Я встряхнул головой, прогоняя столь странное велеречивое мяуканье, и закончил рисовать.

— Пожалуйте, глянуть. — пододвинул я рисунок поближе к кукле Ляле. Поскольку именно от её поэтической натуры ожидал добрых и веских слов.

— Очень любопытно… — произнесла кукла и надолго замолчала.

— Ну как? — спросил я. — Нравится?.. Я всё понятно нарисовал?

— Это хвост, что ли? — ткнула пальцем в рисунок кукла Ляля.

— Я тут рисовал хвост. — заверил я. — Если голова спереди, то хвост получается сзади. Так, вроде, всегда должно быть.

— Далеко не всегда. — сказала Нога. — Видала я бобра, у которого голова была сзади, а хвост спереди. Хотя, он нахально утверждал, что у него всё наоборот.

— Наши грызуны известные нахалы. — подтвердила кукла Ляля. — Мне знакома белочка, которая утверждала, что у ней голова сверху, а хвост снизу, хотя я битый час ей доказывала, что это голова у ней спереди, а хвост сзади. Но с глупцами бессмысленно спорить.

— Разве не может так быть, чтоб то, что сверху и снизу, представлялось и тем, что спереди и сзади? — спросил я.

— Вы ещё, пожалуй, договоритесь о том, что то, что снаружи, может показаться тем, что внутри, и всё это будет спереди, сзади и сбоку припёка. — хихикнула кукла.

— Договоритесь до того, что внутренний зад равнозначен внешнему переду. — буркнула Нога.

— Что всё, что растёт спереди, никогда не поместится в то, что находится сзади. — ворчливо добавили Ослиные Уши.

Я окончательно запутался, и сообразил, что рисунок не совсем понравился моим новым знакомым. «Сами-то тоже… хер знает, где у них зад с передом!..» — сердито подумал я.

— Если вам не нравится такое изображение человеческого кота, то я могу другое нарисовать. Вот такое, например… — я быстренько начеркал ещё один рисунок.

— Странные зверюги. — после осторожной паузы высказались Ослиные Уши. — Держите их лучше при себе, в человеческих домах.

КОНФЛИКТЫ ИНТЕРЕСОВ

— Ну что же. — примирительно заговорила Нога. — Вот мы и познакомились, подружились. Мне кажется, все очень довольны друг-другом. Давайте теперь сядем за стол и примемся чаёвничать. Хотя, признаюсь честно, чай мне поднадоел. Я же не чайная бочка.

— И я не хочу чаю. — сказала кукла Ляля. — Я успела дома попить, поскольку подумала, что одну кружечку выпить можно, это не помешает выпить ещё одну в гостях. А сейчас чувствую, что не хочется снова чай пить. Одной кружки было достаточно. Если один раз выпьешь много и в другой раз выпьешь много, то получится небольшое излишество. Или что-то другое получится — кто его знает…

— Получится «два много». - сосчитали Ослиные Уши.

— Этого достаточно? — потребовала уточнить кукла Ляля.

— Этого очень прилично. Можно и одуреть.

— Неужели, вот так прямо взять и одуреть? — заволновалась кукла Ляля. — Такого быть не может.

— А вот вдруг, да может. — произнёс я. — Со мной что-то вроде одурения происходило недавно. Не то, что бы я жалуюсь, но всё-таки было неприятно. Странное это ощущение.

— Действительно, — тревожно призадумалась Нога. — что-то с чаепитиями в моём доме происходит диковинное. Не вписываются они в добрососедский гуманизм. Пора с этим делом завязывать.

— Что ты имеешь в виду, голубушка? — насторожились Ослиные Уши.

— Да вот, представь, неделю назад гостил у меня Кордицепс Однобокий. Пришёл, сел за стол, одним махом опорожнил кружку чая и заявил, что теперь хочет краковяк сплясать. Говорит: извини-подвинься, Нога, но ничего с собой поделать не могу, ноги так и просятся в пляс!..

— Станцевал? — спросила кукла.

— Да ещё чего не хватало. — фыркнула Нога. — Я его сразу из дома прогнала, говорю: иди пляши в другом месте, у меня санитаров рядом нет, никто тебе не поможет!.. Он вроде обиделся и ушёл.

— А ты тогда решила, что он просто одурел?..

— Просто или сложно — я не знаю. Но вспомнила, что ровно год назад, у меня случилась такая же история. Ну, не такая же, но похожая. Пришли ко мне в гости Куролес Ощипанный и психический медведь Корытов. Тоже оба чаю напились, музыку включили и взялись краковяк отплясывать. Я тогда ещё не знала, до чего такие танцы доводят, и не слишком противилась. Ну, а эти двое мне потолок в коридоре поломали и мизинец затоптали. Посуды перекокали — лучше и не вспоминать. Под конец психический медведь Корытов нечаянно пнул Куролеса в пузо, тот загнулся и долго о себе знать не подавал. Похоронить его собрались, да он поднялся с пола, осуждающе глянул на медведя и сказал: не друг ты мне, Корытов, и живи теперь с этим, как хочешь!.. И ушёл насовсем. Больше в гостях его не видела.

Ослиные Уши и кукла Ляля не одобрили капризы Куролеса, и признались, что тоже не встречались с ним довольно-таки давно.

— Подождите, не спешите. — воскликнул я, перебивая своих новых знакомых. — Значит, психические медведи всё-таки существуют?.. Вы ведь, Нога, недавно посмеивались надо мной, когда я рассказывал про психического медведя. Говорили, что я небылицы сочиняю. А вот получается, что это и не небылица, а медведь такой есть.

— Теперь уже нет его. — опечалилась Нога. — В тот самый раз, когда Куролес сказал, что больше с ним дружить не будет, Корытов опечалился, призадумался и заявил мне, что знает, кто теперь во всём виноват. Это, говорит, поляки во всём виноваты, они и краковяк выдумали, и я им этого не прощу, найду и убью парочку поляков. А я ему сказала, что нигде у нас поляков не найти, поскольку таких здесь отродясь не водилось. А он сказал, что пойдёт на железную дорогу и остановит какой-нибудь пассажирский поезд. Наверняка, среди пассажиров отыщется пара поляков, так он их и укокошит, а трупы растерзает на клочки. Будут знать, как краковяки сочинять!..

— И что же, он остановил поезд? — спросил я.

— Да попробуй его останови. — вмешались Ослиные Уши. — Скоропалительно помер наш психический медведь. Причём, он был самый последний на земле — отчего особенно жалко. Ровно напополам его разрезало колёсами поезда. Думали, вдруг оживёт, но одна часть тела с другой вдруг спорить принялись насчёт всё тех же поляков — стоило ли из-за них под поезд бросаться — ни о чём не договорились и померли.

— Нормальный такой медведь был до поры до времени, хоть и психический. — сказала кукла Ляля. — Бегал-бегал от конфликтов, всё расположения к себе искал, а нечаянный конфликт интересов его и убил.

— Я считаю, он сам виноват в собственной смерти. — сказала Нога. — Если б не захотел убить несчастных поляков, остался бы жив, а теперь получается, что отчасти поляки его убили и повинны в смерти. Вы думаете, полякам за это всё не воздастся на том свете?..

«Попробуй пойми, кто тут кого у вас убил, и кому за что воздастся. — задумчиво усомнился я. — Может так случиться, что вначале кого-то убивают навечно, а затем соображают: того ли они убили, кого надо, или убили того, кого первым под руку подсунули, а ему бы было интересно ещё чуть-чуть пожить?.. или только подумали, что убили навечно, а он приходит такой живой и усмехается?.. а если пока ещё никого не убили, то нужно ли убивать того, кто сам себя вскорости навечно убьёт?..» Больше всего на свете я стал бояться убивающих, убитых и недобитых.

— Конечно, вся вина лежит на конфликте интересов. — сказали Ослиные Уши. — Вот Нога потчует своих гостей сладким горячим чаем, имея интерес на дружескую беседу, и вряд ли распознаёт в своих действиях злокозненность. А сказано в мудрой книге и прочитано из неё же: «Одуревшие от чая, чаю же зело свою милость оказывают до смерти, ибо кирдык ещё никому не помешал.» Страница девятая, строка десятая сверху.

Нога сердито поёрзала.

— Что ещё в вашей книге такого сказано? — спросила она.

— Ещё сказано, что «наша краса подаёт два кваса: один, как вода, а другой — пожиже».

— А в моей любимой мудрой книге сказано: «Всё, что у Ослиных Ушей написано — всё враньё бесстыжее и говнище!» — по памяти прочитала без запинки Нога.

— А в моей сказано, как раз про тебя, голубушка Нога: «Выкинь книжицу свою на помойные луга, не отыскивай её ни за что и никогда.»