— Чего встали? — прозвучал позади меня женский голос, но я его не замечала. — А… Энид Сардо. Ой, мама, господин президент… А, пускающий слюни… Вы чего натворили, Энид Сардо?

Я прижимала руку к груди Лотана.

Меня накрыла тень от огромных крыльев, резко запахло чем-то сладким, словно сахарной ватой или жженым сахаром. Рядом присела худая и маленькая женщина. Её серо-розовые крылья торчали из строгого черного брючного костюма. Она вгляделась в Легранда, потом посмотрела на меня.

Мои мысли были только об одном. «Я тебе его не отдам. Я не отдам его Бюро».

— Привет. А классно ты их остановила, Энид Сардо. Классно, стоят как идиоты. Группа захвата, тоже мне, — развязно сказала она и рассмеялась. — Теперь что собираешься делать?

Она кивнула на Лотана.

— Подождем, пока он умрет? — снова спросила она.

Я сжала руки на руке Легранда и продолжала прижимать его к себе.

— Энид Сардо, что ты собираешься делать?

Лотан открыл глаза, его веки дрожали, я шмыгнула носом, глядя на него. И принялась расстегивать его рубашку, не замечая эту женщину. Я дотронулась до его камня.

— О, синий. Красота, — восхитилась она и вырвала меня этим из какого-то забытья.

Сзади опять заорали:

— Стоять! Работает Бюро!

— Ой, да заткнитесь вы и проваливайте, это приказ! Кыш! Кыш! Фу! — она начала махать на них руками, словно на надоедливых мошек. — Выведите этих двух леди!

Она указала на Сэру и Марию Сокол. Я не видела, как их уводили, и потом не могла вспомнить этого.

— Если ты собираешься сделать кое-что, что ты, я думаю, собираешься сделать, то вот тебе совет. Тот второй тоже будет думать, что умер. Слышишь? Ну-ка, кивни, если слышишь, а то вернешь такого же мертвеца. Синие ши-ире, знаешь ли, нечасто встречаются, ты уж постарайся его не убить, а наоборот.

— Замолкни.

— Да это ты замолкни, — рявкнула она. — Вечно считаете себя первооткрывателями. Лунин делал так до тебя, оставляя людей жить в кошках, например. Заткнись, Энид Сардо, и слушай!

Я подняла на неё глаза, чувствуя, как слабеет рука Легранда, как разжимаются его пальцы в моей руке.

— О, есть контакт, — крылатая хлопнула себя по колену. — Ты ждешь, пока остановится сердце, поняла? Кивни. Потом ждешь ещё, не кипишуй и не торопись. Кивни. Считай до десяти и возвращай того другого. Получишь второго человека. А вот дальше до десяти не надо считать и надо быстренько вправить ему мозги. Потому что он умер. Его мозг будет так считать, а тебе надо его переубедить. Заставь его дышать. Жить. Тебе придется силой убедить ши-ире, что он не мертв.

— Откуда ты…

— Ой, давай, сосредоточься. И спаси синий камень. И да, человека там тоже. Да хватит его обнимать, ты же вроде хладнокровная баба, Энид Сардо, возьми себя в руки.

Она грубо взяла мою руку и оторвала от руки Легранда, расцепила его пальцы на моей руке. И положила мою ладонь ему на шею.

— Одну руку на сонную артерию, вторую на камень. Есть пульс? Очнись, блин!

— Да.

— Тогда жди, пока его не станет.

Пульс бился тоненькой струйкой. Мне казалось, что каждый удар его сердца отдавался болью в моем. Как я могу позволить ему умереть?

— Я не могу…

— Можешь, он всё равно умрет, посмотри, в какой луже крови мы сидим, Энид Сардо.

Лотан дернулся, вдохнул с ужасающим хрипом. Его голова запрокинулась назад, а грудь перестала подниматься. На глазах навернулись слезы.

— Считай, Энид Сардо.

С моего виска скатилась капля пота. Я даже не замечала, что сама дрожу. Содрогаюсь.

— Давай… — тихо говорит крылатая. — Да-авай. Давай, ну!

Мне показалось, что уже поздно. Всё поздно и бесполезно.

Я наклонилась, закрыла глаза и поцеловала его. В холодные соленые от крови губы. Вернись, пожалуйста, просто вернись. Просто вернись.

Когда я вновь посмотрела на него, это был уже Шака. Синее сияние исчезло быстро, погасло, обессиленное, и пропало. Он не шевелился.

Ты жив. Ты живой. Слышишь? Пожалуйста…

Он открыл глаза и посмотрел на меня. И куда-то мимо. А потом глубоко вдохнул ртом и снова уставился на меня.

— У меня получилось, — сказала я ему, но выражение его лица не менялось. — Ты меня слышишь?

Он смотрел на меня без выражения. Даже не моргал.

— Шака, — позвала я. — Шед…

Что-то было не так.

— Здорово! Круто!

Крылатая встала и захлопала в ладоши. Но что-то было не так! Он смотрел на меня, будто впервые видит.

— Не кипишуй, он отойдет. Не болтай ты ему на ухо, у него там мертвец на другой стороне камня, — небрежно бросила она.

— Шака, — я не сдавалась, и он вдруг моргнул и сосредоточил взгляд на мне. Протянул руку и провел по щеке.

Потом сел и обнял меня.

— Сладенькие, вам надо отсюда выйти, иначе, боюсь, нас отсюда… «выйдут». А я пока буду думать, что теперь делать с президентом Раттара, который с увлечением разглядывает потолок…

Я обернулась. Крылатая щелкала пальцами возле носа Себастьяна Сокола. В углу сидела кукла Марии Сокол — Себ просто молча следил за всеми взглядом стеклянных глаз на опущенной на одно плечо керамической голове.

Я шла по коридору, заполненному людьми с оружием, которое уже было не нужно. На их одежде везде было это изображение меча с клинком из ши-ире, символом Бюро. Я шла вперед мимо них и вела за руку Шаку. Он просто молча шел за мной… словно кукла.

Он не произнес ни единого слова.

После того, как мне обработали раны на спине, огромный фургон увез нас с Шакой неизвестно куда. Я полагала, что в какое-то здание Бюро, так что здорово удивилась, когда он затормозил возле моего дома.

— Звони, если станет скучно, Энид Сардо, — сказала крылатая с переднего сиденья, её крылья почти весь салон впереди.

— И всё? — спросила я, крепко сжимая руку Шаки, боясь что она исчезнет.

— Конечно, не всё, — хохотнула она. — Но ты поспи, прими душ, поешь. Порефлексируй, а потом я тебя накрою таким количеством вопросов, от которого бы даже Раад зарыдал.

— Вы знаете, что с ним? — спросила я.

— Пока это вопрос побольше, чем ваши ши-ире, друзья мои, — вздохнула крылатая. Она развернулась к нам, крылом задела водителя по голове, он недовольно, но привычно отмахнулся. Она протянула мне свою визитку. Серую, блестящую. «Действующий агент Бюро Исследования Искажений Весенина Ева» — Ты звонишь мне, если что. И только мне. Не Семье. Не этому вашему Каго, он, кстати, в порядке, если тебе интересно, а вот его офицеры с ши-ире — нет. В общем, ты теперь звонишь только мне. И общаешься только со мной. А ты… — она указала на Шаку, он молча уставился на неё. — Ты тоже звонишь мне. Те теневые когти — это что-то новенькое и опасненькое, понимаешь, о чем я? Мы, конечно, будем надеяться, что это опасненькое умрет вместе с твоей другой сущностью. Но кто знает. В общем, вы оба под колпаком, на вас положен глаз и всё такое. Всё, вываливайтесь.

— Ты идешь со мной? — спросила я Шаку. Я хотела, чтобы он пошел со мной. Он кивнул.

Мне очень хотелось услышать его голос. Но Шака молчал.

Измученные, зализывающие свои раны, в обнимку мы проспали почти двое суток. Солнце всходило и заходило, комната то погружалась во мрак, то вновь была освещена зарей. Я слушала его дыхание. Боялась, вдруг он не дышит. Открывала глаза и прислушивалась. Мы словно два зомби торчали в моей квартире и почти не разговаривали. Шака обнимал меня, а я его. Всё тело болело. Порой я не могла пошевелиться.

И я не шевелилась, уткнувшись в его спину, и слушала, как он дышит рядом, как бьется его сердце. Я не могла понять порой, спит ли он. Иногда я просыпалась и вздрагивала от его взгляда, а он притягивал меня к себе и крепко обнимал. Я очень хотела, чтобы он жил. Дышал. Чтобы его сердце билось.

Я так боялась, что там, в бункере, я разбудила кого-то другого. И спрашивала порой в темноте моей спальни:

— Скажи что-нибудь?

В ответ он целовал меня в лоб. И так мы и засыпали. В тишине. В тревожащем меня молчании.