— Ты не поверишь, как часто мне названивают с просьбами свести чью-нибудь дочку с моим племянником, — сияет тетушка Клэр.

А он выбрал тебя! Все это повышенное внимание семьи — ради того, чтобы всячески обласкать меня в угоду Рику. Они немного переборщили. Я торопливо продолжаю:

— Но когда я вышла из самолета и узнала его, вся моя обида испарилась. Зачем с ним бороться, если можно его покорить?

Рик корчится, а я ухмыляюсь. Так ему и надо за то, что втянул меня в этот бредовый заговор. Но тут в глазах чудо-мальчика вспыхивают озорные огоньки. Он берет меня за руку и переплетает свои пальцы с моими, отчего по моему телу пробегает дрожь.

— Я и понятия не имел, что ты чувствуешь, — хрипло бормочет он.

Я пытаюсь вырвать руку, но у него железная хватка. Мне становится жарко. Я молча проклинаю чудо-мальчика. Его рот кривится в ухмылке, которой я никогда раньше не видела на этом лице. Я свирепо смотрю на него.

Тетушка Клэр вздыхает, поигрывая обручальным кольцом:

— Рик, я в таком восторге!

— Наконец-то, — добавляет его кузен.

Рик напрягается. Его пальцы ослабляют хватку, но не выпускают мою руку. В воздухе носится имя Дженны. Ну и скатертью дорога. У тетушки Клэр и кузенов нет другого выбора, кроме как полюбить меня, потому что ЛЮБАЯ ДЕВУШКА ЛУЧШЕ, ЧЕМ ДЖЕННА.

Почему у них такая аллергия на нее?

— А у тебя какие планы на предстоящий год? — настойчиво интересуется тетушка Клэр.

Я открываю рот, чтобы рассказать ей про Северо-Западный университет, но у меня почему-то вырывается:

— Я поступила в школу танца.

А что такого? В любом случае, это все не взаправду.

Сейчас она во мне разочаруется. Но тетушка Клэр вдруг сжимает руку дяди Теда:

— Ой, как замечательно! Тед входит в совет директоров тайбэйского Национального театра.

— Неужели? Того, где идет «Ромео и Джульетта»? — Я видела афиши.

— Да, и не только. Здесь выступал Мариинский театр (некогда — Императорский русский балет). А также японская труппа Тадаши Судзуки, тайваньская опера Янь Лихуа — ты их, наверное, не знаешь. О, еще Йо-Йо Ма, американский виолончелист, — щелкает пальцами она. — У нас с мужем нет никаких талантов, но мы завзятые театралы, верно, Тед?

Муж целует ее в губы — дома родители никогда не позволяли себе публичных проявлений любви, тем более перед чужими людьми.

— Мы ходим в театр каждые выходные, — сообщает дядя Тед.

— Вы же меценаты, — объявляет Софи.

Тетушка Клэр скромно отмахивается, но я в волнении сползаю на край стула.

— Ого, вот это да! Поразительно!

Большинство китайских семей, которые я знаю, работают в НАСА или Кливлендской клинике — вот почему двадцать лет назад они переехали в Огайо. Я понимаю, что явилась из другого мира, но раньше мне не доводилось встречать китайскую семью, которая не только не удивляется моему выбору, но и активно тратит время и деньги на искусство.

— Как ты пришла в танец? Какие у тебя планы?

Под шквалом вопросов тетушки Клэр я во всеуслышание рассказываю про Тиш. Это возможность учиться у хореографов и педагогов, которые выступали в танцевальных коллективах по всему миру. Я чувствую, что Рик внимательно смотрит на меня на мои жестикулирующие руки.

— Я много лет сочиняю номера для нашего школьного танцевального кружка. Мечтаю когда-нибудь поставить нечто потрясающее, например мюзикл на Бродвее.

— Ну, я надеюсь, что у нас будет возможность посмотреть, как ты танцуешь.

— Конечно, — отвечаю я, не успев прикусить язык. — В августе я буду танцевать в «Лебедином озере».

— Мы обязательно придем. — Глаза тетушки Клэр загораются. — Родители, должно быть, очень гордятся тобой.

* * *

Я с трудом перевожу дух, когда мы наконец заканчиваем разговор, чтобы взглянуть на последнее приобретение тетушки Клэр — картину в стиле Матисса, которую она купила на аукционе в Лондоне. Гордятся ли мной мама и папа? Навряд ли они испытают что-то подобное, если узнают, как я провожу лето.

Пытаясь выкинуть их из головы, я отхожу в сторонку, чтобы полюбоваться другими картинами тетушки Клэр, изображающими бенгальских тигров, испанские соборы, китайских всадников и французских детей — Восток и Запад вперемешку. Мне нравится, когда их сопоставляют. Я приближаю лицо к розовому цветку на нефритово-сердоликовом дереве. Он пахнет жасмином. Какое-то шестое чувство заставляет меня поднять глаза. Я встречаюсь взглядом с Ксавье, который стоит в другом конце комнаты с Софи и ее кузинами, держа в руке бокал вина. Я хмуро кошусь на него, словно предупреждая: надеюсь, мне не подбросят мой портрет с лицом в цветах.

— Я вижу, ты выбрала мою любимую безделушку. — Тетушка Клэр вкладывает мне в руку завернутый в салфетку пакет. — Это просто небольшой подарок.

— О нет, я не могу! — Я пытаюсь вернуть пакет. На ощупь похоже на шарф или какую-то мягкую ткань.

— Прошу тебя! Рик — сын Айя, моего старшего брата. Поскольку его семья в Штатах, я не могу баловать племянника, как мне бы хотелось. — Она берет меня под руку. — Ты знаешь, дорогая, я говорила вполне серьезно. Мне так повезло, что Тед нашел меня. Даже поначалу, когда он был еще совсем чужим, я понимала, что скоро все изменится. Я очень рада, что Рик встретил тебя.

Что-то безрассудное во мне жаждет завернуться в уютное одеяло ее энтузиазма. Но рациональное начало берет верх и не позволяет уверовать в готовность этой семьи принять меня как возлюбленную Рика. По части приверженности традициям они и впрямь могут поспорить с династией Цин. И тут я начинаю исподволь отстаивать интересы Рика:

— Я и сама не могу в это поверить. Знаю, что его бывшая девушка очень умна, из прекрасной семьи. К тому же красавица, — добавляю я, хотя язык меня едва слушается.

— Мне не хотелось бы плохо отзываться о других девушках, но ты должна знать: Рик похож на щедрое дерево из американской детской книжки^[73]. Готов отдать последнюю рубашку. Он возил ту девушку повсюду. Обсуждал с ней до трех часов ночи ее проблемы, а потом уже не ложился, чтобы закончить уроки. Любовь должна быть между равными. Все пополам: и берешь, и даешь. Не знаю, говорил ли тебе Рик, но он пытается перевестись в колледж Уильямса. Утверждает, что это его идея, но родители Рика уверены: на этом настаивает Дженна.

— Он уходит из Йеля?

Рик ни разу даже не обмолвился. А может, обмолвился? Помню, каким резким тоном он заявил Марку, что не имеет значения, в каком колледже учиться. И вообще сам он никогда не заговаривал про Йель — это сделала Софи, а потом и все остальные.

Вот почему его семья ненавидит Дженну? Снобизм Лиги плюща? Чума на ваши пошлые дома! Ради любви Рик готов пойти против всех семейных ожиданий, не говоря уже о мало значащей для него аудитории «Уорлд джорнал».

— Ты монополизировала Эвер? — Рик прикасается к моей талии и тут же отдергивает руку, оставляя у меня странное ощущение разочарования. Но он ведет себя уважительно, делает именно то, о чем я его просила. Откуда же тогда это чувство?

— Девичьи секреты, — отвечает тетушка Клэр, нежно дотрагиваясь до моей щеки.

— Ну, если не возражаешь, я собираюсь увести ее на экскурсию. Ребенком я так часто бывал здесь, что теперь это мой второй дом.

— Это твой дом, дорогой. — Тетушка Клэр целует его в щеку. — Идите прямо сейчас.

Рик утаскивает меня за руку в коридор.

— Прости, так получилось.

— Все в порядке, она мне понравилась.

Мне кажется, нам не обязательно держаться за ручки все выходные, а? Я хочу расспросить Рика про Йель и колледж Уильямса, но сейчас не время.

— Твоя тетушка такая любезная. И позитивная. — С какой дружеской непосредственностью она берет меня за руку, прикасается к моей щеке, рассуждает о взаимных обязанностях в отношениях! Какой контраст со всегда отчужденной мамой! — Обожаю всю твою семью!

— Правда? Дженна говорит, что они шумные и беспардонные, — краснеет Рик. — Извини. Я не должен был этого говорить.