Невысокого роста, плотного телосложения, с глубокими залысинами, усы. Где? Ответ лежит где-то на поверхности, вот-вот ляжет на язык…, но нет!

– А, классикой когда заболел?

– А, с детства. Мама обожает классическую музыку, и с раннего детства таскала меня с собой за неимением с кем меня оставить. У неё несколько подруг и все театралки, билеты постоянно, концерты, походы, ну и я хвостиком. Так собственно и привык. Потом заметил, что некоторые произведения действуют на меня как-то по-особенному. Я начал их различать по первым нотам, точно помнил, где какие переходы с октавы на октаву. Со временем начал реагировать эмоционально. Так собственно и приобщился. Потом музыкальная школа по классу фортепьяно, всё это вместе взятые и сыграло.

– А как же молодёжное турум- бурум, в смысле рок?

– Ну, а что рок? Рок, как и джаз – это тренд сегодняшнего дня. Что будет завтра неизвестно, так что мы любим одно, поём другое, танцуем третье, меняем свои пристрастия вместе с жизнью, если конечно имеем что менять.

– Вот—вот, я то же самое говорю Авроре, а она мне всё время твердит, что молодежь имеет право на безумие.

– А, Аврора это кто?

– Это дочь моя, в единственном так сказать роде и числе. Кстати, почти твоя ровесница. Сколько тебе сейчас?

– Весной будет двадцать пять! – я подумал, что, наверное, не зря он ввернул свою дочь в наш разговор.

– А ей в декабре будет двадцать четыре.

Наконец кофе-машина замигала зелёным огоньком, и из глубин этого хромированного чудища полилась коричневая жидкость, по кухне разошёлся сладкий аромат настоящего кофе с шоколадом. Я хотел ещё что-то спросить, но запах кофе, перебил моментально все мысли, и мне почему-то показалось, что, наверное, в этом и заключается отдых за чашкой кофе, когда мысли покидают голову, и ты отдаёшь себя всего чудесному напитку богов!

– У нам молодых часто происходит смена категорий, потому нас в этом возрасте и считают категоричными. До ума ещё далеко, до мудрости тоже не близко, так что мы с успехом заменяем и то и другое упрямством и знакомыми категориями.

– А родители у тебя кто? В смысле по профессии? – Алексей Владимирович аккуратно поставил на стол две наполненные ароматным напитком чашки.

– Учителя! – я не стал раскрывать полностью своё социальное положение в обществе, неправильно это. Кому надо тот и так узнает, а кому не надо на того нет смысла давить своим положением. Тем более, что я особо и не покривил душой. Они у меня действительно учителя, только в специфическом учебном заведении.

– Вот откуда корни интеллектуального развития. А это вот, – и Алексей Владимирович махнул ногой, – откуда? Из радикальной юности?

– Нет, что Вы. Детство у меня, как и отрочество ничем не отличается от того же периода абсолютного большинства советских детей. Это уже потом, в морской пехоте!

У Алексея Владимировича брови поползли вверх.

– В смысле? Ты служил в армии?

– Нет! Я служил срочную службу на флоте, в морской пехоте, и только после службы подал документы в военное училище.

– То есть, до этого будущее было не совсем определено?

Эх, знал бы он, насколько оно у меня было определено изначально, только оно ему ни к чему, да и мне спокойнее.

– Ну, в какой-то мере да.

– А, то есть Вы всё же о чем-то мечтали?

– Как и все мальчишки – доктор, космонавт, водитель, учитель!

– А вот, например, наука? Или искусство?

– Нет. У меня специфический склад ума, я авантюрист. Для научного деятеля это катастрофа, а вот лицедейство меня никогда не увлекало. Я и музыкальную школу то закончил только потому, что все учатся и мне надо.

Разъяснять, что музыка развивает корреляцию психики с окружающим миром – не хочу. Зачем давать лишние знания в уши чужому человеку, надумает ещё себе невесть что. Пусть думает, что я «слегка обтёсанный» мальчик из неплохой, но средненькой в социальном статусе семьи.

И всё-таки, где я его видел?

Промелькнувший, знакомый образ не просто так появился в моей памяти. Что-то с ним такое связано.

Невысокого роста, плотного телосложения, с глубокими залысинами, усы. Пронзительный взгляд. Где?

– Алексей Владимирович, если не трудно, позвоните сейчас в училище, скоро время увольнения закончится, и там могут быть неприятности у командования роты!

– А, да-да, сейчас. – Он вышел в другую комнату и вскоре вернулся с радиотелефоном. Это тоже было новшеством в нашей стране. За рубежом они распространены были давно, а мы их только увидели после смягчения железного занавеса. Не все могли себе позволить, но уже были и не редкостью.

– Алло! Контр-адмирала Маровина будьте любезны! – Алексей Владимирович кивнул мне и вышел из комнаты. Я понял, что он не очень хочет показывать, как и о чем будет разговаривать с нашим начальником училища!

Минут через пять, Алексей Владимирович вошел в комнату и протянул мне трубку:

– Дежурный по училищу, переговорите!

Я взял трубку и ответил:

– Главный старшина Бестужев!

– Дежурный по училищу капитан первого ранга Шишкин! Вам продлено увольнение до восьми тридцати утра. Утром быть на разводе, всё!

– Есть быть на разводе! – и я положил трубку.

– Ну вот, с делами покончено, теперь можно и не о делах. Коньяк пьёте?

– Никак нет. Ни в каком виде, не пью, не нюхаю и не грызу!

– В каком смысле не грызёте? – удивился Алексей Владимирович.

– Есть такая шутка у советских алкоголиков. На вопрос: «Что вы всё пьёте эту гадость, и пьёте и пьёте», они отвечают: «Пили, пьём и пить будем, пока льётся, станет газом – будем нюхать, станет твердой – будем грызть»!

– Ах-ха-ха-ха-ха! Как полезно иногда пообщаться с народом! Ну, что ж, пить коньяк я Вас заставлять не буду, но, легкое вино не помешает, а то я чувствую себя неловко!

Хлопнула входная дверь, и потянуло уличной ночной прохладой. Кто-то пришёл.

Прочитав вопрос на моём лице, Алексей Владимирович кивнул и заговорил.

– Это моя дочь, Аврора! Ходила гулять с подружками, вернулась домой рано, я так понимаю, что-то не срослось у девочек, и решили пойти по домам, – он сделал большой глоток коньяка и поставил бокал на столик. – Я сейчас, налью Вам обоим вина и приду, заодно познакомитесь!

Я остался сидеть в кресле, так в общем и не поняв, знакомиться нам самостоятельно или он придет и познакомит.

В комнату вошла девушка в легком голубом платье с воланчиками на плечах.

– О! Здравствуйте, – удивлённо сказала она.

– Здравия желаю! – ответил я с улыбкой.

– А вы кто?

– Я? Макс! Точнее Максимилиан!

– Оооо! Как мило. Такое редкое имя, и красивое.

– У Вас, Аврора, имя тоже не повсеместное, – я развел руками.

– Откуда Вы знаете, как меня зовут?

– Ваш отец подсказал!

– Кстати, а где он сам?

– Вышел в соседнюю комнату, я так понимаю за вином!

– Хм, папа вино не пьёт, он хлещет коньяк, но я так понимаю, вино пьёте Вы.

– Не совсем так. Я вообще-то отказался от выпивки, но Ваш отец настоял, чтобы я хоть лёгкого вина выпил, иначе он чувствует себя не в своей тарелке. Кстати, второй бокал предназначается Вам!

– Вот как? – удивленно сказала Аврора, – С чего бы это?

– Чего не знаю, того не знаю! Полагаю, сейчас он сам явится и всё Вам объяснит!

– О, Аврора, познакомься, это Максимилиан, – вошедший с двумя бокалами вина Алексей Владимирович обратился к дочери.

– А мы уже познакомились, папа!

– Вот как? Ну, вы, нынешняя молодежь легки на подъем и быстры на знакомства!

– А вы где познакомились?

– Мы, на Крещатике! Представляешь, пьяные хулиганы пытались завязать драку со мной, и Макс их уговорил не ввязываться.

– Ну вот, ты сам только с Максом познакомился, а мне говоришь, что мы там на что-то легки и быстры? И кто после этого быстр на знакомство?

– Ну, я же не мог своего можно сказать «спасителя» отпустить просто так?