стар я стал, немощен. Присядем?

Ага, стар! Мне за ним не угнаться! Наверняка накосячил, а теперь не знает, как признаться так, чтобы поменьше вины на себя взять.

— Ну, давай присядем! — сложив руки на груди, первая прошла к дивану. А когда Элазар сел рядом, тоном не терпящим возражений произнесла: — Выкладывай.

А в ответ тишина. Посмотрела на деда. Переживает и, похоже, очень сильно.

— Это ведь из-за тебя все это? — я обвела взглядом трибуны с кольцами.

— Косвенным образом, — нехотя признался Фонтей. — Но только косвенным.

— Тогда колись. Ты придумал обращать души в кольца?

— Не я, и не в кольца. Танталум — это камень, самый стойкий материал из существующих на вашей планете.

— На нашей планете! — спуску я ему не давала.

— На нашей, — поправился Элазар. — Способ обращать души в камень и обратно изобрели турроны. Причем, не здесь и весьма давно. Ни тебя, ни меня, ни ныне живущих турронов еще не существовало, когда появился первый Хранитель душ.

— И турроны создали очередной Хранитель, попав на землю?

— Не сразу. Все же турронов было мало, а многие знания утеряны, но да, они создали Хранителя в тот период, когда их доступ к человеческим душам фактически был безграничным.

— То есть еще до создания магов, — подытожила я.

— Скажем, на заре их возникновения.

— Ладно. Допустим. Создали они чашу, которая вытягивает душу из человеческого тела и превращает ее в танталум. А дальше что?

— Хранитель может преобразовать лишь добровольно отданную душу.

Опять вспомнился сон. По части хитрости и уловок турронам нет равных, а значит, получить согласие от владельца души ничего не стоит. И снова в голове крутилось что-то важное, какая-то зацепка, но вычленить ее из миллиона разных вопросов, загадок и тайн было практически нереально.

— Это я уже поняла. Какое ты имеешь отношение к чаше турронов? — пристально взглянула на Элазара и… Он опустил глаза.

— Имею, — вздохнул он.

— Понятно, что имеешь. Если к созданию магов приложил руку ты, то они никак не могли знать, что создано турронами на заре их возникновения. Если Хранитель — артефакт турронов, то каким образом он оказался в твоем хранилище, и откуда здесь все эти перстни?

— Допустим, в хранилище чаша появилась потому, что маги изымали каждый артефакт способный навредить человечеству. А вот кольца… — дед снова вздохнул. Тяжко, надрывно, но жалеть этого хитреца я не спешила.

— А кольца?..

— А кольца — моя вина. Но! Но я не знал, что мой личный эксперимент станет достоянием общественности и повлечет за собой лавину глупости человеческой.

Глупости… Человеческой… Слова вертелись и вертелись. Глупости… Там, во сне, Апехтин совершил самую настоящую глупость, отдав добровольно турронам свою душу. Но во имя чего он это сделал? Во имя любви. Любовь — камень преткновения. Любовь — делает человека сильным, но она же делает его и слабым, а еще — затуманивает разум, закрывает глаза и зачастую отключает мозг. Ради любви маги могли пойти на предательство, нарушить кодекс, заключить любую сделку с врагом. Когда любишь, то ценишь дорогого человека намного больше, чем себя. А маги — простые люди, и поступки у них человеческие. Вот та мысль, что не давала мне покоя.