Положительный опыт кампании 1527 года был использован в дальнейшем. Полки продолжали ставить в Коломне, Кашире, Серпухове, Рязани, Туле, на опасном «Сенкином броде» напротив устья Лопасни выше Серпухова, усиливая их в момент наибольшей угрозы. В июле 1529 года, помимо указанных городов, крепкие заставы поставили «против устья Осетрьскаго» (Иван Федорович и Семен Федорович Бельские), «против Ростиславля» (князь Михаил Иванович Кубенский Заозерский), «под Бачмановым на Московском устье» в окрестностях Коломны (Василий Андреевич Шереметев). В 1530 году к перечисленным местам дислокации русских войск прибавились военные лагеря «против Люблина», где стоял воевода Федор Семенович Воронцов, «под Окатовым» (князь Роман Иванович Одоевский), «против Колычевского острова» (князь Иван Федорович Тать Хрипунов-Ряполовский). В 1530–1531 годах были построены новые деревянные крепости в Чернигове и Кашире, завершено строительство каменных цитаделей в Коломне и Зарайске. Столь надежного рубежа на южной границе Русское государство прежде не имело. Укрепив оборону на крымской «украйне», Василий III вновь попытался разрешить продолжавший беспокоить его казанский вопрос.

Войны московского государства с Казанью и Крымом в 30 – 40-х годах XVI века

Причиной нового обострения русско-казанских отношений стали «нечесть и срамота», учиненные ханом Сафа-Гиреем русскому послу Андрею Федоровичу Пильемову весной 1530 года. Нанесенное оскорбление (в чем оно состояло, летописец не уточнил) окончательно переполнило чашу терпения московских властей, решивших предпринять еще одну попытку возвращения Казани под свою власть. Надежно прикрыв южную границу, Василий III в мае 1530 года, действуя по уже не раз использованному сценарию, двинул на Волгу две рати – судовую и конную. Судовой ратью командовали воеводы Иван Федорович Бельский и Михаил Васильевич. Горбатый-Шуйский. Конную рать на Казань повели Михаил Львович Глинский и Василий Андреевич Шереметев.

По-видимому, оскорбление русского посла было тщательно спланировано, так как казанцы хорошо подготовились к войне. На помощь им пришли ногайское войско Мамай-мурзы и астраханские отряды князя Яглыча (Аглыша). Под Казанью, на реке Булак, был построен острог, призванный затруднить действия московских воинов в случае осады и возможного штурма города.

Судовая рать проделала путь до Казани без особых затруднений. Конные полки, разбив пытавшихся помешать им татар в нескольких небольших стычках, также благополучно «перевезлися» через Волгу. 10 июля они соединились на казанской стороне реки с войском И. Ф. Бельского и М. В. Горбатого. В ночь на 14 июля полк Ивана Федоровича Овчины Оболенского штурмом овладел построенным «на Булаке» острогом, где погибла большая часть его защитников, в том числе ханский аталык (воспитатель) Талыш.

Первый успех русских и начавшаяся бомбардировка города встревожила горожан. Многие из них стали требовать прекращения борьбы и начала переговоров с Москвой. В этой обстановке хан Сафа-Гирей предпочел бежать из Казани. Но русские воеводы не спешили начинать решительный штурм крепости, где почти не осталось защитников, выясняя между собой, кому первому надлежит вступать в город. Неожиданно разразившаяся буря спутала их планы. Воспользовавшись замешательством в неприятельском стане, казанцы устроили внезапную вылазку и нанесли поражение русскому войску. Летописец записал: «В те поры туча пришла грозна и дождь был необычен велик, и который был наряд пищали <…> привезен на телегах на обозных к граду, а из них было стрелять по городу, и посошные и стрельцы (в данном случае, пушкари – В. В.) те пищали в тот дождь пометали, и казанцы, вышед из города, и поимали тот весь наряд»^[285]. Была захвачена часть артиллерии московской армии – 70 пушек-пищалей и «гуляй-город», где должны были установить эти орудия. В бою погибли 5 русских воевод, в их числе князь Федор Васильевич Лопата Оболенский^[286].

Опомнившиеся русские воины под командованием князя Ивана Федоровича Бельского возобновили обстрел города, но уже без особого успеха. 30 июля 1530 года осада была снята. Московское войско отступило за Волгу и 15 августа ушло к своим границам. Виновным в неудачном исходе этого похода признали Ивана Федоровича Бельского. Он был приговорен к смертной казни, но затем помилован благодаря заступничеству митрополита Даниила. Провинившийся воевода попал в тюрьму, где находился до смерти Василия III.

Еще до возвращения бежавшего в Хаджи-Тархан (Астрахань) Сафа-Гирея казанские князья и мурзы были вынуждены начать переговоры с Русской Державой о принесении ими шертной присяги Василию III. Осенью 1530 года в Москву прибыло татарское посольство во главе с князьями Табаем и Тевекелем и бакшей Ибрагимом. От имени хана они просили, чтобы великий князь «пожаловал <…> Сафа Киреа царя братом и сыном его себе учинил, а царь хочет быти в государьской воле, и князи и всей земли Казанской люди <…> служити вперед хотят прямо и неотступными быти всею землею Казанскою до своих животов и их дети»^[287]. Послы дали Василию Ивановичу шертную запись, пообещав, что она будет подтверждена Сафа-Гиреем и всеми казанскими князьями и мурзами.

В Казань срочно отправился русский посол Иван Васильевич Полев, который должен был привести власти ханства к шертной присяге и потребовать возвращения пленных и захваченного во время последнего похода «наряда». Однако 26 марта в Москву прибыл сын боярский Сура Нехаев, сообщивший об отказе Сафа-Гирея утвердить данную Табаем и Тевекелем присягу. Переговоры возобновились. Не прекращая их, Сафа-Гирей затягивал время и выдвигал все новые требования к Москве. В то же время его послы в Крыму упорно добивались от Саадет-Гирея поддержки в борьбе с Московским государством. Оказать действенную помощь племяннику перекопский «царь» не мог, но атмосфера на южной «украине» стала накаляться. В феврале 1531 года по прямому указанию Саадет-Гирея произошло нападение «крымских людей» на одоевские и тульские места^[288].

В ходе продолжавшихся переговоров московские дипломаты сумели привлечь на свою сторону послов Табая и Тевекеля, с помощью которых русские власти наладили контакты с самыми влиятельными в Казани князьями – Кичи-Али (Качигалеем) и Булатом. Осознавая бедственное положение Казанского ханства, разоренного десятилетием непрерывных войн с Москвой, они видели, что непримиримая и лукавая политика Сафа-Гирея, окружившего себя крымскими и ногайскими советниками, неизбежно влечет за собой новые русские вторжения. Чашу терпения партии сторонников мира с Русской Державой переполнила задуманная ханом расправа с русскими посланниками. Узнав о готовящемся аресте и казни всего состава посольства во главе с Иваном Васильевичем Полевым, ряд мурз и уланов воспротивился решению Сафа-Гирея. Они не дали арестовать и казнить И. В. Полева, понимая, что это чревато новой истребительной войной с Москвой. По сообщению Воскресенской летописи, «Качигалей мурза, и Булат князь в головах, и уланы, и князи, и сеиты, и мурзы и всей земли Казанские люди съвокупишася в едино место и убити [московского посла] не дали, а Сафа Киреа царя по великого князя наказу ис Казани выслали, и царевых советников крымцов и нагай, а иных побили»^[289]. В мае 1531 года весть об этом событии уже пришла в Москву.

Василий III планировал поставить на освободившийся престол хана Шах-Али. Однако новое казанское правительство во главе с сестрой умершего хана Мухаммед-Эмина, царевной Ковгар-Шад (по русским летописям – Горшедна), и князьями Кичи-Али и Булатом, отказалось принять непопулярного в татарской среде правителя, испросив себе ханом младшего брата Шах-Али, пятнадцатилетнего Джан-Али (Яналея). 29 июня 1531 года он был возведен на престол и принес клятву на верность русскому государю. Таким образом между Московским государством и Казанским ханством был установлен прочный мир и тесный союз, продержавшийся до смерти Василия III.