— Перегорело?

— Оставь, дядя Гена говорит в выключателе дело.

— Дядя Гена? — Боря приподнял бровь, смутно припоминая дядю Гену.

— Ну Лобутько, сосед наш. Обещал прийти посмотреть.

«Ясно», — Сивый посмотрел на старую советскую люстру на потолке. — «Разберёмся, бабуль».

— Ну рассказывай, внучок, как все прошло? — бабуля сложила на стол руки и внимательно посмотрела на Бориса, приступившего к трапезе.

— Пойдёт, ба. Сама как? — спросил Сивый, уминая пирожки. Вкусные такие, заразы.

— Да я что, вот на кухне все утро проторчала, валерианку пила. Думал все от твоем сегодняшнем выступлении, — вздохнула Тамара Семёновна. — А меня Марфа Константиновна успокаивала. Говорит, Тома — у тебя золотой внук растёт.

— У нас телефон работает, ба? — удивился Борис.

— Работает, я ж у Марфы Константиновны заняла на оплату. До пенсии, — женщина тяжело вздохнула. — Как твою сивую черемуху встретили?

Боря плечами пожал.

— Хрен с ней с черемухой, ты мне лучше скажи для дома нужно что? Принести, достать, починить?

Сивый понимал, что задаёт вопрос дебильный по своей сути — для дома нужно абсолютно все, жили они за гранью нищеты, а сломано оказалось все, что только могло сломаться. Но хотелось дать Тамаре Семеновне уверенности, что теперь все измениться в лучшую сторону.

— А ты чего вдруг спрашиваешь, Борь? — удивилась бабушка и даже насторожилась.

— Решил, что хватит твоему внуку булки расслаблять и халявничать на бабкиной шее. Пора мне мужчиной становиться. Раньше ты обо мне заботилась, теперь я позабочусь о тебе, — заявил Сивый, уминая второй пирожок подряд. — А пирожочки вкусные вышли, бабуль, спасибо тебе большое. Руки у тебя золотые, моя хорошая.

Тамара Семёновна ласково улыбнулась, так как она умела — совершенно обворожительно.

— Да ничего ненужно, внучек, — ты лучше стихи пиши, может когда бабушку свою с собой в Москву повезёшь, на выступление в Доме культуры. Выучиться тебе нужно, тогда и заживем. Вон у бабы Марфы внук, окончил институт и человеком стал, теперь работает в Ленинграде учителем по математике. А ты дай бог на учителя по литературе выучишься и тоже станешь преподавать. Я всегда говорила — Ленин растёт.

Сивый чуть пирожком не подавился, закашлялся.

— Не бабуль, не Ленин я ни разу, и какой из меня учитель. Да и дом к тому моменту развалиться, пока я гранит науки буду грызть. Не пойдёт так.

Он доел пирожок, вытер руки о вафельное полотенце и в два глотка выпил чай.

— Учись, внучок, учись, всему своё время. На ноги встанешь, женишься, а мне недолго осталось. Сахарный диабет совсем замучил.

— Типун тебе на язык такое говорить, есть у меня в Германии один хороший доктор, он тебя быстро на ноги поставит. До ста лет проживешь.

Сивый уже сказал, а потом понял, что сморозил.

— В какой такой Германии, ну ты фантазёр, Борь, — старуха вздохнула, поднялась. — Ты кушай пока, а я курей пойду проведаю, а то Мухтар как с цепи сорвался, всех птичек мне распугал. Так и нестись перестанут.

— Ладно, баб Том, где деда инструменты лежат сориентируешь?

— В кладовой, — ответила она, удивившись пуще прежнего.

— Ну вот ты сходи куда собралась, к курям-мурям, а я пока в доме осмотрюсь.

— Ты же отвертки в руках не держал, Боренька, поранишься, — насторожилось Тамара Семёновна. — Дядя Гена придёт за баллон консервов и выключатель нам починит.

— Огурцы мы сами съедим, ба, — улыбнулся Сивый. — Не надо дядю Гену дергать, у тебя в доме мужик есть. Сам справлюсь.

— Только сложи все так, как брал, — строго сказала напоследок бабуля.

Тамара Семёновна пошла кормить кур, а Сивый пошёл в кладовую, ковыряясь спичкой в зубах и размышляя, что далеко на одних стихах не уедешь, а образование у него такое, что и вправду только учителем становиться.

«Так далеко не продвинешься», — думал Борис Дмитриевич. — «Надо оглядеться, осмотреться и прошлых ошибок не повторять».

Если в своей старой жизни Борис Дмитриевич в 90-е в тюрьме пропадал, то здесь вот тебе раздолье, пожалуйста. Все горизонты открыты, все двери незаперты.

Дедовский ящик с инструментами Сивый обнаружил в кладовой, как и сказала бабуля. Поржавевшая конструкция не внушала оптимизм — вмятины, остатки синей краски, пятна ржавчины.

Сивый почесал макушку, ну и ящик открыл.

— Сим сим, твою мать, откройся.

Замок охотно поддался, наружу показалось пять секций. В них — пыльный инструмент, самый разный, им не пользовались сто лет. Свёрла, ключи, напильники, молоток, отвертки плоская и крестовая, ну и так далее.

Ну допустим свою умельческую удаль Борис Дмитриевич приукрасил слегка. Давно не приходилось ничего делать, вот так чтобы своими руками. Потечёт прокладка или выключатель сломается тот же, так вызовешь мастера чтобы не терять времени. А тут никаких мастеров в помине нет, все своими ручками делать надо...

«Но где наша не пропадала?».

Сивый вытащил из ящика отвертки, бокорезы и изоленту, подошёл к выключателю, по пути обесточив зал — щиток располагался у двери в коридоре.

— Так, что у нас тут за хоровод? — оценил он масштабы «трагедии».

Такие выключатели делались в 50-х годах в СССР — чёрные, по форме напоминающие звонки на ресепшене фешенебельных отелей, но с язычком и обозначением «выкл» и «вкл». Четкая, аккуратная, надёжная штуковина на века. Если и ломаются, то из-за отошедшего проводка

«Вот проводок мы и присобачим на место».

Сивый аккуратно поддел отвёрткой крышку выключателя и тот повис на проводках. Двое проводков располагались на своих местах, а вот третий выскочил из клемм и окислился, изоляция оплавилась.

«Вот и поломка налицо», — заключил он.

Отсоединив провода от клемм, Борис Дмитриевич снял корпус и внимательно осмотрел на наличие деформаций и следов плохого контакта. Взял бокорезы, зачистил провод, заодно проверил фиксирующий винт. Через минуту выключатель снова висел на стене.

Сивый включил электричество на щитке и боковым зрением увидел как загорелась лампа в зале.

— И не надо никакого дяди Гены, Тамара Семёновна, — довольно пробурчал он себе под нос. — Сам порядок в доме со временем наведу.

Глава 3

«Утро начинается не с кофе» из плоских шутеек в интернете.

Следующее утро Борис Дмитриевич проснулся под истошные вопли петуха.

— Лёва, еп твоё налево, хорош глотку драть!

Рука нащупала тапок у кровати и Сивый запустил им в окно. Оторвал голову от подушки, вспоминая, что в курятнике бабули водился петух. Кличка даже вспомнилась — сам выбирал Львом птицу звать, в честь Лещенко, в последнем души не чаяла Тамара Семёновна. Тот в семидесятых концерт на заводе давал в ДК «Шахтёр» и бабулю приметил в зале, вроде как на сцену позвал среди прочих, чтобы хором «День Победы» на 9 мая спеть.

Понятно, что петух продолжил горланить, а тапок зацепился за занавеску и на пол упал с глухим шлепком. С минуту Сивый посидел на краю раскладушки, растирая глаза и по второму кругу осознавая, что жизнь слегка поменяла своё течение. Бабуля проснулась ещё раньше, ее софа была застелена, а с кухни доносилось громыхание посуды и звуки радиоприёмника.

Начинался новый день.

В зеркале, встроенном в шкаф, Сивый увидел отражение пятиклассника переболевшего ОРВИ. Ручки веточки, несоизмеримо большая голова, ножки в раскорячку и цыплячья шея. Зяблик никогда спортом не занимался и в свои восемнадцать выглядел как додик, задержавшийся в развитии лет на десять.

-Что стоишь, качаясь, тонкая рябина, — прокомментировал Сивый увиденное безо всякой злобы.

Удивительным образом новому телу передались навыки и умения. Не зря говорят, что база закладывается в голову, а база у Бориса Дмитриевича имелась с молодых лет. Пришлось единоборствами позаниматься, то тут то там, для себя чисто, для выживания в агрессивной среде. Но как применять навыки с таким «боекомплектом», как у Зяблика — отдельный вопрос. А то, что навыки понадобятся, тут без вариантов — в 90-е каждый обязан уметь постоять за себя на улице, без физики только в ученые можно податься.