На эту грубость она ответила с вызовом:
– А вы мистер Мукри?
– Да. Почему Мистри-сагиб не пришел лично? – В голосе так и бурлило возмущение.
Первин рывком распрямила спину.
– Он прислал меня. Я П. Дж. Мистри, второй поверенный фирмы.
Мукри скривился так, что закрученные и навощенные кончики усов поползли вниз.
– Я не имею намерений менять представителя.
В этих словах она почувствовала скрытую угрозу.
– Смены и не происходит. У нас семейная фирма, мы все действуем в ваших интересах. Отец прислал меня, поскольку я, как женщина, могу поговорить со всеми бегум напрямую. И я бы очень хотела обсудить с ними их письмо.
Мистер Мукри махнул рукой, будто отгоняя насекомое.
– В разговоре нет никакой нужды. Я отправил вашему отцу письмо с их подписями. Этого всегда было достаточно.
Отец ее не потрудился разобраться в деле, именно поэтому она и взяла его на себя. Но вряд ли стоит сейчас об этом упоминать.
– Мы внимательно изучили документ, но есть определенные вопросы касательно махра.
– Они все хотят отдать свои махры в вакф, – заявил Мукри безапелляционно. – На деле получили они совсем немного: по тысяче и одной рупии в год. Обновленный вакф – Фонд семьи Фарид – отчаянно нуждается в средствах. Сейчас – особенно сильно, поскольку средства вакха пойдут на строительство медресе[30] для мальчиков.
– Вот как? Это новость! – Первин очень удивилась.
– Таково было предсмертное желание Фарид-сагиба.
Она ни разу не видела в бумагах мистера Фарида упоминания о религиозной школе для мальчиков; придется спросить у вдов, чего он действительно пожелал перед смертью. Однако доступ к ним – в руках у мистера Мукри. Действовать нужно аккуратно.
– Сагиб, вы очень рачительно распоряжаетесь состоянием покойного. Но имеются четкие правила касательно уже существующих договоров, регулирующих махры всех дам, и распоряжения наследством. Мы должны действовать строго в рамках магометанского закона.
– Безусловно. – Мистер Мукри сел на стул как можно дальше от нее, будто бы проводя границу. – И прежде всего полагается оплатить похоронные расходы и оставшиеся медицинские счета. Это уже сделано.
– Благодарю вас, что вы об этом позаботились. – Первин улыбнулась, но сурово, потому что подтверждения оплаты этих счетов он им присылал целую вечность. Она достала из портфеля блокнот и старый самопишущий «Паркер». – Следующий шаг – убедиться, что закрыты все остальные долги. Была ли у вас возможность прочитать письма с именами кредиторов, которые я вам посылала?
– Я их видел, но вы не переживайте. Все счета оплачены. Фарид-сагиб потому меня и нанял, что знал: я не пренебрегу подобными обязанностями.
Первин вгляделась в него. Хитрые глазки на когда-то красивом лице, расплывшемся от переедания. Судя по небрежному туалету, он разве что не жил прямо в доме. Наслаждался роскошью и наверняка боялся ее лишиться.
– Я с вами согласна, сагиб. Однако в интересах дела необходимо, чтобы все поставщики по хозяйству – портные, бакалейщики, строители и прочие – представили подтверждение, что счета оплачены. Я готова их собрать, но мне нужно знать с кого.
– Да, конечно, – кивнул он, покручивая кончик уса – похоже, нервничал. – Я этим занимаюсь. Но главное – решить вопрос с передачей вдовами средств в вакф.
– Вы приложили письмо, подписанное всеми тремя бегум, – продолжила Первин. – Однако любой судья, если он станет разбираться с этим делом, немедленно задаст вопрос, ставили ли они подписи при свидетелях.
Мукри сощурился.
– У вас на руках документ, в котором стоят все подписи.
Сердце у Первин заколотилось, потому что ей предстояло ему возразить.
– Судья их не примет при отсутствии свидетеля.
– Но дамам запрещено находиться в одной комнате с мужчинами. Сейчас иддат, период вдовьего траура, он длится четыре месяца и десять дней.
Тут и появилась лазейка.
– Разумеется, никто не собирается нарушать религиозные обычаи. Именно по этой причине я и приехала. Я с легкостью могу переговорить с каждой из женщин в отдельности. Если они подтвердят, что добровольно отказываются от своего махра, я составлю на эту тему отдельный договор.
– Неужели все эти лишние хлопоты необходимы? Мы планируем открыть медресе уже в июле. Нужно платить строителям, необходимы деньги на покупку книг и на жалованье учителям.
– К сожалению, это неизбежная процедура, и, поскольку про медресе я слышу впервые, можете вы мне сообщить его название и адрес?
Первин начала записывать и увидела, что лицо у мистера Мукри напряглось.
– Называться он будет «Институт Фарида». В районе, где живут большинство мусульман.
– Ясно, – ответила Первин, поняв, что он возводит между ними стену, утыканную таким же острым стеклом, что и стена вокруг бунгало.
– Как быстро сможете вы предоставить нам деньги на новую школу? – осведомился Мукри.
Ее ответ его не обрадует, но она скажет правду.
– Чтобы поменять уже существующие договоренности, нужно запросить одобрение в нескольких местах. Бюрократия работает медленно, боюсь, на это уйдет не меньше трех месяцев.
Мукри скривился и ответил:
– Почти настал час вечерней молитвы, так что сегодня повидаться с дамами вам не удастся. Можете зайти к ним завтра.
Первин не возражала против отсрочки. Успеет собрать документы, связанные с махрами, чтобы потом показать дамам; просмотрит и другие, хранящиеся в конторе. Она с благодарной улыбкой осведомилась:
– В какое время мне лучше завтра прийти, Мукри-сагиб?
– Я почти весь день буду на фабрике, можете встретиться с дамами в любое время до четырех – часа полуденной молитвы.
– Я приеду к двум. Спасибо вам большое, что уделили мне время. Я вас уверяю, что наша главная задача – выполнить все пожелания достопочтенного мистера Фарида.
Мукри поднялся и наставил на нее палец:
– Надеюсь, вы сделаете всё, что должно, – в противном случае я пожалуюсь вашему отцу!
Мистер Мукри не пошел провожать ее до двери. Это тоже было невежливо. Первин, раздосадованная, нагнулась, чтобы взять с полки свои сандалии. Посмотрела вниз и заметила одну вещь. За полкой находилась стена-джали из мрамора с ажурным геометрическим узором. За крошечными отверстиями она разглядела какую-то темную фигуру. Всмотрелась – фигура скользнула в сторону и исчезла.
Стены и окна с ажурной решеткой-джали всегда позволяли женщинам наблюдать за событиями, от участия в которых они были отстранены. Мусульманские архитекторы строили их специально, тем самым давая тем, кто оставался за сценой, доступ к происходящему.
Первин не разобрала, кому принадлежала фигура – даме, ребенку или слуге. Поняла одно: этот кто-то не хотел, чтобы его заметили.
Дороги до колонии парсов, Дадара, было всего-то полчаса, но Первин поездка показалась вечной. Ей не терпелось обсудить новости с отцом. Она надеялась, что у мистера Мукри не сложилось впечатления, что она станет уговаривать женщин внести в документы нежелательные ему изменения. Однако, заметив его авторитарность, она только укрепилась в мысли, что женщины должны четко понимать все свои права.
– Мой дом – вот тот большой желтый справа, с двумя дверями, – сообщила Первин Сирджиту, когда они свернули на Диншо-Мастер-роуд.
Когда машина остановилась перед оштукатуренным дуплексом Мистри, построенным два года назад, соседские мальчишки, игравшие в ближнем парке, побросали крикетные биты и примчались погладить редкостный автомобиль.
– Не трогать! Вы, идиоты, не видите, что это машина губернатора? – рявкнул на них Сирджит.
– А что Первин натворила – съела его, что ли? – не остался в долгу один из мальчишек.
Пересмеиваясь, мальчишки всё вились вокруг машины. Первин пожалела, что Сирджит так уж резок.
– Пошли прочь, а то физиономии в пюре расквашу!
Первин подняла глаза и увидела Растома. Ее старший брат, а с ним рядом Гюльназ смотрели сверху, перегнувшись через витые железные перила балкона на втором этаже – на этот балкон выходили окна их спальни и гостиной. Оба в халатах, длинные роскошные волосы Гюльназ не только распущены, но и не прикрыты.