— Что, Владимир Владимирович, комедия закончилась? — спросил облизнувшийся Шершавый.
— Да, Шершавый, комедия закончилась, впрочем, не для всех она и была комедией. Приготовься, Филушка, сейчас мы тебя будем жрать!.. Сам разденешься перед смертью или тебе помочь?
Я безмолвно дрожал и сжимался в комок.
— Филушка — мой гость, а в моём доме никто не будет съеден без моего веления! — отчеканила Нога. — Жрите кого угодно и где угодно, но не в моём доме!.. Я ясно изъясняюсь?
— Как ты намереваешься нам помешать, Нога? — ухмыльнулся Кулаков-Чудасов. — Прости, голубушка, но это невозможно, и если ты объективно рассмотришь наши потенциалы, то быстро сообразишь, кто теперь здесь хозяин. Кстати, учти (если при сравнении потенциалов, ты улетишь в фантастические дебри и не вернёшься), что, если мы не насытимся Филушкой, то сожрём и тебя. А мы, скорей всего, им не насытимся.
— Или вы сейчас же убираетесь вон из моего дома… — пригрозила волкам Нога. — Или я вас всех уничтожу, и плевать мне на ваши доморощенные потенциалы!!
Стая волков суетливо развеселилась.
— Фу-ты ну-ты — ноги гнуты!
— Кочерга-то ишь чего вздумала: плевать на потенциалы!
— Тётенька, зачем вы нас пугаете? Как же вы не сообразите, что вы совсем-совсем не страшная? — с горьким сожалением обратился к Ноге самый маленький и чванливый волчишка Пёсик. — Нам-то на ваши угрозы — хоть бы хны. Нас очень много, и мы зубасты.
— Ох ты чудь лесная!! — с сожалением процедил волк Гукнула.
— Интересно наблюдать, — сообщил Кулаков-Чудасов. — как эти господа, находящиеся на краю гибели, продолжают грозить нам и оскорблять. В их мозгах настолько крепко засела дивная мысль о собственном превосходстве, что нам делается принципиально необходимым их сожрать. Тем самым, в свою пользу, разрешая конфликтную ситуацию и преподнося должный урок потомкам… у нас просто нет другого выбора… Филушка, вот ты, как своеобразно интеллигентный человек, ты чем объяснишь дурацкую форму поведения Ноги?
— Что значит — дурацкую? — прошипела Нога.
— А то и значит, милочка, что ты — форменная дурёха, и иначе я не могу тебя оценить после услышанных здесь нелепостей.
— Я не ослышалась: ты назвал меня дурёхой??
— Извини, но это так. — воскликнул Кулаков-Чудасов. — И ещё раз извини, но этот факт будет волновать тебя недолго, поскольку на том свете — если он, конечно, существует — нет ни умников, ни дураков, а есть всеобщее равенство и вера в то, что «отольются кошке мышкины слёзки».
— Ты не имеешь никакого права называть меня дурёхой!
— Хорошо, Нога, я не желаю дальше спорить на эту тему, пускай всякий останется при своём мнении. Моему желудку, знаешь ли, безразлично кого переваривать — дур или не дур — фортеля насыщенности и процент калорий образуются со всех почти одинаково… Хотя, я не перестану утверждать, что ты была невероятной дурёхой!
— Но я не дурёха!!
— Расскажи это на том свете своей бабушке.
— Я не дурёха!!
Волки добросовестно хохотали. А я жалобно присмотрелся к Ноге, желая как-нибудь образумить её и предостеречь от окончательного обострения конфликта, как вдруг понял, что сейчас начнётся нечто неожиданное. Что Нога призовёт своих НЕВИДИМЫХ ПОМОЩНИКОВ, дабы они спасли наши жизни и перевели стрелки отъявленного КАРАЧУНА на тех, кто недопустимо лихо решил им распоряжаться.
— А вот покажем этим мразям, кто тут прав и силён!! — отчётливо чеканя слова обратилась Нога сначала к НЕВИДИМЫМ ПОМОЩНИКАМ, а затем позвала кого-то конкретно: — Максим Ильич, пора овец стричь!!
— Какой ещё Максим Ильич?? — хихикнул заяц Обшмыга.
— Любовника под диваном прячешь? — хмыкнул Кулаков-Чудасов.
И тут небольшой станковый пулемёт — истинный Максим Ильич — разрушая в кладовке кучи хозяйственного скарба, вырвался на середину комнаты и артистично, чумазо улыбаясь, щёлкнул затвором. Руководимый силой волшебства, которого столь много оказалось в доме Ноги, он повёл прицелом по съёжившимся от страха волкам и сделал два-три ёмких пробных выстрела. Звук пуль, чеканно царапающих стену, ему явно пришёлся по нраву. Пулемётная лента была забита до отказа.
— Огонь…Пли!! — скомандовала Нога.
Короткие пулемётные очереди тут же поспешили вырваться из застоявшегося механизма, суховато повизгивая и одержимо впиваясь в жилистые тела волков. Подстреленные, извивающиеся от боли, звери падали на пол, проклиная неразумного вожака и взывая о какой-то непонятной помощи, наличие которой в доме Ноги осуществить было уже никак невозможно. Кто-то, падая на колени, умолял о прощении, вопил о понятии благородства победителей, но Максим Ильич, цепко влюблённый в свой отлаженный труд, не прислушивался к воплям убиваемых, не проникался потусторонним утробным лепетом, а с ловкой методичностью продолжал расстрел. Механизм его работал плавно, отлаженно и чуть почавкивая, словно винты мясорубки.
Не приведись вам случай наблюдать, как елозит по маленькой комнатке окровавленный сгусток воющего зверья!.. пусть никогда не донесётся до вашего уха эта мятущаяся, раскромсанная мелодия возмездия!.. свирепый животный лязг!.. клокотанье деструктивной кулинарии!.. полное подчинение остатков мучительной жизни удушающему внутреннему вакууму, вклеенному в остановившийся кадр смертельного взрыва!.. Доски, из которых был сколочен пол комнаты, захлёбывались от крови. Осколки оконных стёкол и посуды летали по дому не хуже остромордых пуль, добивая раненных и окончательно изувечивая мёртвых.
Я и Нога нашли прибежище за поваленным столом, защищающим нас от пуль не хуже бронежилета. Слишком шустрых волков, которые пытались залезть к нам, в поисках защиты, мы безжалостно отпинывали. К тому же, я вооружился чайником и пару раз крепко заехал по уныло-бледным расцарапанным рожам. Помятый, запачканный кровью чайник потирал ушибленные бока, но удовольствие от участия в сражении поглощало его сильней, нежели мысль о неминуемой теперь отправке на помойку. Очень быстро стрельба пулемёта завершилась, и из врагов оставались в живых лишь прыткий заяц Обшмыга и главарь стаи Кулаков-Чудасов. Несмотря на то, что волк заполучил несколько обжигающих ранений, он не потерял упорства. Всякое в жизни доводилось ему испытывать, получал он удары и от охотничьих капканов, и от берданок с дымным порохом. Максим Ильич на несколько мгновений притих, словно очерчивая полукруг неизбежности, а затем спешно перезарядился, при поддержке НЕВИДИМЫХ ПОМОЩЕНИКОВ, и ударил длинной брызжущей очередью в зайца.
Подстреленный Обшмыга прыгнул к окну, выкрикивая естественную в его случае хныкающую «мать-перемать», перекувырнулся в воздухе и истерзано-мёртвым комком упал на грудь Кулакова-Чудасова, что и защитило волка от настырных пуль.
— Какая же ты живучая сволочь! — не на шутку рассердился Максим Ильич, выпуская целую обойму в зайца, которым, словно щитом прикрывался Кулаков-Чудасов.
— Филушка! — вдруг молитвенно воскликнул волк. — Если не я, так Абракадабр тебя достанет и живым на куски разорвёт!.. Спроси-ка у своего дружка — у Толика Шикльгрубера — как его на части разорвало!.. Уж лучше было бы, чтоб я тебя по-быстренькому съел! прикажи прекратить пальбу! отпусти меня с миром!..
— Да кой ляд тут ещё Филушка будет распоряжаться? — щёлкнул возвратной пружиной Максим Ильич. — Хрень вы нам тут несёте, дорогой Владимир Владимирович, совсем от страха с ума спятили!.. А ведь вас предупреждали, что не надо людям жизнь поганить?.. Что сами умрёте, как собака?.. Предупреждали!!
Воспользовавшись бранчливой заминкой пулемёта, Кулаков-Чудасов швырнул труп Обшмыги угасающей параболой в пулемётное дуло, а сам резко выпрыгнул в окно. Но в нескольких метрах от дома смерть настигла-таки волка. Полусотня пуль с болезненным рвением изрешетила его тело, а Максим Ильич, облегчённо вздохнув, с чувством прекрасно выполненного долга, убрался к себе, в кладовку.
— Да разве было такое, чтоб я сволочам спуску не давал? — проворчал он напоследок. — Если меня разозлить хорошенько, я тут полстраны перестреляю… Вот помнится с прапорщиком Удушенко мы в одном полку служили — славное было времечко!..
