Очевидно, что здесь применима фраза: «Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть». «Но мы задавались вопросом, – рассказывал Левари, – если бы люди внезапно перестали проносить вещи, не разрешенные службой аэропорта, и сканеры багажа никогда бы не срабатывали, что бы тогда делала Администрация транспортной безопасности? Просто расслабилась?» Вряд ли. «Наша интуиция подсказывала, что TSA сделала бы то же самое, что и большинство из нас, – продолжал Левари. – Если бы закончился список вещей, которые сотрудники могли найти, они начали бы более широкий поиск, пусть даже бессознательно и непреднамеренно, потому что их работа заключается в поиске угроз».

Имея это в виду, Левари недавно провел серию исследований, чтобы выяснить, ищет ли человеческий мозг проблемы, даже когда они становятся редкими или вообще отсутствуют. В одном его опыте людям было предложено просмотреть последовательность из 800 различных человеческих лиц, которые варьировались от очень пугающих до совершенно безобидных.

Участники эксперимента должны были высказать мнение, какое из лиц кажется им угрожающим. Но как только человек видел 200-ю фотографию, Левари (без ведома участников) начинал показывать все меньше и меньше угрожающих лиц.

И в другом исследовании Левари использовал аналогичную установку. Правда, в этот раз людей просили решить, являются ли 240 предложений по научным исследованиям «этичными» или «неэтичными». Примерно на полпути Левари начал давать людям последовательно меньше «неэтичных» предложений.

Эти два сценария должны быть скорее черно-белыми, ситуация должна быть однозначной, не так ли? Лицо либо пугает, либо нет, а предложение либо переходит, либо не переходит моральную черту. Потому что если мы не видим эти ситуации как черно-белые, тогда возникает вопрос: действительно ли мы можем доверять своему суждению в гораздо более серьезных вопросах? Например, насколько нам стало комфортно и как это влияет на нас.

Однако, изучив полученные данные, Левари обнаружил, что мы не видим черного или белого – мы видим серое. И оттенок серого, который мы видим, зависит от всех других оттенков, увиденных нами до того: мы корректируем свои ожидания.

Поскольку угрожающие лица стали показываться реже, участники исследования начали воспринимать нейтральные лица как угрожающие. Когда неэтичные исследовательские предложения стали появляться реже, люди начали считать неоднозначные исследовательские предложения неэтичными.

Дэвид Левари назвал это «изменением концепции, вызванным распространенностью». По сути, речь о «проблеме ползучести». Это объясняет, почему мы, испытывая меньше проблем, не становимся более удовлетворенными. Мы просто снижаем планку для того, что считать проблемой, и в итоге сталкиваемся с одинаковым количеством неприятностей. Правда, наши новые проблемы становятся все более незначительными.

Итак, Левари добрался до сути того, почему многие люди могут найти проблему практически в любой ситуации, независимо от ее глобальной серьезности, – мы сдвигаем стойку ворот. Такова, можно сказать, научная подоплека проблем первого мира.

«Я думаю, что это низкоуровневая особенность человеческой психологии», – говорил Левари. Человеческий мозг, вероятно, эволюционировал, чтобы проводить подобные относительные сравнения. Ведь для этого требуется гораздо меньше умственных усилий, чем для запоминания каждой ситуации, которую вы видели или в которой были. Ментальный механизм у первобытных людей позволял им быстро принимать решения и безопасно ориентироваться в окружающей среде. Но как подобное применимо к сегодняшнему миру? «По мере вынесения всех этих относительных суждений, – считает Левари, – люди становятся все менее и менее удовлетворенными, чем раньше, одним и тем же».

По словам Левари, это явление ползучести напрямую связано с тем, как мы сейчас относимся к комфорту. Назовем это ползучим комфортом. Когда появляется новый комфорт, мы приспосабливаемся к нему, и наши старые удобства становятся неприемлемыми. Сегодняшний комфорт – это завтрашний дискомфорт. Такое положение выводит на новый уровень понятие о том, что считается комфортным.

Лестницы когда-то были новым чудом эффективности. Но зачем они нужны после появления эскалатора? Кусок с трудом добытого мяса и обычный картофель когда-то были лучшей едой. Но зачем они нам, когда в каждом квартале есть рестораны, предлагающие идеально подобранные сочетания сахара, соли и жира? Холодный вигвам, юрта или простая хижина когда-то были роскошной передышкой от непогоды. Но теперь мы можем настроить температуру в помещении в соответствии с нашими конкретными требованиями.

Более того, новые удобства отодвигают стойку ворот еще дальше от того, что мы считаем приемлемым уровнем дискомфорта. Каждое продвижение сужает нашу зону комфорта. Критический момент, сказал мне Левари, заключается в том, что все это происходит бессознательно. Мы совершенно не замечаем, как нас поглощает чувство комфорта и что оно с нами делает.

Итак, что бы произошло, если бы мы могли различить окружающие нас оттенки серого и осознать ползучесть комфорта?

Я впервые встретил Донни осенью 2017 года.

Один журнал поручил мне написать о глубоких изменениях в мире охоты. В наши дни растет число мужчин и женщин, которые разрушают стереотипное представление об охотниках. Стереотип заключается в том, что охотники – это тупоголовые болваны, едущие на край цивилизованного мира, где они сидят и что-то жуют в ожидании, когда какое-нибудь наивное величественное животное выйдет на поляну, чтобы они могли издалека в него выстрелить и добавить новое украшение на стену в своем офисе. Но это не та охота, которой занимались наши предки. И не та, которой занимается Донни.

Де-факто он лидер небольшого, но быстро растущего племени охотников в местности, удаленной от всех благ цивилизации. Эти люди в равной степени являются охотниками, сверхвыносливыми спортсменами, любителями природы и выживания, а также натуралистами. Донни полжизни провел примерно так же, как наши предки. Он на многие месяцы уходит в самые красивые отдаленные и суровые места мира, неся на своей спине все, что ему нужно для выживания. Успешная охота означает, что ему придется нести разделанное животное весом от 30 до 45 килограммов через труднопроходимые мили до места сбора. Его самое большое достижение? Четырнадцать поездок, в каждой из которых было по 45 килограммов аляскинского лося. Он использует все полезные килограммы животного, обеспечивая свою семью и друзей мясом, имеющим все преимущества органической пищи: без антибиотиков и пестицидов, на травяном корме и на однозначно свободном выгуле.

Я расстался с неоновыми огнями, выехав за пределы Лас-Вегаса и свернув на 93-е шоссе – двухполосную дорогу, которая пересекает Большой Бассейн Невады с севера на юг. Я ехал четыре часа по пустыне, где зайцев было больше, чем машин, – там даже радио не ловило! И оказался в Эли, штат Невада, – в городе, высота которого над уровнем моря больше, чем численность его населения.

Донни выпрыгнул из пикапа F-250 и направился ко мне. На нем были фланелевая рубашка и огромные ботинки. Седые волосы до плеч выбивались из-под вязаной шапки Filson (представьте себе бородатого пограничника Фабио).

Он протянул свою грубую руку и пожал мою.

– Я здесь уже неделю, и, черт возьми, это прекрасно. Это фантастическое, реально фантастическое место, – сказал Донни. Затем он вдохнул безопасный воздух Невады и посмотрел на 3000-метровые вершины гор Уайт-Пайн. – Давайте поднимемся наверх.

Донни вел форд по пустынному шоссе. В конце концов он свернул на ухабистую, поросшую полынью грунтовую проселочную дорогу. Мы проехали мимо стоящего пикапа, окруженного группой пузатых мужчин в камуфляже, которые с помощью биноклей осматривали горные хребты наверху.

– Многие здесь останавливаются в местном отеле и охотятся с дороги, – заметил Донни, качая головой.

Он вывел грузовик из высокогорной пустыни на каменистую дорогу, по которой можно было проехать только на полноприводном автомобиле, – дорога вела в сумрачный каньон. Донни начал мне рассказывать, что от преследования добычи в течение нескольких недель подряд в фантастических местах он получает больше духовного и физического удовольствия, чем от самого убийства. Процесс – это награда. Но успешный результат делает процесс еще более насыщенным.