— Срочно спрячьте, иначе у нас всех будут проблемы, — и понизив голос, с нажимом добавляю: — Мы же не хотим лишиться такого сверхчеловека, как Элла Стриж.

— Давайте занесем ее в подсобку, — тут же вызывается старушка с регистрационной стойки, а небритый мужик в довольно мятом пиджаке спешит забрать из рук Семы обмякшее тело Стриж и унести в подсобку.

— У вас тут камеры есть? — спрашиваю торопливо Нюру. Торопливо, потому что к штабу уже подъехали машины скорой и милиции.

— Только на входе, — отвечает она.

— Нужно удалить запись.

Нюра растерянно озирается на коллег, испуганно произносит:

— Но это не в моей компетенции, это охранник должен... А без разрешения Юрия Романовича я не...

Она не успевает договорить, появляется сам Елецкий и толпа перед ним сразу же расступается. Лицо его холодно, а взгляд суров. Он шагает прямиком к Семену.

Я же едва сдерживаюсь, чтобы не применить сверхсилу Семки, и не отшвырнуть этого козла в стену.

— Запись уже удаляют, я распорядился, — властным тоном говорит он и резко переключается на подчиненных: — Все вернитесь на рабочие места. Анна Ивановна и Глафира Борисовна, вы выступите свидетелями.

Работники штаба быстро расходятся, покидая вестибюль.

Елецкий снова перемещает на Семена взгляд.

— Так и знал, что ваше появление здесь ничем хорошим нам не сулит, — недовольно говорит он.

Я приближаюсь к нему вплотную и тихо, чтобы слышал только он, говорю:

— Это ведь ты им настучал о нас, мудила.

Елецкий тихо смеется, отстраняется, потому что большой живот Семена буквально толкает его назад.

— Я никому не сообщал, — не перестает улыбаться Елецкий, — вы сами это сделали.

Видя замешательство, он тут же добавляет:

— Это вы так спешили вступить в партию, что даже не подумали, что отчеты о смене партии уходят в систему автоматически в ту же секунду, как это происходит. Так партия Света и узнала, что вы здесь.

Я молча матерюсь. Скотство! Почему никто из нас об этом не подумал? Ладно я ни черта не знаю об их бюрократических тонкостях, но остальные ведь могли подумать! Теперь мы еще и всех подопечных раскрыли. Зараза!

— Советую скорее занять Башню, — с издевкой произносит Елецкий, — на вас уже объявили охоту, и вскоре все Палачи обеих республик начнут вас искать.

Таймер контроля Семена начинает мигать красным, у меня осталась всего минута.

— Нам нужно поговорить, — едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить, произношу я. — Один на один. Ты должен нам помочь.

Выказывать ему, что я понял, что он хочет настроить подопечных против меня, я не стал.

— Помочь? — наигранно удивляется он. — Я тебе ничего не должен. Твои сверхлюди, да, не стану отрицать, что они мне нужны, точнее, партии, но ты нет.

— Если их убьют, не будет у тебя сверхов.

— Ты прав, — поджимает губы Елецкий. — Что ж, давай поговорим лично, раз ты настаиваешь. Приходи, как разберешься с проблемами.

Он не дожидается, когда я отвечу, а разворачивается и уходит.

Как это понимать, я еще не знаю. С его стороны это выглядит как вызов. Но контакт есть, может и получится с ним о чем-нибудь договориться и переубедить.

В вестибюль заходят два милиционера, у меня заканчивается контроль Семена. Стражи порядка привлекают внимание подопечного, он оборачивается, и я успеваю заметить знакомое лицо Аркадия Бессонова на улице.

Я переключаюсь на Вована.

— Ты точно видишь его впервые? — слышу голос Бессонова.

— Нет, он не из Чащовских, я в этом уверен, — говорит Вова. — Этот какой-то больной на всю голову, выкрикивал, что должен убить нас, что мы не должны жить. Он и в девушку мою целился и в друга. Про демонов каких-то горланил. Может сектант?

Проясняется зрение, вижу, как Саню кладут на носилки и уносят в карету скорой. Сразу же мелькает мысль, что Саньке в больнице будет едва ли безопасно.

Бессонов тем временем тяжело вздыхает:

— Вот скажи мне, Чернышевский, какого черта ты вылез и приперся сюда? Тебе же сказали, что нужно сидеть тихо пока всех не поймаем, так какого хрена ты делаешь в штабе Жизни?

— Так мне это, сверхспособность свою надо зарегистрировать.

— Так, ладно, — потирает лоб Бессонов, — девушку твою наши спецы в больнице опросят, а ты и твой друг дадите показания. И у тебя тоже кровь, кстати. Может, в больницу?

— Не, это не моя кровь, — говорит Вова и Бессонов ответить ему не успевает, к нему подбегает парень в форме и докладывает:

— Второй сверхчеловек, как проводить будем? Как предотвращение преступления сверхами?

— Ранена гражданская, нападение можно расценить, как террористический акт. Если он вправду окажется невменяем, значит, без терроризма. Да, видимо так, предотвращение, — кивает Бессонов.

— Только это, у Разрушителя лицензии защитника нет, он не прошел обучение, а этот и вовсе новосвершенный.

— Неважно, все равно попадают под сверхов. У Чернышевского я сам показания возьму. Свидетелей опросили?

— Да, есть подтверждения, что стрелок напал первым.

— Личность уже установили?

Парень с готовностью кивает и прикладывает палец к уху:

— Какая информация по стрелку?

Несколько секунд он слушает, затем отвечает:

— Савинов Пётр Владимирович семьдесят восьмого года рождения. Статус операриус, член партии Света, по профессии стоматолог.

— Хм-м-м, — задумчиво тянет Бессонов, — что-то в последнее время слишком много преступников из партии Света. И коллеги из Волгоградской республики жалуются, что у них всплеск нападений. Облучают их там что ли? Или секта какая-то? Надо разбираться.

Вот эта мысль Бессонова мне нравится, цепкий парень и прозорливый. Если ему удастся прижучить светляков — я всеми руками за.

Убедившись, что Вован с Семеном справляются, переключаюсь на Саню.

Она лежит на каталке, над ней склонился медбрат с ножницами, аккуратно разрезает ее блузку.

Несколько секунд он смотрит на живот в замешательстве, затем спрашивает:

— С вами уже работал сверх целитель?

— Э-э, — растерянно тянет Саня, поднимает голову, и сама смотрит на живот — там остался свежий шрам, но открытой раны нет.

«Это я тебя исцелил, — спешу сказать ей, — ты это, заканчивай тут скорее и сваливай. В больнице тебе оставаться небезопасно. Светлые теперь знают про вас с Вовой и в больнице быстро найдут».

— Да! — восклицает Саня. — Меня исцелил Чернышевский, он новорсвешенный. Может, вы тогда меня не будете госпитализировать, раз раны нет?

Медбрат хмурит брови и косится на женщину фельдшера, та поправляет воротник и натянуто улыбается Сане:

— Никак нельзя, девушка. Нужно все проверить, обследовать, а вдруг у вас какой орган задет? Вдруг внутреннее кровотечение? Может ваш новосвершенный вам только сверху зарастил, а там внутри все далеко не так чудесно. Лучше все проверить.

— Но я не хочу в больницу. Можно я напишу отказ? — настойчиво требует Саня.

Фельдшер и медбрат смеряют ее неодобрительным взглядом, переглядываются, затем фельдшер качает головой и говорит:

— Я не могу вас отпустить, Александра. У вас было огнестрельное ранение. Сейчас вы под моей ответственностью. Вас обследуют и, если никаких серьезных повреждений нет, вас тут же отпустят.

Саня шумно фыркает и откидывается обратно на каталку.

«Она права, давай ты лучше проверишься. Убедимся, что все в порядке и тогда уедешь. Я побуду с тобой на всякий случай, а ребята, надеюсь, и сами справятся».

Дальше мы едем в больницу, полчаса ждем, пока угрюмая медсестра заполняет электронный бланк. Все это время я начеку, каждый человек вызывает подозрения, потому что любой: и вон та милая медсестричка, и вон тот озорной мальчуган с перебинтованной коленкой — может оказаться Палачом светляков.

Саню осматривает пожилой врач, отправляет на УЗИ. Там выясняем, что все органы в порядке, а рана практически зажила. После врач задает вопросы про исцеление: кто исцелил, при каких обстоятельствах и как. У Сани не остается выбора, как рассказать, что это Вова ее исцелил. Это, конечно, не есть хорошо, потому что Вова ничем подобным не владеет. Что ж, как-нибудь выкрутимся.