Литмир - Электронная Библиотека

– Это вот наша главная улица, – сообщил он.

Улица тонула под несколькими футами снега, и понять, что она и правда тут, помогали только торчащие из сугробов фонари и два параллельных ряда темных витрин. В одной из них за стеклом маячила огромная белая фигура.

– Ой! – Я вцепилась в руку Райана и второй рукой.

Он подпрыгнул.

– Не дрейфь. Это чучело, – сказал Бьорн.

Я посмотрела в незрячие блестящие глаза белого медведя.

– Ничего себе способ завлечь людей в магазин – выставить в витрине главного местного хищника.

Райан засмеялся.

Мы миновали женщину, выгуливающую двух хаски, потом пару поджарых мужчин в лайкре, кативших посреди улицы на лыжах, словно ничего легче в мире не бывает.

– Непременно надо раздобыть лыжи, – сказал мне Райан.

– Моя двоюродная сестра, Астрид, продает старую пару, – сказал Бьорн. – Можете у нее спросить, она будет в пабе.

Я страшно неспортивна, но, может, лыжи – совсем другое дело? Мне нравилась идея легко скользить по снежной глади. Выглядит куда достойнее, чем брести, проваливаясь в сугробы.

Мы добрались до паба и вслед за Бьорном вошли в маленькую прихожую, вдоль стен которой выстроились уличные сапоги и ботинки. От сырой одежды в воздухе висел резкий запах мокрой псины. Бьорн вытащил из кармана куртки тапочки с флисовой подкладкой.

– Тут есть некоторое количество запасных пластиковых. Внутрь в уличной обуви не заходят.

Я отыскала кроксы своего размера и стянула ботинки и комбинезон. После мучительных раздумий, что носят в бар в Арктике, я остановилась на алом платье-свитере и массивных золотых сережках. Но едва вошла, сразу же поняла, как опростоволосилась. Все остальные женщины были в лыжных штанах и флисках или толстых шерстяных свитерах. Не будь снаружи так, гм, арктически, я бы торопливо метнулась домой, чтобы надеть что-нибудь менее парадное.

– Джин с тоником? – спросил Райан.

– Да, пожалуйста.

– Не переживай, выглядишь просто отпадно.

Райан обладал сверхъестественным чутьем на моменты, когда я начинала из-за чего-нибудь паниковать. То ли так, то ли я а) была суперпредсказуема, б) непрерывно впадала из-за чего-нибудь в панику.

Он пробился к стойке, вдоль которой выстроился ряд подсвеченных сзади бутылок. Я осмотрелась, выискивая, куда бы сесть. Полукабинки, освещенные свисающими с потолка лампами, контрастная черно-белая роспись на стенах. Мир так глобализован, что большинство подобных мест могут находиться где угодно – и этот паб не был исключением. Возможно, именно поэтому все тут сидели в верхней одежде, а мужчины поголовно были еще и небритыми – в доказательство, что они и в самом деле находятся в дикой глуши, даже если и потягивают виски тройной перегонки и пинты «Амстела».

– А вот и Астрид, – сказал Бьорн.

Я посмотрела в ту сторону, куда он показывал, и увидела дружелюбную с виду женщину в вязаном свитере, с неряшливым хвостом песчано-русых волос. Она разговаривала с мужчиной, более чем успешно достигшим того облика бывалого полярника, к которому, похоже стремилась вся местная молодежь. Он сидел с компанией за соседним столом и, разговаривая с Астрид, что-то вязал. Заметив Бьорна, Астрид прервала разговор и помахала нам.

– Это мои новые соседи, Майя и Райан, – сообщил ей Бьорн.

– Привет, – сказала она, подвигаясь, чтобы освободить нам место. – Только приехали? Откуда вы?

– Да, приехали только что. Мы из Лондона, – ответил Райан.

– А акцент вроде бы не британский. Австралийский?

– Почти. Я из Новой Зеландии.

– Ой, простите.

Райан пожал плечами:

– Ничего страшного.

– А вы, Майя? Тоже родом из Новой Зеландии?

– Не, я выросла в Англии.

– Первые семь лет она жила в Индии, – сообщил Райан.

– Про Индию я почти ничего не знаю. Кроме того, что там очень жарко, почему я там никогда и не была, – сказала Астрид.

– Честно говоря, я и сама о ней не то чтобы много знаю. Как там жила – и то почти не помню. Наверное, слишком мала была, – призналась я.

– Что, правда? А вот мои первые воспоминания – как я в два года надул прямо в комбинезон, потому что молнию заело, – сказал Бьорн.

– Спасибо за откровенность. – Астрид легонько стукнула его по плечу.

Я неуютно поежилась под их вопросительными взглядами. Я и в лучшие-то времена не любила оказываться в центре внимания. Бьорн с Астрид были не первыми, кого удивляло, что я не помню детства, но психолог заверил меня, что для иммигрантов совершенно нормально забывать прошлое из-за стресса от переезда в другую страну. У него даже нашелся занятный термин на этот счет – диссоциативная амнезия.

– А вы, Астрид, чем тут занимаетесь? – спросил Райан, бросаясь мне на выручку.

– Катаю туристов на собачьих упряжках.

– Она работала в финансовой корпорации в Осло, – добавил Бьорн. – Я всегда на нее наезжал, что она продалась неведомо кому, а она просто копила на то, чтобы открыть свое дело и заниматься, чем хочется.

– Ух ты, потрясающе, – сказал Райан.

– Если вам интересно, могу взять вас прокатиться. Сейчас у меня затишье.

– Мы бы с радостью, правда, Майя?

– Абсолютно, – согласилась я. Катание на собачьей упряжке входило в список всего того, что мне не терпелось попробовать.

– А сами вы кто? Что тут делаете? – спросила Астрид.

– Работаю в том же проекте по изучению белых медведей, что и Бьорн, – ответил Райан и с жаром пустился в разъяснения.

– А вы, Майя? – спросила Астрид, когда ей наконец удалось вставить слово.

– Я работала в отделе трудоустройства в университете, но тут, боюсь, найти что-нибудь в том же роде затруднительно.

– Майя подумывает податься в повара, – сообщил Райан.

– Ну-у, может быть.

– Она великолепно готовит. Ходила в кулинарный колледж и может приготовить что угодно: хоть суфле, хоть буйабес, хоть дим-самы.

– Вот это да. Я даже не знаю, что это такое, – потрясенно проговорила Астрид.

Райан произнес «бульябез», но я не стала его поправлять. Он потянулся под столом взять меня за руку, но я выдернула ее и поднялась.

– Выйду покурить.

Я опрометью кинулась к куртке. Я знала, что Райан теперь наверняка стыдится за мою резкость, а может, даже слегка задет. Он всегда призывал меня не тушеваться в компаниях, но мне было просто необходимо выйти из этого разговора. Я уже год принимала таблетки от тревожности и несколько месяцев продержалась относительно стабильно, но при одной мысли о возвращении в профессию у меня начались спазмы в желудке.

Мороз на улице стоял такой, что я пошатнулась. О том, чтобы снимать перчатки, и речи идти не могло, так что разжигала сигарету я целую вечность. Но в конце концов справилась и встала у стеночки, глядя, как снежинки вьются и роятся в свете ближайшего фонаря. Курение было для меня единственным железным предлогом удрать с какого-нибудь социального мероприятия и немного передохнуть. А значит, оно входило в мой арсенал приемов избегающего поведения – проще говоря, уменьшало мою тревожность в краткосрочном плане, убирая меня из социально-стрессовой ситуации, но в долгосрочном плане формировало поведенческий паттерн уклонения, не позволявший мне взглянуть своим страхам в лицо, а заодно сформировало и привычку, избавиться от которой мне не удавалось.

Я заранее знала все, что скажет мне потом Райан. Что я не должна позволять тревожности становиться на пути моих желаний. Что иногда приходится как следует потрудиться, чтобы попасть туда, куда тебе надо. И по обоим пунктам он будет прав, но он просто никогда не сталкивался с токсичной обстановкой на иных профессиональных кухнях. Всякий раз, если я вдруг начинала грызть себя за то, что отказалась от мечты стать поваром, я напоминала себе, почему бросила это дело.

Причины, по которым я отказалась от профессиональной кулинарии

– Длинные смены и постоянная работа по вечерам и выходным.

– Перестаешь любить еду. Попробуй приготовь за неделю сотню куриных котлеток по-киевски, и ты скоро смотреть на них не сможешь.

– Мой кошмарный босс, Крейг. Такой урод! Ты битый час возишься, готовишь соус. А он пробует и выливает все в раковину только потому, что соли маловато или консистенция чуть-чуть жидковатая – словом, из-за чего-то легко поправимого.

– Быть единственной женщиной на кухне очень непросто. Постоянные шуточки про мои сиськи или задницу, а стоит мне дать отпор, сразу начинаются вопросы: у тебя что, критические дни?

– Расистский сушеф, Джек, вечно талдычивший, что важны все жизни, не только черные.

3
{"b":"831450","o":1}