— Не знаю. — Пожимает плечами. — Хотела бы сначала посмотреть на него со стороны. Какой он? Красивый? Успешный? Бандит?

— Красивый. Да, успешный. Разбой в прошлом.

— Откуда знаешь? — С подозрением щурит глаза.

— Ксюш, он в Москве живёт.

— Так…

— И он тот самый мой клиент. — Не утаиваю от дочки правды. Есть ли смысл? — Видела мужчину на улице?

— Не говори только, что этот волосатый йети и есть мой папа. — Кривит лицом.

— А ты видела его без этого безобразия на лице? — Ухожу в комнату и достав из тайника фотографию Сухарева в семнадцать лет, кидаю на стол перед Ксюшей. — Это он в школьные годы.

— Красивый. — Тихо шепчет. Глаза горят, на лице неподдельный интерес. — Хочу посмотреть на него. Издалека. Можно?

— Издалека? — Переспрашиваю.

— Да. Не хочу с ним разговаривать. Просто посмотреть.

— Ладно… — Беру в руки телефон. — Могу с ним встретиться где-нибудь, а ты посмотришь.

— Идёт.

Ксюша встаёт из-за стола и закинув в рот конфету идёт к себе в комнату. Девочка только пытается делать вид, что ей всё равно, но я вижу, как дёргаются мышцы лица. Как ей тяжело дышать ровно, не выдавая себя с потрохами. И фотография Мити… её нет на столе. Дочка забрала её с собой.

Пишу сообщение Сухареву и иду в ванную комнату. Как же хочется смыть с себя сегодняшний день. Устала…Господи, как я устала.

10 — глава

— Ну и зачем? — Недовольно протягивает Вера. Бровки сходятся на переносице, нос насупила. — Я не понимаю для чего вы устраиваете это показательное выступление. Ну увидит она его, а дальше то что? Ты бы лучше ему сначала рассказала, а потом уже дочке. — Нервно расхаживает по комнате. — Ты хоть подумала о чувствах девочки, когда этот… мудак… — Тихо шепчет. — Знать её не захочет! Ты хоть подумала о психике её? Себя не жалеешь, хоть ребёнка пощади.

— Ты сама меня подталкивала к Сухареву! На ревность говорила выводить! Это ты меня не жалеешь. А Ксю…Если он не захочет с ней общаться, то Ксюша об этом должна знать. Ясно?

— Ой, дура ты Машка. — Вздыхает подруга, театрально закатив глаза. Выставляет ладонь передо мной и начинает ей трясти. — Это же дочь твоя. Ты защищать её должна, оберегать! А ты?

— А что я, Вер?! Дочери отец нужен! А сейчас особенно! — Срываюсь. — Ты этого разве не видишь?!

— Да не нужна она ему!

— Тебе откуда знать это? — Цежу сквозь зубы. Неужели поругаемся? Впервые лет за семнадцать. — Сухарев не «мудак», как ты выразилась. Он потерял сына, не думаю, что захочет отказаться и от дочери.

— Не нравится мне это, Маша. На правах крёстной говорю! Сама с ним дурачься сколько влезет, но ребёнок…

— Давай ты не будешь лезть туда, куда не просят? — Я злая, как собака. Грублю и даже не замечаю этого. — Я лучше знаю, что нужно для моей дочери! И сейчас я вижу, что ей нужен отец! Она стала чаще спрашивать про него. С завистью смотреть на подруг и их отцов. Она, твою мать, стащила подростковую фотографию Сухарева! — Устало сажусь на диван прикрывая ладонями лицо. — Хуже будет, если она его вообще не узнает.

Вера садится рядом и виновато обнимает меня за плечи.

— Я переживаю за неё, как за собственную дочь. — Вздыхает. — Вот и всё… Я же помню какой Сухарев был…

— Был, Вер. В этом и суть. — Вздыхаю и заглядываю в глаза рыжеволосой. — Хочешь, побудь рядом с ней, пока я буду разговаривать с Димой.

— Хочу! — Тут же оживляется подруга.

— Только без фокусов, ладно? Не настраивай её против отца. Я бы очень хотела, чтобы у них появилась та связь, которой не случилось из-за меня.

— Из-за него. — Поправляет девушка. — Не изменил бы, то ты бы и не уехала.

— А останься я… ты хоть знаешь, что там происходило в его жизни?

— Да знаю я. Доносили мне про него, тебе просто не рассказывала. Когда он за решётку попал, то я и вовсе перестала следить за его дерьмовой жизнью. У самих и так проблем выше горла было. — Поджимает губы. — Зато сейчас, денег, хоть жопой жуй. Где справедливость?

— Не без труда ему это досталось. — Как будто начинаю выставлять Сухарева в лучшем свете перед подругой.

— Не без труда, но лучше это, в моих глазах, его не делает.

Я часто после расставания думала о том, что было бы, если бы я осталась. Думала о том, виноват ли он в том, что произошло и простила ли я бы его?

Сейчас, спустя столько лет, я смотрю на эту ситуацию под другим углом. Мальчишка без родителей, которого скинули на плечи пенсионерки. Не было запретов, всё дозволено. Из спорта погнали, из школы грозились выгнать за оценки, дурная компания, благодаря которой он повяз с головой в алкоголе и наркотиках.

Сухарев был просто потерянным и ненужным ребёнком. Он никого не любил. Никого кроме меня. И верю, что Ленка легла под моего парня, когда тот был в невменяемом состоянии. Иначе, этого бы попросту не произошло.

Возможно, и не было бы смерти бабушки Сухарева, смерти его сына и два года проведённых в местах не столь отдалённых, если бы я осталась. Возможно, он бы изменился ради меня. А может, всё бы было гораздо хуже.

Всё, что не делается — к лучшему. Он изменился ради себя, а не ради кого-то. Мне кажется, что это намного ценнее, нежели если бы мотивом было не его желание, а, например, моё.

И пусть наша любовь прошла и осталась где-то далеко, дочь живёт в настоящем. Для меня важно, чтобы мой ребёнок был счастлив. Как бы мне не было тяжело рядом с Димой, потерплю. Лишь бы только дочь нашла свой душевный покой и перестала гнаться за прототипом своего отца из моих рассказов.

Мне порой кажется, что и не нужна ей эта смазливая белобрысая морда в лице Женька. Он мальчишка неплохой, но баловень судьбы. Родители при деньгах и статусе, всё сыну единственному позволяют. Как только языки не отсохли так яростно пацанёнку задницу вылизывать.

Без жесткого контроля, парня сорвало с тормозов. И он тихим сапом приближается к моему Мите. Такой же бесконтрольный дурной ребёнок.

***

Сижу за столиком в кофейне, что находится в крупном торговом центре. Помешиваю ложкой горячий кофейный напиток, а сама глазами рыщу по толпе, в поисках Веры и Ксюши. Натыкаюсь на них и непроизвольно поднимаю к небу глаза.

Вырядились дурынды… Одна сидит с обёрнутым вокруг головы платком и солнцезащитных очках. Вторая с приком и точно такими же очками…. Клоуны на выгуле, одним словом.

— Привет. — Голос Сухарева заставляет обратить на себя внимание. Высокий, широкоплечий. Снимает с себя куртку и небрежно кидает на стул. Лицо, как всегда, источает холод, брови сомкнуты на переносице, а губы плотно сжаты. Садится напротив. — О чём хотела поговорить? — Показательно поглядывает на наручные часы, давая понять, что времени у него не так много.

— Привет. — Только и слетает с моих губ. Поднимаю взгляд на второй этаж. Ксюша уже не сидит за столом. Прилипла к перекладине и сняла с глаз очки. Внутри всё предательски начинает ныть. Бедная моя девочка… Так и впивается глазами в фигуру Сухарева.

— Маша? — Снова возвращает внимание к себе. — У меня ещё сегодня встреча важная и нужно всё подготовить, для нашего полёта в Анталию.

— Я ещё не согласилась.

— Я уже отменил проект Лики, так что, скоро тебе позвонит начальник.

— Как твоя невеста отреагировала на это? — Это всё, что я хочу спросить? О его невесте? А не плевать ли? Надо бы возмутиться. Сказать, что он поступил отвратительно. Но нет… Сижу и жду ответа на свой вопрос.

— Всё нормально. — Нехотя сквозь губу отвечает.

— Дим, я не буду ходить вокруг да около. — Решаюсь. Отодвигаю от себя нетронутую чашку, которую нагло берёт в руки Сухарев и делает небольшой глоток. Слизывает с губ пенку, а сердце моё замирает. Он замечает мой пристальный взгляд и то, как нервно я сглотнула слюну. Из-за чего на нахальном лице появляется насмешливая ухмылка. Козёл. — Посмотри на второй этаж. — Поднимает голову. — Видишь девочку, прилипшую к перекладине?

— Это же твоя дочь? — Хмурится и снова смотрит на меня. — Ксения кажется?