— Наша. — Секундное молчание. — Это наша дочь, Дима.
— Я знаю, Маша.
Подождите… Что?
11 — глава
Догадался, что она его. Да я и не удивлена, в прочем. Дмитрий всегда был умным парнем.
Сейчас он очень хочет встретиться, познакомиться, да и просто поговорить с дочкой. Вот только, Ксюша трусит. Поймав взгляд Сухарева на себе, пулей вылетела из торгового центра. Не готова сейчас, но готов он. Это не может не радовать.
Дима протягивает мне сахарный рожок с ванильным мороженым, себе же берёт шоколадное. Мы идём вдоль набережной встречая тёплый поток воздуха.
— Мне жаль, что я не рассказала тебе о дочери сразу. — Говорю смотря куда-то вдаль. Мысли собрались в кучу, давя сильным спазмом на виски.
— Маш, — Горько усмехается. — Я изменил тебе. Неважно при каких обстоятельствах, но я это сделал. — Шумно втягивает через нос воздух. — Я должен сказать тебе спасибо за дочь. За то что оставила и воспитала. Даже представить не могу, как тебе было тяжело.
— У меня не было возможности спросить об этом раньше. — Присаживаюсь на лавочку и поворачиваюсь в пол оборота к мужчине. — Что случилось в тот день? Как это произошло? — Я перевела тему с себя, на самого мужчину. О себе и Ксюше, нет сил и желания говорить.
— Накануне мы с тобой поругались, если ты помнишь. — Достаёт из кармана потрёпанную пачку и вытаскивает из неё сигарету. — Я был расстроен и пошёл вместо уроков на хату к пацанам. — Щёлкает зажигалкой и поджигает табак. — Я не помню, что тогда пил, но алкоголя было очень много. — Делает затяжку и выпускает клубок едкого дыма в сторону. — Муха достал новенькую дозу таблеток и предложил мне. Дальше… всё, как в тумане. Помню тебя, как целовала и обнимала. Я шептал тебе на ухо, как сильно любою. А на утро… десять пропущенных звонков от тебя и спящая голая Лена рядом.
— А сын… он от неё был? — Спрашиваю, смотря на тающее в руке мороженное.
— После той единственной ночи, моя жизнь превратилась в ад, хотя, казалось бы, куда хуже, да? — Выкидывает сигарету в мусорное ведро, за ним летит сахарный рожок. Признаться и мне мороженного больше не хочется.
— Женился на ней? — Стараюсь держать голос ровный и не в открытую показывать, что мне, кошмар как, интересно, что происходило в его жизни.
— Нет. — Кривит лицо и хмурит брови. — Я не хотел с кем попало. Папаша угрожал её, но мне было по хрен. Я смысл жизни уже потерял, так что, по сути, было наплевать, что сделает со мной этот мент. — Смотрит черными глазами на меня, а затем набрасывает на глаза солнцезащитные очки. — Лена проституцией начала заниматься, поэтому Игорька забрал я, хотя сейчас понимаю, что лучше мать шлюха, чем отец наркоман. — Взъерошивает капну волос и запрокидывает голову назад. — В аварию попали мы с ним. Виноват был не я, но в моей крови была наркота, отличный повод повесить смерть ребёнка на папашу. Два года за решёткой, потом меня вытащили, а того черта посадили. Тогда Муха впрягся за меня, за освобождение надо ему честь отдать. Не бросил, помог.
— После этого… Гхм….Ты прекратил? Завязал? — Выкидываю так же своё мороженое в урну и обхватываю тело руками. Стало сразу зябко, кожу покрывает мелкая дрожь.
— Куда там? Я же в смерти сына виноват. — Поджимает губы. — Год не просыхал. Нюхал, пил, глотал таблетки и снова нюхал. Мне было двадцать пять, когда появилась в моей жизни Вика. Она словно ангел с перфоратором в руках. Гасила, сверлила мозг, пытаясь привести мысли в порядок. Потом ужасная авария, где меня вытаскивают, буквально, с того света. И вот только лёжа в палате, я начал анализировать всю свою жизнь. Только там, смотря на своего спасителя хирурга, захотелось жить.
Достаю из сумки влажные салфетки и начинаю натирать руки. Это всё нервы. Мне тяжело слушать его. Почему-то невольно начинаю думать о том, что могла бы ему помочь. Что останься я с ним, и не было бы столько боли.
— Не надо, Пташка. — Злится. Брови ползут к переносице, рывком встаёт с лавки. — Вижу по лицу, что готова принять удар моей жизни на себя. — Подходит ко мне в плотную и приподнимает пальцами подбородок. — Не смей.
— Даже не думала. — Отталкиваю от себя руку мужчины и поднимаюсь на ноги. — Сам виноват.
Сухарев согласно кивает головой и достаёт ещё одну сигарету из пачки. Закуривает, всё продолжая на меня смотреть сквозь оправу очков.
— Ты не дала мне ответ по поводу Анталии.
В этот момент мой телефон начинает разрываться от звонка. Начальство.
— Слушаю, Гавриил Артамонович.
— Где проект, Мария?! — Орёт в трубку. — Какого чёрта мне сегодня сообщают, что Сухарев отозвал свой проект?!
Поднимаю взгляд на мужчину, который внимательно рассматривает меня. Невольно делаю громкость тише, чтобы слова начальника не долетали до Димы.
— Они с невестой решили повременить. Разве я виновата в том, что у людей могут поменяться планы?
— Сухарев никогда, слышишь, никогда просто так не отзывает проекты!!!
— Никогда не говорите никогда, Гавриил Артамонович.
— Уволена! — В пылу выплёвывает, но затем быстро приходит в себя. — Точнее, лишена премии! Получишь сухую зарплату без надбавок.
Каждый раз Артамонович вытирает об нас, сотрудников, свои грязные ноги. Требует невозможного, хотя сам и пальцем не шевелит. Отдаёт приказы, да потрахивает секретаршу во время обеденного перерыва. Надоело.
— Знаете…мне предложили работу, — Киваю головой Дмитрию. — На которую я согласна. Так что, я увольняюсь.
— Какой? Когда? Почему? Стой! Зачем? — Начали беспорядочно сыпаться изо рта начальника вопросы.
— Всего доброго. — Отключаю вызов.
— Рад, что ты приняла правильное решение. — Сухарев достаёт свой телефон и начинает в нём что-то быстро печатать. — Вылет будет завтра. Вещей много не нужно, если что, то купим там. Отель я, — Кивает головой и довольно убирает телефон в карман джинс. — Забронировал.
— У меня нет… заграничного паспорта. — Тут же вспомнила.
— Не переживай, я всё сделаю. А сейчас езжай домой к дочке. Поговори с ней. Мне почему-то кажется, что девчонке это нужно.
И в этом Сухарев был прав, диалог с Ксюшей обязательно должен состояться. Как только нога переступает порог дома, на меня тут же налетает Вера.
— Не выходит из комнаты! А я говорила! — Щебечет. — Психика ребёнка ни к чёрту! Не надо было устраивать этот показ мод!
Подхожу к белоснежной двери и стучу костяшками пальцев по деревяшке. Молчание и щелчок. Открываю дверь в тот момент, когда дочка возвращается за рабочий стол.
— Как ты? — Осторожно спрашиваю, подходя к девочке.
— Пытаюсь нарисовать эту долбаную контурную карту! — Вздыхает и с психом кидает карандаш. — Ненавижу географию.
— А может причина твоих неудач в другом? — Разворачиваю её стул к себе. Присаживаюсь на корточки и беру руки дочери в свои. — Может у тебя не выходит из-за внутренних переживаний? Расскажи мне. Я смогу тебе помочь.
— Что он сказал? Я видела, он смотрел на меня! — Тут же выпаливает Ксюша. — Как отреагировал на то, что я его дочь? Знать меня не хочет, да?
— Кто тебе такое сказал?
— Верка.
Тяжело вздыхаю. Чтоб её пронесло на закате дня! Просила же!
— Он рад. — Не сказать, что Сухарев прыгал от счастья. Он вообще мало показывает своих эмоций. Но было видно, что для него важно пообщаться с дочкой. — Дмитрий хочет погулять с тобой, поговорить, узнать.
— Мам… я не знаю, хочу ли сама… — Признаётся Ксюша. Закидывает ноги на стул и прижимает коленки к груди. — О чём мне с ним говорить?
— Не знаю, но мне кажется, что вы найдёте общий язык. Стоит попробовать, когда будешь готова. — Глажу её острую коленку, чуть сжимая в знаке поддержки. — Завтра мы с ним улетаем в Анталию по работе, а как вернёмся, то вы можете встретиться. Если хочешь, то я буду рядом.
— Нет. — Резко отвечает. — Не надо. Одна хочу.
— Как пожелаешь. — Мягко улыбаюсь.
— Я не хочу навязываться ему.
— Скорее это он навязывается нам. — Целую дочку в лоб. — Он переживает не меньше твоего, но уверена, что всё будет хорошо. Ты его дочь, Ксюша. И он уже тебя любит.
