Annotation
Какой мальчишка не мечтает побывать на поле боя? Тем более если вчера началась самая настоящая война! Вот и Вовка с Женькой совершенно серьёзно решили отправиться в армию. Кто бы мог подумать, что до настоящих бойцов им ещё расти и расти! И, конечно, друзья и представить себе не могли, что в Ленинграда, окружённом кольцом блокады, будет ничуть не легче, чем на передовой. Теперь на счету каждый грамм хлеба, а совсем рядом, за озером, куда раньше по выходным ребята ходили купаться и загорать, - линия фронта. Так для мальчишек наступает время попрощаться с беззаботным детством, пережить совсем недетские трудности и — повзрослеть.
ДАЧНИКИ
КРАСНОФЛОТЦЫ
ШПИОНЫ И СЕКРЕТНАЯ ПУШКА
ПРОВОДЫ
ВЕЗЁТ ЖЕ ЛЮДЯМ!
СЛОВО ВОЕНКОМА
«БОКСЁРСКАЯ» МАЗЬ
КОМАНДИР ОТДЕЛЕНИЯ
ЖЕНЬКИНА ТАЙНА
МЫ - ШЕФЫ
ЖИВОЙ ФАШИСТ
КРЕНДЕЛИ
ПЕРЕЕЗД
ОДНАЖДЫ УТРОМ
НА ЁЛКУ
НОВОГОДНИЙ ПОДАРОК
ТИК-ТАК
В НАШЕМ СТАРОМ ДОМЕ
ДЯДЯ ДИМА
ДЕДОВА ТРАВА
ПРИВИДЕНИЕ
ВОЛШЕБНЫЕ ЗВУКИ
В ШКОЛЕ
ПРОПАЖА
ДУБЛИКАТ
ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО
ЖЕНЬКА
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
Санкт-Петербург — Москва 2016
ДАЧНИКИ
Вечером мы провожали папу до станции. Ему надо на работу ехать в Ленинград. А мы — мамка, Галка, я и наш нёс Пират — дачники, и всё лето должны отдыхать.
— Ну, договорились по-мужски. — Папка подмигнул мне и стал смотреть, не идёт ли поезд. Поезда не было. Остатки солнца блестели на макушках сосен. На осине дрожали листья. Лес подходил вплотную к железнодорожной насыпи.
Папа достал часы. На блестящей крышке, прямо на металле написано: «Дорогому сыну в день его совершеннолетия. Отец». Это — подарок дедушки. Дедушка умер давно. Я ещё в школу не ходил.
А стрелки всё бегут. Хорошие у папки часы! Когда я вырастут он мне тоже подарит часы.
Вдалеке послышался гудок паровоза.
— Точно идёт, — сказал папа и спрятал часы в маленький брючный карман.
— Когда поедешь, — заторопилась мамка, прихвати килограммов пять сахару для варенья и потом...
«У-у-у!» — снова загудел паровоз.
Папка поцеловал на прощанье мамку, Галку и меня. Ловко вскочил на подножку. В тамбуре задержался. Машет соломенной шляпой и улыбается. Зубы у него белые-белые. И рубашка белая. И брюки. И даже ботинки. А лицо загорелое, хотя в отпуске он ещё и не был.
— Через шесть дней ждите! — крикнул папка, когда поезд дёрнулся и побежал по рельсам. — Вместе, Вова, будем раков ловить. Целый месяц! — кричит папа под стук колёс и смеётся.
...Прошло пять дней. Скоро отец должен приехать к нам в отпуск, а я так и не был в ночном, не подобрал хорошего места. Но ничего. Сегодня всё сделаю. Сегодня дед Антон пойдёт раков ловить и меня с собой возьмёт.
Я уже совсем собрался к деду Антону, когда пришёл Борька со своей мамашей, и она сказала, что Борька тоже пойдёт в ночное и чтобы я следил за ним.
— С дедом Антоном уже договорились, — сказала Борькина мать.
Я пробовал возражать, мол, Борька ещё маленький, да где там!.. Тётя Варя упрямая, а Борька — отрава, лезет к большим, как смола. И выдумал же папка тётю Варю в Осиповку привезти. Если она папкина сестра, так это совсем не значит, что должна в одном месте с нами отдыхать. Но говорить об этом я не стал — боялся, что мамка рассердится и меня самого никуда не отпустит.
— Ладно, — сказал я с огорчением. — Буду смотреть.
Вооружившись сетками, вместе с Борькой и дедом я иду к реке. Пол-луны висит в вышине. Облака ползут. Над рекою туман лежит. Он похож на взбитые сливки. За ним и воды не видать с косогора, а как спустишься вниз — плещется река. И луна в ней отражается — только мутная от тумана.
Дед Антон отцепляет лодку:
— Вы свои сетки на берегу ставьте у кустов, говорит он. — А я свои — с лодки. И чтобы осторожно мне.
Чуть скрипят уключины. Вот и стихли совсем. Уехал от нас дед Антон.
Сеток у меня мало — всего пять. Я уверен, что самое лучшее место — у Светляка, так зовут гору, которая круто валится к воде, при повороте реки. У неё светлый песчаный бок. А наверху высоченные сосны растут. Отовсюду солнце уйдёт, а на макушках этих деревьев ещё золотятся последние лучи. Наверное, оттого гору и прозвали Светляком.
Борька скулит, просит, чтобы хоть одну сетку поставили в заводи у ивняка.
— Ты сиди у костра и жди, — строго говорю я.
— Не хочу у костра, — ноет Борька. — Ты же обещал за мной всё время смотреть...
Хуже нет этих обещаний, связывают по рукам и по ногам. Мамка чуть что — слово дай. Пообещаешь, а потом выполнять надо. Приходится брать с собой Борьку. Мы ставим две сетки в заводи и три у Светляка. Возвращаемся к костру.
Ветра нет, а белёсые тучи бегут вовсю. Э-эх, скорей бы школу кончить и в военно-морское училище... Я мечтаю о том дне, когда стану моряком и мне дадут настоящую тельняшку и бескозырку с ленточками, и вообще всё, что полагается краснофлотцу, и в настоящее море пошлют...
Чуть потрескивает костёр. Борька сидит тихо — доволен, что сетки в заводи поставлены, и не мешает мне мечтать.
В ночном быстро время летит. Вот уже и уключины стучат. Это возвращается дед Антон. Он, наверное, несколько раз успел собрать улов. Я опрометью бросаюсь к своим сеткам. За мной бежит Борька. Только б раки не съели всё мясо, пока мы были у костра.
При луне хорошо видны палки, к которым привязаны сетки. Я вытягиваю одну — пусто. Так и есть, раки сожрали мясо и ушли. То же самое со второй сеткой, с третьей. Подбираюсь к четвертой. Она стоит в самых кустах. Только кусочек палки лежит на лозе, а так вся верёвка в воде и, значит, сама сетка заброшена далеко. Доставая её, я скатываюсь по скользкой глине в воду. Противно хлюпает в ботинках вода.
Ну, раз-два... Я резко дёргаю сетку вверх — если рак сидит на палочке и гложет мясо, при рывке он должен упасть как раз в сетку... Только бы он был там. Я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать от радости, — в сетке целых три рака. Один как краб. Я складываю улов в кепку и иду к последней сетке. И снова удача — два рака. И не мелочь какая-нибудь. Когда папка приедет в отпуск, я обязательно приведу его на эти места.
Было уже поздно, когда дед Антон сказал:
— Побаловались, и будет. Домой вам пора... — Он помедлил немного и задумчиво добавил: - А ежели хотите — можно в стогу переспать. Утром пробужу вас.
— Ага, мы в стогу... — обрадовался я и на всякий, случай дёрнул за руку Борьку, чтобы не капризничал.
Мы зарылись в стог сена, который был неподалёку от роки, и вскоре я крепко заснул. Проснулся от голоса деда Антона.
— Сони, вставайте, — бурчал он, — а то раки ваши разбежались, никак не найду их...
Я как ошпаренный вскочил на ноги. Дед Антон на корточках сидел у большой плетёной корзины и завязывал её сверху тряпкой. Ясное дело, про раков он нарочно сказал.
Уже припекало солнце. Слабый ветерок то стихал, то принимался покачивать гибкий ветви ивняка. Пахло сиренью. Небо синее-синее, но мне было не до этого. Я плохо выспался, а Борька — тот даже шатался и всё щурился на солнце. Для бодрости я иногда поглядывал в ведёрко. Там копошились раки. Целых двадцать пять.
