– Ну что же! Теперь ясно, почему камеры у подъезда нигде не зафиксировали Вику. Надо срочно связаться с местным «Жилищником». Отправляли они машину для работ в этот двор или нет?

– Уже сделано. Говорят, там действительно был ремонт. Меняли газовые трубы, что идут по периметру всего дома. Завтра обещают пригласить газовщиков.

– Ладно. С этим спешить не будем. Никуда они не денутся… Завтра так завтра. Газовщиков возьми за горло. Наверняка их рук дело, но они будут молчать до последнего.

Когда Туманов ушёл, Елисеев посмотрел на Шульмана:

– Видишь, оно как.

– Вижу. Да только кому всё это потребовалось? И зачем? Пока у нас ни мотива, ни подозреваемого настоящего. Одни несостыковки только. И странности. Надо оперов дожимать. Дело в них.

На столе полковника зазвонил телефон. Он снял трубку. Выслушал.

– Час от часу не легче. Генерал Родионов вызывает в Главк.

– Кто бы мог подумать! – Шульман встал и, не прощаясь, вышел.

Елисеев услышал голос секретарши:

– Давид, почему вы никогда дверь за собой не закрываете? Как будто в траве родились, ей-богу.

Помпезное здание Главного управления МВД России в Газетном переулке призвано было показывать спокойную силу советской милиции. Потом времена поменялись, но эта уверенная архитектурная повадка оставалась по сей день.

Генерал Владимир Родионов принял сына своего давнего сослуживца радушно, чем удивил Елисеева. Отец никогда не подчёркивал, что между ними сохраняются какие-то отношения, генерал же долго и подробно расспрашивал, как живёт Пётр Викентьевич Елисеев, как себя чувствует.

На столе стояли вазочки с конфетами и печеньем, Родионов сам разливал чай, подчёркивая этим доверительный характер беседы. Елисеев продолжал терзаться: какое отношение к этому делу имеет заместитель министра по антитеррору?

Владимир Родионов выглядел моложаво: ни двойного подбородка, ни брюшка. На лице улыбка, почти американская; усвоенное давно правило на всё реагировать улыбкой, располагать к себе людей.

– Как там генерал Крючков? Не дай бог такое пережить. Бедняга!

– Держится. – Елисеев терпеливо ждал, когда Родионов наконец скажет, для чего вызвал.

– Дело на контроле у министра. Ты понимаешь, это серьёзно. Что вам удалось выяснить?

Елисеев доложил, естественно, умалчивая о стволах и самодеятельности Крючкова.

– Медленно как-то всё. Медленно. – Генерал потёр лоб. Кисть его выглядела огромной, как у великана.

– Всё, что можем, делаем, – буркнул Елисеев в ответ. – Дайте время.

– Ты знаешь, я тебе не могу всего сказать, дело засекреченное, но мы сейчас напали на след одной молодёжной группы. Есть ощущение, что они способны доставить кучу неприятностей. Но все из хороших семей, никаких правонарушений. Собираются, разговоры ведут о смене режима – так они нашу власть называют. Пока зацепиться всерьёз не за что. Но таких надо в зародыше давить, я считаю. Так вот! Хочу тебя проинформировать, что там есть люди, с которыми Вика Крючкова общалась. Не исключено, они её во что-нибудь вовлекли или собирались вовлечь. Доводить это до твоего шефа или нет – решай сам.

– Но есть какие-нибудь наводки, имена?

– Есть. Но нет санкции их разглашать. Имеются люди, которые опасаются, что вы их вспугнёте, молодёжь эту. Случай непростой. Я сейчас тебе это открываю на свой страх и риск. Но ты в курсе ведь, что твой отец и генерал Крючков – не чужие мне люди. Эх, молодость! Я не хочу, чтоб вы, как слепые котята, тыкались. Не хочу! Ты ведь «Бесов» Достоевского читал?

Иван, который в этот момент всё-таки надкусил конфету, чуть не поперхнулся.

– Читал. Давно. – Он не читал, но почему-то соврал.

– Ты сюжетик освежи в памяти, освежи, лишним не будет.

Когда Елисеев возвращался к себе в ГСУ, в голове крутилось только одно: зачем весь этот цирк? С самого начала как будто кто-то направляет расследование туда, куда этот кто-то хочет. Это становится очевидным. Но не генерал же лейтенант Родионов? Видимо, кто-то ещё… Опер Багров? Что за чертовщина! Они до сих пор не разобрались, как Вика попала в квартиру братьев. Всё рассыпается. Если окажется, что во дворе дома, где проживали Рахметовы, просто работала бригада из «Жилищника» и никакое тело они через окно не передавали, всё снова погрузится во тьму. А если и передавали, его кто-то должен был принять. А где этот кто-то? Где его искать? Всё так сложно. А правда где-то рядом. И она проста.

Пора этими братьями заняться плотнее.

Майя испытала прилив нежности к Артёму. Когда они вышли из «Прайма», взяла его за щёки и длинно поцеловала. Потом заглянула ему в глаза и, похоже, не нашла там, что искала.

– Скажи, а твои товарищи что-нибудь спрашивали обо мне? Кто я тебе, к примеру? – Артём отвёл взгляд.

– Нет. У нас это не принято. Структура нашей организации такова, что каждый приводит кандидата сначала просто на вечеринку, там к нему присматриваемся, а потом уже, если он подходит, приглашаем на собрание, посвящаем в наш круг.

– Прямо гербалайф какой-то.

– Что? – Майя решила, что ослышалась. Слово незнакомое.

– Боже, ты такая юная ещё. Был в девяностых такой проект. Сетевой маркетинг. Продавали разную косметику или бады, я не помню. Там тоже каждому вменялось привести людей, увлечь их. Так они расширялись. Американская шняга. Потом куда-то сгинули они…

– Мы вообще-то ничем не торгуем. – Майю не заинтересовала эта тема.

– Я так. По аналогии.

Ветер бесцеремонно вмешивался в разговоры людей.

– Но я ведь не участвовал в вечеринках ваших? И даже слыхом про них не слыхивал. Как же меня допустили на собрание? – Артём показно негодовал.

– Ты внёс свой вклад. Предоставил место. И не ёрничай. Я так решила.

– Ясно. А что всё-таки это за вечеринки?

– Мы собираемся иногда у кого-нибудь. Мы же молодёжь. – Она задорно глянула на него. – Но не слишком часто. А ты ревнуешь?

Она неожиданно игриво схватила Артёма за нос и сразу отпустила.

Смерть Вики, болезнь Веры в итоге не прилипли к ней, хотя совсем недавно она сопереживала всему искренне. По большому счёту, гибель подруги, болезнь сестры её возлюбленного никак не влияли на её жизнь. Эмоции? Да. Но эмоции рано или поздно стихают. Когда тебе мало лет, смерть – это только то, что с другими.

Майя попросилась в «чайный дом» погреться. Этот московский особняк почти на пересечении Сретенского бульвара и Мясницкой выделялся праздничным фасадом даже среди пышной московской эклектики.

Пока они пили чай, продавщица растратила все силы, чтобы уговорить их купить каких-нибудь конфет. В конце концов отчаялась и разозлилась…

Нынешний сбор Майиных соратников совсем не походил на предыдущий. Тогда в читальню ворвалась сама плоть хаоса, суета звуков и движений, неразбериха слов. Артём ещё поразился, сколько шума создаётся не такой уж внушительной группой людей. Сегодня же лица ребят были строги и жесты скупы. Они проходили в его кабинет тихо, здоровались с ним предельно вежливо. Он расположился чуть в стороне, собираясь слушать их внимательно, непредвзято, вникать. Ради Майи. И для того, чтобы определиться, кто есть он, кто есть они, как это всё сочетается и как ему со всем этим быть.

Они облепили его большой стол. Ему показалось, что людей больше, чем в прошлый раз. Никто не решался начать. Все словно чего-то ждали.

В итоге слово взял высокий крепкий парень, выглядевший старше всех

– Сегодня всё не как обычно, – обратился он ко всем. Странно, но голос его дрогнул, что никак не вязалось с его брутальным обликом.

Артём обратил внимание, что на щеке у него царапина, ещё он вспомнил, что в прошлый раз его, по всей видимости, не было, иначе он бы запомнил.

– Сегодня мы собирались обсудить, как нам сформулировать протест в соцсетях, какие создать каналы, чтобы лучше влиять на аудиторию, как избегать банов и прочей дряни. На этом, как вы помните, настаивала Вика. И вот её больше нет с нами… – Каждое предложение он проговаривал так, будто начинал что-то заново, будто предыдущее уже неважно, и его надо зачеркнуть. Перед каждой фразой он неестественно глубоко вздыхал. – И всё поменялось, стало непоправимым после её смерти. – Он часто задышал, но вскоре успокоился.