— Ни шэнбинлэ ма?[68]
— Нет, все в порядке. — Я закрываю третий кран и проклинаю себя за то, что привлекла к нему внимание.
— Ты всю неделю пропускала занятия. — Мэйхуа говорит по-английски — значит, у меня неприятности. — В понедельник была смена факультативов, и ты не посетила ни одного занятия по каллиграфии.
Мэйхуа теребит зеленую ленту в косе. У меня замирает сердце. Софи тоже пропускала занятия. Не так много, как я, однако ее никто не выслеживал.
— Гао Лаоши собирается звонить твоим родителям.
— Ой! Не надо! — Я протискиваюсь мимо вожатой в коридор, уводя ее подальше от Лоры. — Я как раз собиралась на каллиграфию.
* * *
Я беру в столовой булочку с кунжутом и выхожу на задний двор, где в чашу фонтана изо рта бежевого каменного карпа льется вода. Послеполуденное солнце припекает, но душно — видимо, будет дождь. Когда я заворачиваю за угол на пути к спортзалу, мне чуть не сносит голову просвистевшая надо мной длинная палка. Волосы у меня взметаются, я пригибаюсь и наталкиваюсь спиной на стену.
— Что за…
— Ой, прости, Эвер. — Рик хватает меня и рывком ставит на ноги, криво ухмыляясь. В руке у него посох бо[69] в тигровую полоску. Он орет и тоже пригибается, когда появляется еще один посох. Рик замахивается на парня, которого я не узнаю, его плечи под синей рубашкой вздымаются. Полуприсев в боевой стойке, он атакует соперника. Все пространство бокового двора заполнено треском ротанговых посохов, пары бойцов яростно сражаются друг с другом, Лихань раздает указания. Мне уже доводилось заглядывать на факультатив по палочному бою. Я с завистью наблюдаю, загипнотизированная происходящим. Поворот, взмах, короткий удар. Атака, контратака. Рик отражает очередное нападение.
— Ты рано встала, — кричит он мне.
Вот дурачина: уже второй час.
— Слишком рано. — Я показываю Рику средний палец, вызывая удивленный возглас у его напарника. А затем осторожно пробираюсь мимо бойцов в спортзал. За моей спиной слышится негромкое хихиканье Рика.
* * *
Факультатив по каллиграфии занимает четыре стола в дальнем конце зала, рядом с трибунами. Я прохожу мимо факультатива по танцам с лентой: Дебра, Лора и другие девушки размахивают палками с шелковыми лентами, рисуя в воздухе желтые, красные, оранжевые спирали и узоры. Грациозная инструкторша демонстрирует базовый танец, и я обнаруживаю, что мысленно улучшаю его: хорошо бы применить обратное вращение, увеличить дугу…
Некоторые девушки в отличной форме, с хорошим чувством ритма. Я должна была бы танцевать с ними, но — мадам Сыту, «Лебединое озеро»… Я ищу собственный путь.
Столы для каллиграфии разделены на отдельные участки: стопки больших листов рисовой бумаги, чернильные камни[70], бамбуковые банки с длинными кистями. На нескольких мольбертах у трибун выставлены образцы каллиграфии. К моему удивлению, они совсем не похожи на жуткие иероглифические таблицы в китайской школе. Это произведения искусства.
— Эвер Ван!
Знакомый низкий голос превращает мое имя в песню. Ксавье садится рядом со мной. Трясет головой, убирая с глаз волнистые черные волосы. Его рука касается моей, мое лицо вспыхивает. Он придвинулся слишком близко.
— Наверное, за тебя тоже факультативы выбирал папа, — говорю я, слегка отодвигаясь. Надо быть дружелюбной, но отчужденной. С тех пор как Ксавье начал встречаться с Софи, я еще не виделась с ним в ее отсутствие.
— Типа того. — В его темных глазах вызов, как в самый первый день. Сигнал бедствия. Спасите, помогите!
Оглядываюсь в поисках поддержки. Но я плохо знаю ребят с этого факультатива.
— Итак, — говорит Ксавье, — сегодня едем к тетке Рика и Софи.
— Да, — отзываюсь я, — будет весело.
После чего поворачиваюсь к нему спиной и листаю учебник с причудливыми иероглифами.
* * *
Надо приноровиться держать мао би — каллиграфическую кисть с мягким кроличьим, козьим или волчьим волосом. Левшам рекомендуется переключиться на правую руку, иначе кончики черт не будут выходить как следует; впрочем, наша преподавательница сама левша и позволяет мне пренебрегать этим правилом. Мы практикуемся в медленном и быстром написании. Мне преподают мини-урок по работе с тушью, и я растираю ее в ритме песен, под которые занимаются танцовщицы с лентами. Лучше бы мой учитель в китайской школе научил нас пользоваться кистью и чернильным камнем, а не копировать сотни иероглифов. Может, тогда я продержалась бы там подольше.
Во дворе продолжается занятие по палочному бою: сквозь стеклянные двери слышны удары бо. Мне жутко хочется покрутить в руках посох, но у меня только кисти для рисования. Впрочем, умиротворенная музыкой с соседнего факультатива, я ловлю себя на том, что увлеклась иероглифами и сосредоточилась на правильном прописывании черт.
— Сянпин, это очень красиво, но задание было — переписать стихотворение, — говорит учительница севшим голосом, обращаясь к Ксавье.
Этот диалог уже имел место. На листе у моего соседа по парте всего один иероглиф: квадрат с чертой посередине, означающий «солнце». Причем Ксавье успел подурачиться: пририсовал ему детские лучики.
Парень моей подруги пожимает плечами, даже не думая брать в руки кисть. Ясное дело, он получил наибольшее количество штрафных баллов, потому что не сдал ни одного задания по китайскому языку и китайской медицине. «Разве всех остальных не задолбало, что с нами обращаются как с маленькими?» — защищала его Софи, когда мы как-то вечером затронули эту тему.
Преподавательница каллиграфии беспомощно усмехается и идет к другому ученику.
Прежде чем я успеваю отвести взгляд, Ксавье посылает мне ленивую улыбку, и я вспоминаю, как однажды он поцеловал меня в костяшки пальцев. Затем он окунает свою мао би в чернильницу и начинает рисовать на чистом листе рисовой бумаги. Судя по плавным мазкам, мой сосед рисует не иероглифы.
— Тебе опять достанется, — шепчу я.
Но ему плевать.
— Само собой, — пожимает в ответ плечами Ксавье.
Я ловлю себя на том, что медленно придвигаюсь к нему, но он закрывает рисунок рукой.
— Что ты рисуешь? — наконец не выдерживаю я.
Ксавье щурит глаза в дразнящей усмешке:
— Через минуту покажу.
И заставляет меня ждать целых пять минут. Но в конце концов протягивает листок. Я застываю, точно пораженная молнией. Знакомыми цветовыми пятнами изображен спортзал, в котором мы находимся. На сушилках висят кисти мао би, напоминая камыш. Сбоку кружатся танцовщицы с лентами. А посередине листа в безошибочно узнаваемом стиле нарисована… девушка.
Я.
Глава 17
— Так это ты таинственный художник!
По моей спине бегут мурашки. Ксавье рисовал меня еще до того, как сошелся с Софи. Ничто человеческое мне не чуждо, и я не буду отрицать, что в глубине души невероятно польщена. Ксавье — один из самых популярных парней на «Корабле любви» — пять раз нарисовал мой портрет! «Этот парень хочет тебя», — сказала как-то Софи.
Он улыбается:
— А ты думала, наш зожник?
— Конечно, нет, — выпаливаю я слишком быстро. Глаза Ксавье сверкают. Я знала, что это невозможно. Но откуда тогда ужасное разочарование? Мне не нужен чудо-мальчик, от которого мои родители без ума. А если бы художником все-таки оказался Рик, если бы он, встречаясь с Дженной, слал мне эти послания без слов и лицемерно помогал с поиском автора, я стала бы меньше его уважать.
— Зачем? — спрашиваю я Ксавье.
— Что зачем?
— Зачем ты меня рисуешь?
— Разве плохо получилось?
Этот простой вопрос заставляет меня подробно рассмотреть рисунок. Моя миниатюрная рука с кистью застыла над листом рисовой бумаги. Первая черта иероглифа ожидает появления своих товарок. Лицо мое обрамляет водопад чернильно-черных волос, профиль обращен не к бумаге, а к бойцам, сражающимся на палках за стеклянными дверями. Я наблюдаю за Риком.