Морозной зимой тысяча девятьсот пятьдесят второго года семья возвращалась в Забайкалье.

Семья – это отец, мать и три девочки, младшей из которых не было и года. В продрогшем вагоне было сыро. Холодный воздух проникал в щели плохо утепленных окон. Малышку приходилось пеленать, прикрывая одеялом, которое её сестры держали с двух сторон, как занавеску. Но это не спасло девочку. Она заболела. Мать старалась изо всех сил и, как могла, лечила ребенка от простуды своими средствами, но ни травы, ни таблетки, не помогали. Когда же, наконец, через трое суток поезд прибыл на станцию Даурия, конечный пункт путешествия, её с дочкой положили в военный госпиталь. Здесь лечили всех, и военных, и местное население.

Состояние больной ухудшалось с каждым днем и быстро становилось критическим. Страшный диагноз – менингит, осложнённый коклюшем и пневмонией, почти не оставлял малышке шансов выжить. Врачи делали всё возможное, но она угасала. «Добрые люди» советовали матери не мучить напрасно себя и ребенка и дать девочке спокойно умереть. Врачи говорили, что, если ребенок и выживет, то, скорей всего, будет умственно отсталым. Малютка заходилась в страшном, пронзительном крике, когда ей прокалывали позвоночник, чтобы взять на исследование пункцию спинного мозга. Мать бежала на этот крик по узкому, длинному коридору и, распахнув дверь, падала на пороге процедурного кабинета, теряя сознание от увиденного. Медсестра держала маленького ребёнка, свернув калачиком на хирургическом столе, а доктор длинной иглой прокалывал её девочке позвоночник. Горе и отчаяние переполняло сердце матери, но она не сдавалась, надеясь уже только на чудо.

Когда доктора вынесли вердикт, что они бессильны и что лишь один ребенок из тысячи мог бы выжить при таком диагнозе, к ней подошел молодой практикант из Москвы. «Если Вы согласны, я попробую вылечить вашу девочку. Я уже консультировался с профессором, хотя никаких гарантий, конечно, дать не могу» – сказал он. Она была согласна. Это казалось невероятным, но чудо произошло! Девочка выжила. Это была я…

В раннем детстве я очень боялась врачей. От одного вида человека в белом халате заходилась в крике. Следы от проколов на позвоночнике мама находила у меня до десяти лет.

До сих пор не люблю ходить по врачам, и в больницу попадаю только на скорой, когда болезнь уже сбивает с ног.

В первых детских расплывчатых воспоминаниях вижу, как мама садится на маленькую скамеечку доить нашу корову Дочку, а я стою рядом с большой эмалированной кружкой в руке. Это молоко я выпивала тут же, не отходя от мамы. Считалось, что парное молоко очень благотворно влияет на моё здоровье. Много лет спустя, приехав к маме погостить, я попробовала его снова. И не смогла сделать больше двух глоточков. Тёплое, оно показалось мне невкусным, даже неприятным, а ведь когда-то, в детстве, я пила его кружками. Может быть благодаря этому, девочкой росла не худенькой. Именно так – не худенькой, но и не толстой. Отец, глядя на меня, говорил маме: «Она будет очень красивой». Он был художник, и имел свое представление о женской красоте. Росла я тихой, спокойной и предпочитала чтение книжек шумным играм на улице.

Самым ярким воспоминанием из раннего детства был приезд дяди Рида. Это брат отца – красавец под два метра ростом, в белом мундире морского офицера, с кортиком на боку, который свёл с ума всех поселковых мальчишек. Жена его, Инна, была под стать мужу, настоящая супер-модель, как сказали бы сейчас. Её потрясающие наряды вызывали жуткую зависть у всех женщин Даурии. Дядя Рид служил дирижёром военного оркестра Тихоокеанского флота, а Инна была дочерью какого-то военачальника. Редким именем Рид, дядю назвали в честь американского журналиста Джона Рида, написавшего книгу о первых днях революции в России – «Девять дней, которые потрясли мир». Молодым мальчишкой Рид уехал в Ленинград с пачкой нот собственных музыкальных сочинений. Несмотря на юный возраст – четырнадцать лет, был принят в военно-музыкальную консерваторию, сначала воспитанником, а через два года курсантом – очень талантлив был.

Их приезд в захолустной Даурии произвёл настоящий фурор. Моей маме был привезён подарок – японское платье из тёмно-зелёного шелка. Оно было изумительно красивым. Искусно расшитое бисером, переливаясь разными цветами, сияло на солнце. Все выходили посмотреть, когда мама шла в этом платье по улице. Но не долго довелось моей маме красоваться в этом наряде. Через некоторое время из Барнаула к нам приехала бабушка, Мария Митрофановна, у которой была одна неудержимая страсть. Очень любила она перекрашивать одежду. Ей как-то удалось убедить маму перекрасить платье в чёрный цвет. Закипятив на печке в большом баке воду и растворив ней анилиновый краситель, бабушка погрузила в него платье. Через две минуты оно благополучно растворилось. Шёлк, видимо, был искусственный. Мама тихо плакала…

Может быть, именно это платье и вызвало в маленькой девочке непреодолимое желание придумывать и шить красивые вещи. Всю жизнь я буду заниматься этим с большим удовольствием, обшивая женщин своей многочисленной родни. А в детстве выход своим творческим фантазиям находила в придумывании нарядов для бумажных кукол, которые рисовала для меня старшая сестра. Однажды я заболела и попала в госпиталь. Коробку с куклами и их нарядами, конечно, взяла с собой.

Был тёплый летний день. Окна в палате открыли, и я, сидя на подоконнике, смотрела вдаль со второго этажа, поджидая свою маму. Вдалеке я видела двух женщин. Чем ближе они подходили, тем пристальней я вглядывалась в одну из них. Лица её я даже не замечала, всё мое внимание было приковано к красивому платью женщины. Через час моя любимая кукла красовалась в новом наряде, а доктор, делая обход больных, была абсолютно потрясена, увидев точную копию своего платья. Она присела ко мне на край кровати и с восхищением разглядывала коллекцию кукольных нарядов. «У вашей дочки талант, она будет модельером» – сказала она маме.

Нас было три сестры и маленький братишка. Он родился, когда мне было четыре года. Родители были счастливы – ещё бы, долгожданный сын! Отец назвал его в честь Пушкина, Александром. Да и мы, дочери, тоже получили имена пушкинских героинь – Людмила, Ольга и Татьяна.

Старшая сестра моя, Людмила, была в детстве веселушка, но, надо сказать, в начальных классах училась на «отлично». В школу она пошла в Барнауле. В то время, наряду с привычными нам общеобразовательными школами, существовали ещё и гимназии, в которых обучение было раздельным. Люда в первый класс пошла в обычную школу, где учились вместе и мальчики, и девочки.

Учиться ей понравилось, всё давалось легко, а первая учительница была замечательным педагогом. Но когда семья переехала в другой район города, рядом оказалась именно женская гимназия, куда и привела Люду мама.

Это было чинное чопорное заведение. На переменах девочки ходили парами и шептались. Громко разговаривать, а тем более, смеяться, было запрещено. Царила атмосфера стукачества. Учительница невзлюбила новенькую с первых дней. Не раз Люде приходилось стоять в углу, а ведь в первой школе её всегда хвалили! Оценки тоже поползли вниз. И Люда сбежала! Утром, как обычно, она брала портфель и выходила на улицу, но отойдя подальше, поворачивала совсем в другую сторону. Неподалеку жили бабушка и дедушка её отца, которые с радостью принимали правнучку, не задавая лишних вопросов. Так продолжалось до тех пор, пока родителям не позвонили из гимназии. Вопрос встал ребром. Люда категорически отказалась учиться в этой школе. Никакие уговоры и наказания не могли заставить её идти в эту ужасную женскую гимназию. Пришлось возвращать её в первую школу к любимой учительнице. Ходить было далеко, но жизнь опять стала прекрасной!