– Она погибла. Её убили. Представляешь? Просто кошмар. – Она заплакала.

– Как?

– Никто ничего не знает. Но точно убили. – Голос дрожал. – Не своей смертью умерла. Я вот думаю… Может, заедешь за мной? Мне очень тягостно. Места себе не нахожу.

– Да, конечно.

Артём быстро привёл себя в порядок, вызвал такси на Студенческую. Определённость, пусть и на короткое время, всегда придавала ему сил.

Шалимов любил начало зимы, когда холодные запахи свежи, все ощущения новы и щёки после прогулок горят. А вот февраль ему никогда не нравился. Вроде бы всё в нём почти так же, как в декабре. Но при этом всё не так. Москва напоминает уставшую женщину, ничего в жизни так и не познавшую, кроме забот, холод не бодрит, а утомляет, и мир почти ничем не пахнет.

Майя вышла из подъезда, вид у неё был смятенный, её высокая фигура в густом мареве зимнего дня словно не могла сопротивляться давлению пространства.

Поговорив с Артёмом по телефону, она вдруг задумалась о том, а не сдал ли кто-то их и не предупреждение ли от соответствующих органов смерть Вики? А если донёс Артём? Ведь она доверилась ему весьма опрометчиво. Нет, конечно, так нельзя. Так и до паранойи недолго. Никто их не предавал. Смерть Вики с их деятельностью никак не связана. Но…

Она отгоняла от себя это тягостное, но оно возвращалось и где-то внутри прорывало крошечные норки.

– Пойдём куда-нибудь? – Она обняла его, но не поцеловала. – Я сама не своя. Трясёт всю. Я бы выпила.

– Куда хочешь?

– Только не в «Европейский». Это пошлятина.

Иногда Майя весьма придирчиво выбирала рестораны, а порой они заходили в первое место, что встречалось по пути. Сегодня их занесло в паб с вызывающим нелепым названием «Аляска». Оттуда недалеко до библиотеки, где вечером соберутся вольнодумцы, друзья Майи. Соберутся без Вики Крючковой.

В такси, пока ехали со Студенческой на Чистопрудный бульвар, Майя пыталась рассказывать Артёму, какой классной была Вика, но всё время прерывалась на всхлипывания.

В «Аляске» было не шумно, просторно.

– Что-то поешь? – Артём пока не втягивал Майю в свои переживания о здоровье сестры. Ей явно не до этого.

– Кусок в горло нейдёт.

– Вы много общались с Викой?

– Как сказать. – Майя отпила «Куантро». Однажды попробовав этот напиток, она теперь его предпочитала всем другим. – Мы учились вместе больше двух лет, но по-настоящему сблизились весной. Почти случайно. И сразу поняли, что о многом судим одинаково. Я её свела с нашими. Она была цельная, даже жестковатая. Умная. Много читала. Не выносила тупиц. Не болтала зря. Ты же помнишь, как она на прошлой встрече ратовала за нашу активность в соцсетях, за создание новых групп, каналов? Её волновало дело, а не пустой трёп. Дико жаль её. Я всё ещё не верю… Будто кто-то вот-вот скажет, что это ошибка.

– Если она из такой семьи, откуда в ней столько протеста?

– Я не спрашивала. – Майя посмотрела на Артёма испытующе. – Может, возьмёшь себе что-то алкогольное? Помянем.

При мысли о спиртном живот сводили судороги, но Артём решил не обижать Майю.

В кафе, на специальных стойках у выхода, можно было взять разные газеты. Пока Артём заказывал пятьдесят граммов «Мартеля», Майя поднялась со своего места, направилась к стойкам и взяла последний номер «Молодёжки». Вернулась, нетерпеливо полистала, покачала головой:

– Что-то Вероники Трезубцевой сегодня нет. Обычно по четвергам всегда.

– А кто это?

– Ничего себе! Ты не читаешь её? А ещё учёный человек…

– Нет. Просвети.

– С этой осени она пишет в «Молодёжке». У неё куча поклонников. Почитай, тебе понравится. У неё всё как бы впроброс. Ничего не оценивает, предоставляет это читателям. Но всё остро и правдиво. У неё аккаунты и в Инстаграме, и в ФБ, и в Телеге, везде. Подписчиков немало. Она в топах.

– Прямо Моргенштерн от прессы.

– Видишь как… Моргенштерна ты знаешь, а Веронику Трезубцеву нет. Кстати, интересная у неё модель поведения. Лично нигде не появляется, не светится. Тексты её есть. А самой её нет. И фотографий тоже нет. Неуловимая… невидимая… Круто! Это только подогревает публику. Молодец она. Ладно, давай помянем Вику. Пусть земля ей пухом…

Они выпили, не чокаясь. До дна. Несколько картинно получилось.

– Она прямо как Пелевин. Тот тоже нигде не показывается.

– Мы прямо как богатые люди. «Куантро», «Мартель»… – Она слабо и невесело улыбнулась. – Как ты съездил? Извини, я не спросила сразу. Меня так потрясла гибель Вики…

– Плохо. У Веры рак.

– Как? У твоей сестры? Боже, боже, боже! Что же за день такой? Что говорят врачи?

– Ситуация сложная. Надо лечиться за границей.

– Возможность есть?

– Сейчас решается. – Делиться с Майей болью не получалось.

– Это, наверное, ужасно дорого.

– Да. Недёшево. Верин муж достанет денег, я уверен. Я помогу, чем могу.

– Обязательно сделайте что-нибудь. Здесь её загубят. Тут медицина – на уровне племени.

– Я так привык, что она всегда есть. Всегда незыблема, счастлива. Такого даже с родителями не было. К их уходу я был готов.

– Не хорони её раньше времени. Пойдём прогуляемся? Вроде не холодно. – Майя потянулась за висящей на соседнем стуле курткой. – Мне что-то не сидится. Прости.

Артём подозвал официанта. Рассчитался.

Потом они бродили по переулкам вокруг Чистых прудов. Бродили бесцельно. Майя держала его руку в своей и непривычно много говорила.

– Вера просила тебя приехать, чтобы сообщить о болезни?

– Да. Выходит, так.

– Ты поддержал её? Она ведь за этим тебя вызвала. О болезни можно и по телефону сказать…

– Как мог.

– У тебя есть какие-нибудь накопления?

– Представь себе, нет.

– Чёрт! Где же они достанут деньги? Банки станут их мурыжить. Я слышала, сейчас проценты грабительские.

– Разберутся.

– Ладно! Будем надеяться на лучшее. Ты знаешь, я уверена, что смерть Вики закономерна. Я всегда, глядя на неё, думала, что такие люди здесь не нужны. Она почти идеальная… А вокруг всё неправильно.

– Да. Очень жаль её. Кто же поднял на неё руку? – Артём вел себя неуместно, осознавал это, но продолжал.

Непоправимость внезапной смерти людей, с которыми был знаком, хоть и шапочно, превращает человека в неуклюжую бесчувственную куклу.

– Нам, пожалуй, пора создавать ячейки в других городах. Я права? А то топчемся на месте.

Артём невероятно удивился, что она спрашивает это именно у него. Он даже остановился и изумленно уставился на неё. Чудом уцелевший в московском строительном бесчинстве Кривоколенный переулок удивлялся вместе с Артёмом.

– Ты примерно представляешь себе, что с вами будет, если вас накроют? – Он наконец произнёс то, что долго вынашивал. – Или ты не в себе?

– Ты ведёшь себя так, будто ты мой папа, – зло отреагировала Майя.

– Ты слышала что-нибудь о пытках?

– Не знала, что ты такой трус. Может быть, ты не за меня, а за себя боишься? Ты ведь теперь наш сообщник. – Она зло рассмеялась.

Артём с досады сплюнул на асфальт:

– Просто поразительно! Ты же умная девушка. А несёшь чушь.

– Естественно, я умная. А чушь несёшь ты.

Майя прошла несколько шагов, не оборачиваясь, потом всё же оглянулась:

– Пойдём! Без тебя нас в библиотеку не пустят. Я умная. Хочешь поссоритьcя? Давай оставим на потом.

Мясницкая улица недомогала от обилия машин. Окна изысканных домов с сожалением рассматривали то, что творилось под ними.

Она быстро, не оглядываясь, пошла по улице.

Он вскоре догнал её.

Майя оживилась:

– Хорошо бы кофе.

Они зашли.

Девушка попросила большой латте. Артём купил ей напиток и, пока нёс, едва не пролил. Видимо, особым шиком для местных продавцов считалось налить «с горкой». «Какая бессмыслица!» – расстроился Артём.

Они сели напротив друг друга, хотя обычно в кафе и ресторанах садились рядом.

– Я вижу, что есть необходимость кое-что прояснить между нами. – Это Майя умела хорошо: взять инициативу в свои руки и, никого и ничего не жалея, высказаться. – Ты не в состоянии скрыть отношение к тому, что в последнее время тебе открылось. Я имею в виду наше общество, наши планы, чаяния.